— И спала у него?
— Не только.
— Ну и как, тебе понравилось?
— Рауль, я не хочу ничего рассказывать. Это только причинит тебе боль. А я не хочу, чтобы мы продолжали делать друг другу больно.
Голос ее дрожал, чуть не срывался, она боролась со слезами, и пока ей удавалось сдерживать их.
— Ты посчитала, что обязана так поступить? — спросил я.
— Обязана? — Мучительная пауза затянулась. — Обязана ли я? Да, можно и так сказать. Не знаю, смогу ли объяснить тебе это.
— Ну, как считаешь, ты не зря так поступила?
— Возможно.
— Так почему же ты вернулась?
Миранда не ответила.
— Из-за Ирис? — спросил я.
— Забери ее, — сказала она, усаживая ребенка мне на колени. — У тебя намного лучше получается заботиться о ней. — Она встала и подошла к окну. Она стояла спиной ко мне и неожиданно закричала: — Но почему, ради всего святого, почему
— Теперь мы в расчете, — спокойно сказал я.
— Думаешь, так надо жить? Думаешь, все так просто?
— Можешь ответить мне всего на один вопрос? — спросил я.
Она снова села и улыбнулась.
— Я знаю, о чем ты спросишь, — сказала она.
— Знаешь?
— Да. Ты хочешь спросить, собираюсь ли я продолжать встречаться с ним.
— К примеру.
— Я не могу ответить на этот вопрос. То есть это зависит от тебя.
— Как это может зависеть от меня? Это не у меня роман. У меня нет романа ни с Хуаной, ни с кем другим.
— Только ты можешь сделать нашу жизнь здесь сносной, — сказала Миранда.
Я изо всех сил пытался. Просто рана была слишком глубокой.
Первые три или четыре дня после измены Миранды у нас все было великолепно, так, как давно уже не бывало. Я был бесконечно нежным и всепрощающим, и это действовало на Миранду. Между нами возникла огромная нежность, нежность, вызванная тем, что мы оба грустили по чему-то ушедшему. Никто из нас не был готов разорвать наши отношения, и мы предоставили это обстоятельствам, которые сильнее нас. В ожидании волн, которые разобьют нас о камни, мы плотнее прижимались друг к другу. Крепко, отчаянно. Каждый вечер я засыпал, держа Миранду в объятиях. Она всегда засыпала раньше меня, и как только она засыпала, я начинал понимать, насколько одинокими мы были. Я лежал и глотал слезы, она лежала и видела сны о других местах и о другой жизни, может, и о других мужчинах.
Тысяча накопившихся у меня вопросов была похожа на ядовитых маленьких насекомых, забравшихся мне под кожу, отложивших там яйца и возившихся так, что зуд стал невыносимым. Я был должен это сделать. Как только я раскрыл шлюзы для первого вопроса, полезли и остальные девятьсот девяносто девять, один за другим, а некоторые даже неоднократно. Вопросы были, конечно, вроде: «А кто он?» Или: «А он был лучше меня?» Или: «Ты случайно выбрала именно его?» Четыреста или пятьсот вариаций на эти темы. И Миранда уступала. Миллиметр за миллиметром она выдавала свою историю, ровно настолько, чтобы у меня появилось желание выспрашивать дальше.
Итак, когда шок прошел и был восстановлен хрупкий мир, настала очередь последних вопросов. Таких, как «Где ты была?», «С кем ты сегодня разговаривала?» и, конечно, «О чем ты думаешь?» (что в данной связи означало: «Ты что, снова думаешь о
В этот период произошло радостное событие. Одна из секретарей СПДИК, женщина по имени Рита Геблер, пришла ко мне на работу, чтобы передать лично в руки письмо. Она ездила в Мехико и встречалась с Рубеном Элисондо.
Я прочитал его письмо, пока Рита сидела в кабинете и курила.
— Это здесь ты напечатал свою книгу? — вдруг спросила она. Я перепугался до смерти, но она сказала, чтобы я не беспокоился. Она прочитала ее с большим интересом. Я мог чувствовать себя в безопасности.
В письме содержались великолепные новости. Рубену Элисондо очень понравились мои новые стихи, и он нашел мне мексиканское издательство, «Пренса Тлателолко» из Мехико. Они захотели издать отредактированную версию «Instrucciones» (включив в книгу два или три стихотворения из моего первого сборника) как можно скорее, при условии, что я дам свое согласие. Речь даже шла о гонораре наличными, и Элисондо интересовался, как ему передать мне эти деньги. «Пренса Тлателолко» начала предварительные переговоры с издательством в Буэнос-Айресе, которое тоже было «очень заинтересовано». Если я не буду возражать, два издательства могли бы отпечатать книгу совместно.
Но было и то, чего стоило опасаться, предупреждал Элисондо. То, что составляло достоинства книги, одновременно делало ее издание проблематичным — открытая и бесстрашная критика кубинского образа мышления и политики. Сложность в том, писал он, что на официальном уровне между Мексикой и Кубой существовали тесные связи. Особенно в области культуры. Мексика, страна, романтизировавшая свою революцию до абсурда, поспешила идеализировать и нашу. Такого не сказал бы ни один политик, но в сфере культуры люди не слишком заботились о правде жизни. Если бы какой-нибудь поэт испортил глянцевую картинку, это могло создать проблемы. Элисондо беспокоился о моей безопасности. Не задумывался ли я всерьез над тем, чтобы покинуть Кубу? Потому что у него есть контакты, которые могут оказаться полезными.
— Ну как, хорошие новости? — спросила моя гостья.
— Очень, — сказал я. — Как мы теперь поступим? Я хочу ответить.
Рита прекрасно понимала, что есть вещи, которые лучше обсуждать за рамками государственных организаций и государственной системы культурной бюрократии, поэтому спросила, хочу ли я, чтобы она передала мой ответ Элисондо по личным каналам.
Я быстро нацарапал несколько строк Рубену. В основном «да», «мы должны обсудить это», «наверное» и «почему бы нет?». Внезапно меня осенила одна идея, и я нашел один из немногочисленных оставшихся у меня экземпляров «Последнего допроса тунеядца-гомосексуалиста и так называемого художника…» и положил в конверт перед тем, как его заклеить.
Я с радостью думал о том, что увижу столицу Мексики. Самый большой город в мире, расположенный на высоте две тысячи пятьсот метров над уровнем моря, построенный на руинах тысячелетней ацтекской цивилизации. Именно там, в доме Марии Антонии, познакомились Фидель и Че и сразу прониклись друг к другу симпатией.
Я поехал домой к Миранде и сообщил ей радостные новости. Она сказала, что гордится мной и теперь понимает, почему я решил отпечатать вторую книгу таким способом. У первого сборника не было никаких шансов быть изданным за границей, объяснил я. Он был недостаточно смелым.
Мы решили отметить это событие. Несмотря на то что я еще не получил никакого гонорара, нам удалось наскрести немного денег, достаточно для похода в ресторан, а может, и для того, чтобы после этого сходить потанцевать. Мы с Мирандой никуда не ходили вместе с рождения Ирис. Какое-то время мы были убеждены в том, что именно из-за этого наши отношения стали портиться, поэтому на тот вечер возлагали большие надежды.
Днем приехала моя мама и забрала Ирис. Мы остались одни. В квартире возникла давящая пустота, и я следил за тем, чтобы не заполнить ее вопросами, которыми обычно мучил Миранду. Вместо этого я
