с нитками у него проблем не было – Митяй навострился вить их из льняной пряжи, причём довольно прочные, хотя и несколько толстые, ну да ничего, не шелка ведь шить, к тому же кое-какой запас ниток у него тоже имелся. Жаль только, что из красителей, кроме луковой шелухи, да ещё буровато-чёрных чернил, изготовленных из дубовых орешков, у него ничего под рукой не имелось. Лук он выращивал ничуть не хуже самого знатного корейца, а потому в луковой шелухе недостатка не испытывал и даже покрасил ею в красивый красно-коричневый цвет свитер, связанный из шерсти Крафта. Второй свитер, из шерсти носорога, даже не пришлось красить, он и так имел глубокий коричневый оттенок.
Снегопад шёл три дня, и после него погода действительно переменилась: на улице было всего минус девять. За это время Митяй превратил Ижика из мотоцикла в снегоход, поставив его на широкую лыжину, и, как только снег перестал валить, принялся его испытывать, надеясь, что заднее колесо с гребными лопастями и шипами вихрем понесёт его по снегу и не подведёт.
Да уж, подвести оно не подвело, вот только по рыхлому снегу его снегоход двигался довольно медленно, немного быстрее пешехода, и тут Митяй уже ничего не мог поделать. Зато как только он выезжал на те места, где ветерком снег малость сдуло и под колесо попадал более плотный снег, скорость моментально увеличивалась.
Пока он ездил по латифундии на снегоходе, подул южный ветер, принёс с собой тепло, и снег прямо на глазах стал помаленьку оседать. Митяй отогнал снегоход в гараж и занялся теми волчьими шкурами, которые намазал с мясной стороны известковым тестом, сложил в стопку в большом деревянном корыте и залил водой. Со шкур первого отстрела уже легко выдергивалась волчья шерсть, которую он тоже собирался пустить в дело, на шерстяную пряжу. Она была довольно длинной и хорошо свивалась в нить на прялке с педальным приводом. Доставая попарно эти шкуры, он принялся за работу.
Кожевенную мастерскую Митяй устроил в угловой северной комнате, подальше от жилого помещения, кухни и продовольственного склада с сухими продуктами, так как в ней стоял очень сильный и весьма неприятный дух, исходивший от большой дубовой бадьи с забродившим уже киселём из пшеничных отрубей. Но до того, как загрузить в неё волчьи шкуры, с них нужно было сначала согнать всю шерсть, чем он и занялся. Стараясь дышать через раз, лучше, конечно, было бы совсем не дышать, он разделил две шкуры, соскрёб тупым ножом с одной известь, бросил шкуру на стол и принялся сильными, но мягкими движениями ножа сгонять шерсть, складывая её в большой деревянный ящик. Пригодится, однако.
Вскоре все шкуры облысели настолько, что можно было пустить в ход и технику. Митяй загрузил их в деревянный барабан, засыпал в него дубовых чурочек, опилок и извести, залил несколько вёдер воды и включил электродвигатель самодельного, зато мощного, два киловатта, заточного станка, а сам отправился на скотный двор к самому страшному помещению, входить в которое он, честно говоря, очень не хотел, потому что в нём находились две бадьи, одна побольше, с механической мешалкой и пока что пустая, а вторая с шакшой, то есть с натуральными собачьими экскрементами, которые вот уже добрых две недели бродили, а точнее, попросту гнили в тепле, издавая жуткое зловоние. Ему нужно было проверить, идёт ещё брожение или уже закончилось. Побыв в тошнотворной вонизме пять минут и убедившись, что всё готово, Митяй пулей вылетел из лайковой дубильни.
Увы, но всё, что так сильно воняет и доставляет массу неприятностей во время работы, потом превращается в замечательные, просто изумительные вещи. Только так Митяй и мог выделать отличную лайку, из которой можно будет пошить верхнюю одежду. Сцепив зубы и мужественно преодолевая порывы к рвоте, он четыре дня занимался шкурами, прежде чем пошёл к выпиленной в Марии проруби и там основательно промыл их в ледяной воде. Зато после того, как волчьи кожи высохли и покрутились в деревянном барабане с отрубями и деревянными чурочками, они превратились в прекрасную, мягкую лайку, которую он тут же заложил в два красильных чана с чёрной и красно-коричневой краской, радуясь, что получил наконец отличную прочную кожу для шитья штанов и курток. Рубахи и трусы ему вскоре предстояло носить замшевые. Пока Митяй валандался со шкурами, оттепель закончилась и начало примораживать, а через два дня образовался такой прочный снежный наст, что его даже не пропиливало колесо снегохода.
