громко закричал от страха довольно тонким голосом. Его псина злобно зарычала и залаяла. Митяй поднял шлем, чтобы показать себя, и бегло оглядел охотника и его собаку. Охотник оказался довольно мухортенький, среднего роста и не шибко широкоплечий, несмотря на меха, в которые был укутан с головы до пят. Копьё его, с примитивным кремнёвым наконечником, также не вызывало никакого уважения, зато псина была знатная. По внешнему виду это была вылитая хаски, только ещё крупнее, размером почти как его Крафт, с мошной грудью и белоснежными клыками, да к тому же ещё и сука, из-за чего Митяй тут же воскликнул:
– Крафт, займись дамой.
Его пёс моментально выпрыгнул из багажного ящика и, виляя хвостом, направился к охотнику и его собаке, от которых они остановились метрах в пятнадцати. Собака перестала злобно рычать, а охотник – из-под мехов Митяй видел только его серые глаза – тихо ойкнул и медленно сел на снег, осторожно вытягивая правую ногу. Тут Митяю стало ясно, почему тот не смог забраться на скалу. Видно, либо сломал, либо вывихнул ногу.
Митяй, не вдаваясь в расспросы, некогда было, волки уже почти добежали до них и находились метрах в трёхстах, сидя в седле мотоцикла, прицелился и без долгих размышлений выстрелил в грудь самого здоровенного, бежавшего посередине. Того отбросило назад, и он тотчас откинул хвост. Ботаник угадал и первым же выстрелом убил вожака стаи, отчего все остальные волки мигом остановились. Митяй, не трогаясь с места, дал газу, мотор взревел, заревел и он сам, как оглашённый, и двинулся на волков, но не очень быстро. Те, увидев столь опасного махайрода, моментально задали стрекача, и уже минуту спустя их и след простыл, а Митяй подъехал к убитому волку, соскочил со снегохода и собрался вытряхивать его из шкуры. Пуля, угодив волку в грудь, прошла навылет, вырвав здоровенный клок мяса за левой лопаткой.
Через пять минут Митяй не спеша сдирал с волка шкуру, чтобы не попортить её, а потом ещё прошелся по мясной стороне ножом, как скребком, и почистил снегом. Занимаясь своим делом, он тем самым давал охотнику прийти в себя и понять, что тот имеет дело с коллегой. После этого, уже без страшного шлема на голове, он подъехал к охотнику и обомлел, одновременно чуть не завопив от радости. Перед ним на снегу сидела молодая, судя по чумазой мордашке, охотница, прижимала к себе обеих собак и стучала зубами, похоже, от холода. Крафт вовсю ухаживал почему-то за ней, а не за появившейся у него подругой, и облизывал девушке лицо, хотя тут, похоже, требовались мыло и мочалка. Хотя его мотоцикл громко дырчал и вонял на всю округу бензиновой гарью, она, к его удивлению, не проявила никакого беспокойства. Особого восторга от встречи с ним явно тоже не испытывала, вела себя спокойно, с достоинством, только очень уж упорно сверлила парня пристальным, немигающим взглядом больших сине- серых глаз.
Митяй, подъехав поближе, развернул снегоход так, чтобы его нарты оказались прямо перед охотницей. С замирающим от радости сердцем он соскочил с него и, подняв правую руку, дружелюбно улыбнулся. Но, видя пристальный, настороженный взгляд девушки, промолчал и поиграл с ней пару минут в гляделки, после чего спокойно повернулся к девице спиной. Её копья он не боялся – Крафт, хотя и взял её под свою защиту, моментально бы этому воспрепятствовал, а из положения сидя охотница даже не смогла бы своим копьём пощекотать ему задницу.
Митяй поставил нарты метрах в шести от девушки и достал из меховой торбы с провизией, пошитой из кабаньей шкуры, большой охотничий термос с колбой из нержавейки, укутанный половинкой старого шерстяного одеяла. Термос он этим утром наполнил горячим чаем. Потом он достал поллитровую кружку своего собственного изготовления. Наполнив её до краёв, он протянул чай охотнице и знаками показал, что та должна его пить.
