были в Девоншире, я понял, что вы залезли в моё убежище, когда увидел на тропинке сигарету с маркой «Брэдли. Оксфорд-стрит». Сейчас я таким же образом опознал целый портсигар. Далее, по следам на рельсах я понял, что трамвай резко затормозил. Ведь немецкие трамваи работают на электричестве и поэтому ездят со скоростью от 10 до 20 миль в час. И, наконец, я увидел рядом клинику.
— Но ведь вы не сразу пошли в клинику! Ведь портсигар не должен был так долго лежать посреди улицы. Любой человек поднял бы его. Как же вы бросили меня, Холмс?
— Я знал, что вы никуда не денетесь. Пока вы лежали в клинике, я исследовал лицо мёртвого охранника, упустившего сокровище. Его попытались усыпить губкой, пропитанной хлороформом. Его вдыхание в течение длительного времени чревато летальным исходом. Когда составлялся текст телеграммы, охранник был ещё жив, но без сознания. Поскольку хлороформ оставался в непосредственной близости от органа обоняния (его не смыли с лица, и к тому же он мог затечь в ноздри), после написания телеграммы охранника уже не было в живых. Вы говорите, это происшествие интересно с медицинской точки зрения.
— Да, Холмс, я помню, что этот способ был применён миссис Аделаидой Бартлетт, которая ввела хлороформ в горло больному мужу. Подсудимая произвела впечатление на публику красотой и величественным поведением, и ей вынесли вердикт «Невиновна».
— Я боюсь, Ватсон, что то, чем миссис Бартлетт произвела впечатление на публику — единственное, чем она вас интересует. Перейдём к делу. Для меня это происшествие интересно с точки зрения криминалистики, поскольку убить охранника можно было более тривиальным способом. Вспомните также Камберуэлльское дело об отравлении. Как видите, ничто не ново под луной. Теперь мы должны выяснить, кто из жителей Берлина оказался ещё хуже, чем Аделаида Бартлетт и мистер Эйнсуорт.
— Вполне вероятно, что преступник планировал лишь усыпить охранника, но перестарался.
— Необязательно. Я не обнаружил рядом с местом убийства следов того, на чём были увезены сокровища. Следовательно, их несли на руках. Преступники, если их было немного, не могли бы успеть унести все сокровища до того, как очнётся охранник. Предположим, что именно поэтому охранник был лишён жизни. В противном случае преступников было бы достаточно, чтобы унести сокровища за один приём, или у них был бы экипаж или автомобиль.
— В Берлине только один автомобиль, и на нём разъезжает Штольц!
— Из моих рассуждений следует, что мы не можем подозревать Штольца лишь на этих основаниях.
Перед этим разговором Шерлок Холмс взял в камере хранения наши чемоданы. По дороге на болото я нёс чемоданы, а Холмс нёс трубу.
Мы дошли до места назначения. На пригородном болоте, покрытом кочками, были уже упомянутые холмы. Действительно, на их склонах я разглядел трубы.
— Холмс, вы не забыли, какая труба не шатается?
— Не беспокойтесь, не забыл, — ответил мой друг, ставя вынутую трубу на место. — Только осторожно, не наделайте здесь лишних следов, чтобы не затруднить мою задачу!
Я благоразумно отошёл в сторону. Холмс достал из кармана часы.
— Итак, сейчас полвосьмого. Теперь мы можем посидеть на болоте и подождать события.
— Какие события?
— Например, кто-нибудь придёт к этим трубам. Если вы не возражаете, мы останемся здесь на ближайшее время.
Он стал осматривать кочки на болоте. Пройдя три кочки, Холмс нагнулся и поднял продолговатый футляр.
— Здесь одновременно побывали ваш почтальон и милая девушка из клиники. Это было поздно вечером.
Он произнёс эти слова с такой непоколебимой уверенностью, что я удивился. Что они делали тут так поздно? У них была прогулка при луне? Между прочим, немцы считаются романтичным народом.
