последнего, если на них по-настоящему давят. Регул давил по-насто­ящему.

В это время в городе находился наемник по имени Ксантип. Он был родом из Спарты, и, хотя прошло уже полтора века с тех пор, когда Спарта господствовала в Греции, потомки сохра­нили ее военные традиции. Ксантип предложил повести за собой карфагенское войско, убедив, что у римлян плохой командир и побеждают они только благодаря тому, что карфагеняне еще по-настоящему не сражались.

Властям Карфагена очень хотелось предоста­вить спартанцу право делать все, что он в силах, и Ксантип собрал всех оказавшихся под рукой наемников и всех слонов, которые были в горо­де. (Карфагеняне использовали местных слонов, обитавших в Северной Африке, это вымерший ныне мелкий вид.) Он решил проверить, чего можно добиться дерзостью в войне, в которой до сих пор ее демонстрировали только римляне.

Ксантип напал неожиданно. Римляне, уверен­ные в капитуляции города, были захвачены врас­плох. Кроме того, оказалось, что Ксантип был прав: Регул в общем-то не был способным пол­ководцем. Римская армия, превосходящая кар­фагенскую по численности и по части военно­го искусства, была почти уничтожена, а Регул в 255 г. до н. э. взят в плен. Произошла самая большая военная катастрофа для римлян на суше, и Карфаген был спасен. Война вернулась на Сицилию, где Карфаген заставил Рим драть­ся на море и на суше и держался с ханаанским упорством, но постепенно все-таки уступал упор­ству римлян, которое было по крайней мере не меньшим.

Карфаген, возможно, и не продержался бы так долго, если бы у него не появился более сильный полководец, чем Ксантип, и к тому же не наем­ник, а уроженец Карфагена — Гамилькар. Его имя возникает в истории Карфагена несколько раз. Этот Гамилькар, величайший из всех, отли­чается от остальных своим вторым именем — Барка. То ли это было действительно родовое имя, то ли кличка, поскольку оно означает «молния», а Гамилькар Барка славился быстротой и силой своих ударов.

Величайшей неудачей для Карфагена оказа­лось то, что Гамилькар Барка слишком поздно родился. Ему было шесть лет во время 1-й Пуни­ческой войны. Когда он стал наконец достаточно взрослым, чтобы проявить свои способности и возглавить в 247 г. до н. э. карфагенскую армию (даже тогда ему было двадцать с небольшим), война для Карфагена была почти проиграна. На Сицилии во власти Карфагена оставались только Лилибаум и Дрепанум, стоявшие на западном бе­регу на расстоянии 15 миль друг от друга.

Чтобы отвлечь внимание, Гамилькар Барка высадился с войском на северный сицилийский берег, в горном районе у Панорма, сделав его ба­зой для партизанских вылазок, доводивших рим­лян до отчаяния. В течение нескольких лет он от­бивал все попытки римлян заставить карфагенян уйти. И в этом человеке римляне увидели более сильного и упорного противника, чем весь Кар­фаген.

Но Гамилькар Барка не мог успеть повсюду. Римляне, уже потерявшие на море несколько флотов из- за действий Карфагена и штормов, ко­торые разрушили и множество карфагенских ко­раблей, решились на последнюю попытку. Они построили еще один флот, и в 241 г. до н. э. им удалось снова одержать победу над карфагенским флотом. И теперь мужество покинуло Карфа­ген — он сдался.

Беда была в том, что война длилась четверть столетия, и Карфаген, утратив лидерство в тор­говле, дошел до нищеты. Рим, народ которого кормился за счет сельского хозяйства и почти не имел торговых связей с другими странами, мог воевать и на Сицилии, и на море вечно, а Карфаген нет. Карфагенские купцы решили сокра­тить свои убытки и запросили об условиях пepемирия, хотя Гамилькар еще не был побежден на Сицилии.

По условиям мирного договора Карфаген сдал Риму всю Сицилию. Он сдал даже города-крепо­сти Лилибаум и Дрепанум, которые римляне не смогли захватить, и опорные пункты в горах, от­куда партизан Гамилькара так и не выгнали. Та­ким образом, римляне сделали то, чего не смог сделать ни один грек — ни Дионисий, ни Агафокл, ни Пирр. Они прогнали карфагенян с Си­цилии навсегда.

Для Карфагена 1-я Пуническая война оказа­лась катастрофой не только из-за потери Сици­лии. Она довела Карфаген до разорения. Казна была пуста. Все деньги, которые с трудом уда­лось собрать, пришлось отдать победителям, и Карфаген не смог заплатить своим наемникам, так долго и умело сражавшимся за него.