Девушка посмотрела с удивлением сначала на чай, потом на него, осторожно взяла кружку руками, обмотанными меховыми лентами, и сделала первый глоточек. Сладкий травяной напиток – в каменном веке уже росли душица и зверобой – с арбузным сиропом вместо сахара ей понравился, и она с удовольствием выхлестала целую кружку, уставилась на Митяя и что-то залопотала, кивая. Улыбнувшись девушке, он тотчас соорудил для неё громадный бутербродище из двух лепёшек и большого толстого ломтя буженины из мяса носорога. Второй кусок мяса, уже побольше, он кинул на снег рядом с её псиной, к чему Крафт отнёсся совершенно равнодушно. Пока доисторическая собака ела мясо, он быстро устроил в нартах сидячее место для охотницы, постелив сначала волчью шкуру, почти всех блох из неё он уже выбил, а потом тюфячок из тонкой брезентовки, набитый шерстью. После этого он постелил на нарты шкуру махайрода и только затем аккуратно поднял и усадил на неё девушку, от которой исходил далеко не самый приятный запах, заботливо подоткнув под тюфячок накинутую на неё шкуру махайрода. Та так увлеклась бутербродом, что даже не обратила на всё это внимания, а может быть, просто сделала вид. У юной отважной охотницы, кроме копья длиной метра в два, которое Митяй поначалу хотел выбросить, был с собой ещё и вещмешок из не менее вонючей шкуры, и ему не захотелось даже заглядывать в него и интересоваться, что может лежать в «ридикюле» девушки каменного века, но он привязал его позади спинки нарт.
Подождав, когда собака охотницы, возле которой теперь ужом вился Краф, слопает ещё один кусок мяса, Митяй, привязав для страховки девушку к нартам, отправился в обратный путь. На этот раз он уже не штурмовал холмы и ехал не так быстро, чтобы собаки поспевали за ними. Через три с половиной часа, как раз начало смеркаться, они подъехали к воротам. Он соскочил с седла, достал длинный кованый ключ с фигурной головкой, вставил его в круглую дырку и, покрутив, открыл задвижку. Ухватившись за стальные кольца, он рывком распахнул тяжёлые дубовые ворота настежь, заехал внутрь, потом закрыл их и надёжно запер.
Ещё через пять минут, бросив мешок охотницы на снег рядом с крыльцом, Митяй потащил нарты с сидящей на них девушкой, основательно запорошенной снегом из-под колеса, в дом. Ему не терпелось как можно скорее раздеть эту красотку донага, но не с весьма прозаической целью, а чтобы затолкать в ванну с горячей водой, а её у него была нагрета керамическая ёмкость чуть ли не на четыре куба, и хорошенько выкупать. Все её вонючие меха он хотел немедленно выбросить, облить бензином и сжечь. Только потом Митяй был намерен начать с этой девушкой разговор на тему сначала дружбы, а потом уже и всего остального. Не ранее.
Сбросив в прихожей с нарт тюк со съестными припасами и второй с охотничьим снаряжением, а также сняв с девушки шкуру махайрода, он вытащил из-под неё волчью шкуру и выбросил её за дверь, на мороз, после чего, сбросив с себя тёплую куртку, потащил нарты прямиком в ванную комнату, в которую можно было войти как из коридора, так и из его спальной комнаты. В тёплом коридоре меха девушки и, кажется, даже сама она стали источать ещё более резкие ароматы, так что тащить нарты прямиком в спальную комнату было бы верхом идиотизма, если в доме имеется ванная и здоровенный бак с горячей водой, не говоря уже о туалетном мыле, дорогих шампунях и даже духах.
Втащив нарты в ванную, Митяй подошёл к девушке, улыбнулся и, развязав страховку, принялся снимать с её головы меховой башлык. Та не сопротивлялась, но смотрела на него несколько настороженно. Когда он снял с охотницы её вонючую косынку, то очень удивился, увидев, что у той светло-русые волосы. Кого-кого, а почти блондинку, да к тому же ещё с очень приятными, практически славянскими чертами лица, он никак не ожидал увидеть в каменном веке. Во всяком случае, на неандертальца его гостья совершенно не была похожа. Ничего такого, вроде мощных надбровных дуг, на её лице и близко не наблюдалось. Ну, может быть, на роль супермодели она и не годилась, но у неё всё же было красивое округлое личико с прямым носиком, пухлыми губами и большими серыми глазами, окаймлёнными длинными и тёмными пушистыми ресницами. Её волосы были обильно смазаны прогорклым вонючим жиром, гладко зачёсаны и стянуты на затылке в конский хвост, причём не слишком длинный. Митяй не стал раздевать красавицу дальше, а принялся наливать в большую ванну горячую воду, гадая, сумеет ли он полностью заголить отважную охотницу или нет и тем более затолкать её в ванну.
Можно сказать, Митяй сжал всю свою волю в кулак. Нет, вовсе не оттого, что ему хотелось наброситься на девушку с вполне определёнными намерениями. Скорее наоборот, чтобы не выбежать из ванной комнаты прочь, – таким крепким и неприятным, да что там, просто тошнотворным оказался запах её мехов. Тут уж ни о каких чувствах не могло идти и речи, кроме только одного – чувства брезгливости.
Вместе с тем Митяй понимал: если он хочет, чтобы эта особа прониклась к нему хоть какими-то чувствами, он должен вести себя с ней по-джентльменски, что, однако, вовсе не говорило о том, чтобы начать долгие ухаживания и ждать месяц, а то и все два, прежде чем он ляжет с ней в постель. В этом плане суровые законы каменного века были полностью на его стороне – кто девушку ужинает, тот её и