Шерлок Холмс остановился и принюхался, почувствовав некий запах своим необыкновенно развитым обонянием.[8]
— Вы чувствуете запах раствора йода? К сожалению, мне не понятно, откуда идёт этот запах. Ведь, насколько мне известно, болота обладают запахом брома, а вовсе не йода.
Я последовал его примеру и тоже почувствовал запах йода, известный врачам большинства специальностей. Мой друг тем временем посветил фонарём-контейнером[9] , ведь было довольно темно. В пятне света появился блеск. Холмс шагнул вперёд, и фонарь осветил осколки стекла, покрытые тёмными пятнами.
— О, да это никотин!
— Никотин?
— Перед нами никотин в его чистом виде, — начал рассказывать знаток химии, оседлав любимого конька, — то есть бесцветная маслянистая жидкость, которая быстро темнеет на воздухе и хорошо растворяется в воде. Температура кипения 475 градусов Фаренгейта.
— Ясно, что это никотин. Вопрос лишь в том, что он делает в таком неподходящем месте.
Вскоре мы сидели у основания холма, стараясь ничем не выдавать своё присутствие. Холмс продолжал рассуждения.
— Обратили ли вы внимание на то, что берлинский почтальон разъезжает на самодвижущемся экипаже?
— Конечно, ведь у нас в Лондоне такого ещё нет. Да и электрический трамвай оставил у меня незабываемое впечатление.
— Да нет же, дело совсем в другом. Этот вид транспорта дорого стоит, а если Штольц богат, чтобы иметь автомашину, то почему он работает почтальоном? Здесь одно не сходится с другим. Вопрос в том, откуда у него автомобиль. Видели ли вы его сзади?
— Нет, не видел.
— А я ехал вместе с Fahrer des Automobils[10]. Перед тем как сесть туда, я рассмотрел заднюю сторону автомобиля. Там изображён немецкий герб — чёрный орёл с геральдическим щитом на груди и с жёлтой короной над головой. В общем, на машине присутствует герб Германской империи, и, по-видимому, она принадлежала самому кайзеру, а может быть члену правительства или кому-то в этом роде. Далее, вы сами сказали, что, согласно визитной карточке, Эрнст Штольц — единственный почтальон Берлина. А Берлин — большой город. Поэтому ему и понадобилось самое современное средство транспорта, способное быстро доехать до любого дома. В омнибусе и трамвае есть и другие пассажиры, которым будет мешать передвижение транспортного средства по указам почтальона. Велосипед или роликовые коньки могли показаться ему тривиальными.
— Как я начинаю понимать, вы подозреваете почтальона.
— Если герру Штольцу понадобился самодвижущийся экипаж, то он выпросил его у кайзера, о чём говорит герб. Из разговора со Штольцом я узнал, что он побывал в Рейхстаге именно тогда, когда фон Шлиффен завёл разговор о «золоте Трои», а Вильгельм II вздумал устроить осмотр прямо там. Поэтому Штольц знал, что скоро рядом окажутся находки Шлимана. В отчёте вы сообщили о том, что написано на визитной карточке. Почтальон, подобно Уильяму Гладстону, оказался der Verehrer des Homers[11]. Далее вы писали о сообщении солдата, то есть меня, о том, что некто предлагал женщине «украшения для ношения в свободное от дежурств время». Штольц возил на автомобиле медсестру, больше никого. Их голоса, баритон и меццо-сопрано, соответствуют голосам людей из статьи в Berliner Lokal-Anzeiger. Der Verehrer des Homers может обвешать фройляйн Клозе украшениями из «клада»…
— Зачем?
— Генрих Шлиман превратил жену-гречанку в археолога, она даже делала доклад в Британском Археологическом обществе. Я видел фотографию, где фрау Шлиман обвешана украшениями из «клада Приама». Должен признаться, здесь одна неувязка. В нашей стране незамужним женщинам не полагается носить украшения. Но мы находимся в Германии, и здешние порядки могут отличаться от привычных нам.
Из вышеперечисленного я сделал вывод, что мы игнорировали обед и теперь сидим на болоте лишь