Возможно, наемники и согласились бы подож­дать своих денег, если бы Гамилькар оставался на своем посту, поскольку доверяли молодому пол­ководцу, обещавшему позаботиться о них. Одна­ко купцам, правившим Карфагеном, Гамилькар не приглянулся именно из-за своих способностей. Они боялись, что он возьмет управление в свои руки и положит конец их коррумпированной и корыстной власти, и поэтому лишили его командного поста.

Тогда наемники, опасаясь, что никогда не по­лучат от купцов своих денег, восстали и приго­товились взять силой то, что, по их мнению, при­надлежало им по праву. Они прорвались через сельскую местность, заняли на побережье западнее Карфагена города Утику и Гиппо и к 239 г. до н. э. фактически осадили город.

Крупные торговцы, понимая, что уступка на­емникам на данном этапе означала бы неминуе­мую и беспорядочную резню, смирились с неиз­бежным и решили, что даже Гамилькар Барка будет меньшим злом. Его призвали обратно, но урегулировать отношения не удалось. Все зашло слишком далеко, и Гамилькару надо было вое­вать с наемниками, чтобы Карфаген устоял. Га­милькар начал дело с присущей ему энергией и блеском.

От осаждавших его наемников Карфаген отде­ляла река. При подходящем ветре эту реку мож­но было перейти. Гамилькар выбрал удобный момент и со всеми людьми, которых смог собрать (10 тысяч человек плюс 70 слонов), переправил­ся через нее и захватил врасплох наемников с тыла. В другом бою он притворился, что отсту­пает, соблазнил наемников пойти на прорыв и захватил их с фланга теми самыми силами, ко­торые, казалось, только что бежали с поля боя. Оставшихся мятежников загнали в Тунис, приго­род Карфагена (разросшийся в конце концов до современного Туниса). Там Гамилькар их забло­ кировал и в итоге уничтожил. В течение этого года Карфаген находился в опасности. Дело в том, что ему подчинялись далеко не все его до­минионы. Рим с нескрываемым интересом наблю­дал, как гражданская война еще больше ослабля­ет противника. На острове Сардиния, триста лет принадлежавшем Карфагену, оккупационная ар­мия, тоже наемная, присоединилась к мятежу. Вполне понятно, что, победив в Африке, Гамиль­кар поведет свои войска на Сардинию и очистит остров от бунтовщиков. Обеспокоенные мятежни­ки попросили защиты у Рима, а Рим только это­го и ждал. Как и Карфаген, Рим любил совер­шать агрессию под видом помощи несчастному просителю.

Используя эту просьбу в качестве предлога, Рим немедленно потребовал, чтобы Карфаген ус­тупил им не только Сардинию, но и находивший­ся севернее нее остров Корсика, а кроме того, заплатил дополнительную контрибуцию. Потря­сенные карфагеняне оказались в тупике. Два­дцать пять лет войны, закончившейся опустошительными набегами наемников, лишили их последних сил, им пришлось сдаться.

Должно быть, в этот момент Гамилькар испы­тал чудовищную ненависть к Риму. То, чего рим­ляне добились, победив в 1-й Пунической войне, они получили в честном бою: им наносили удары, и они отвечали тем же. Теперь же, отобрав два острова у разгромленного и беспомощного про­тивника, они поступили жестоко и коварно. Ос­таток жизни Гамилькар решил посвятить сведе­нию счетов. Но как? За пределами Северной Африки у Карфагена осталась только одна сфе­ра влияния — южный берег Испании. И Гамиль­кар намеревался пойти именно туда. Там он най­дет стойкие племена, которые воспитывают первоклассных воинов и которых от Рима отде­ляет одна лишь суша, а поэтому ему не понадо­бится флот, впрочем, у Карфагена его уже не было. Кроме того, он будет вдалеке от Карфаге­на с его сговорчивыми купцами, думающими только о своей выгоде. Что касается Рима, то он знал, что Испания богата полезными ископаемы­ми, поэтому Гамилькар мог отправиться туда под тем предлогом, что надо их добывать, дабы за­платить контрибуцию римлянам.

В 235 г. до н. э. Гамилькар Барка двинулся в Испанию и основал базу в Гадесе (Кадис), как можно дальше от нежелательного внимания и Карфагена, и Рима. С ним пошел его зять Гасдрубал. Взял он с собой и своего девятилетнего сына Ганнибала. Это имя тоже хорошо известно в истории Карфагена, но в ней никогда не было и никогда уже не будет впредь другого Ганниба­ла, подобного Ганнибалу Барке. Сначала Гамиль­кар не собирался брать с собой сына, но Ганнибал так упрашивал его, что Гамилькар в конце кон­ цов уступил с условием, что мальчик поклянется в вечной ненависти к римлянам. (Спустя много лет об этом рассказал сам Ганнибал.)