Утром, предварительно собравшись, он прицепил к снегоходу нарты с провизией и снаряжением и отправился на охоту. Места, лежавшие к северу от построек, Митяй пусть и не исследовал основательно, но хотя бы осмотрел, а потому решил смотаться на южный фланг и посмотреть, что творится там. Он оделся потеплее и даже взял с собой шкуру махайрода вместе с головой, чтобы по дороге к нему не приставали всякие большие тёмные индивиды.
Снегоход мчался по насту со скоростью не менее двадцати пяти километров в час, и Ботаник, выкручивая педаль газа, то и дело во весь голос от восторга весело вопил. Крафт, прижав уши, сидел в багажном ящике у него за спиной вместо балласта, он весил уже под девяносто килограммов, и даже не тявкал. Впрочем, Митяй особенно не рысачил. Поднявшись на высокий холм километрах в двенадцати от своей латифундии, он остановился, достал бинокль и стал рассматривать окрестности. Позади, как на ладони, перед ним лежало его хозяйство. Он впервые увидел её всю целиком и даже ахнул от удивления:
– Ни фига себе я нагандобил делов! Это же с ума сойти!
Однако вслед за этим Митяй со вздохом был вынужден констатировать, как же много ему ещё предстоит построить и сделать, чтобы превратить своё поселение в очаг цивилизации, которым он сможет гордиться по-настоящему. Ну, с этим он мог не спешить, а потому принялся рассматривать лежащую перед ним холмистую местность, изредка поросшую деревьями и кустарниками, укрытую снегом и изборождённую следами.
Наследили в основном мамонты и шерстистые носороги, а также гигантские олени и лоси, а они были ничуть не меньше них размером. Километрах в трёх к западу он как раз увидел стадо мамонтов, завтракающих молодым сосняком. Похоже, что для них минус двенадцать градусов – самая комфортная температура, и даже огромные самцы весело резвились и трубили, выдувая струи пара, как лохматые паровозы. При этом соснячок они съедали чуть ли не под ноль, оставляя после себя парящие кучи навоза.
Слева, километрах в пяти, Митяй разглядел пасущихся шерстистых носорогов. Это была самка с двумя детёнышами, один был почти взрослый, а второй малыш лет двух. Все трое так же чуть ли не под ноль стригли какой-то кустарник. Экологу даже стало интересно, как при таких могучих и прожорливых едоках в каменном веке умудрялись вырастать весьма нехилые леса? Что мамонты, что носороги, да и гигантские олени на пару с лосярами не стесняясь трескали молодые ветки и кустарники, а не одну только траву. К тому же и громадные пещерные медведи, если не врут справочники, тоже были травоядными. Тем не менее леса как-то вырастали.
Митяй постоял на вершине высокого холма, чуть ли не горы, с полчаса, выбрал себе направление и поехал к следующей возвышенности. В принципе он отправился на охоту и хотел подстрелить хотя бы с десяток, лучше два, волков, да и от нескольких крупных махайродов достойной пушистости тоже не отказался бы, но ничего такого пока что не увидел.
До другого холма, малость пониже, ехать было километров восемь, охотник домчался до него быстро и с него увидел не только волков. Впрочем, как раз волков он увидел сразу же, едва только выехал на вершину. Стая шкур эдак в тридцать-тридцать пять, что Митяя обрадовало, резвой рысью неслась куда-то по своим делам с востока на запад, то есть прямо перед ним слева направо. Впрочем, как только он стал высматривать их в бинокль и немного пригляделся, то увидел, что волки лёгкой рысцой бегут вдоль едва заметной цепочки следов. Увидев следы, он насторожился, повёл биноклем вдоль них и вскоре упёрся взглядом в невысокую скалу, под которой стоял доисторический охотник в мехах с копьём в руках и большая собака. Настроение у Митяя немного подпортилось. Он тутже соскочил с мотоцикла, достал из нарт свёрток со шкурой махайрода и мотоциклетным шлемом с громадными клыками и быстро набросил её на себя.
Охота отменялась, начиналась спасательная экспедиция, так как доисторического охотника нужно было срочно выручать из этой передряги. Со своим копьём и собакой он не продержится против волков и минуты. Митяю даже стало удивительно, что этот охотник, добежавший до скалы, не взобрался на неё. Вот тогда у него появились бы шансы дожить до весны и, хотя стать очень худым, всё же остаться в живых.
Приказав Крафту сидеть в багажном ящике и не высовываться, он вскочил на снегоход и, накрыв плащом своего спутника, на максимальной скорости помчался к скале, а когда подъехал к ней, охотник
