весь окружающий хаос.
«Вот оно! Вот!» — сказал я себе. На горизонте появилась точка, которая с каждым мгновением увеличивалась в размерах. А следом, словно в подтверждение моих слов, я услышал негромкое «пум-пум- пум» вертолетных винтов. Поначалу звук этот был настолько тихим, что я затруднялся сказать, издают ли его винты или мое колотящееся сердце. Но вскоре я уже ясно различил очертания вертолета и услышал его гудение. Ощущение было такое, что мне на помощь спешит кавалерия. О, принеси мне денег, кавалерия, принеси мне побольше денег!
Через несколько минут большая серебристо-серая с белым машина повисла над моей головой, сдувая с земли простыни да и все, что не было к ней привязано. Я ощутил удары создаваемых винтами вертолета воздушных струй, и вопли мамы потонули в громовом гуле, который порождали эти струи в моей груди. Даже голых «Артистов лунного света» и тех куда-то сдуло. Я отступил назад, наблюдая, как вертолет спускается, точно во сне, с неба и мягко приземляется перед нашей конторой.
Дверь его отъехала в сторону и на землю спрыгнул молодой человек в длинных каштановых кудрях. Одет он был в жилетку, джинсы, «вьетнамки» — а вот рубашки на нем не было.
— Ты Эли? Майк Ланг! Рад тебя видеть, дружок, — улыбаясь во весь рот, сказал он. И пожав мне руку, добавил: — Дорога к вам была долгой.
Я был ошеломлен настолько, что поначалу не смог ничего сказать.
В то утро я прочитал в местной газете «The Times Herald-Record» сообщение о том, что достойные жители Уоллкилла — городка, расположенного всего на пятьдесят миль южнее нас, — отменили «Вудстокский фестиваль музыки и искусства», который должен был состояться на их земле. Городской совет отозвал выданное им поначалу разрешение из страха перед тем, во что может обратить их городок как сам концерт, так и его публика. По оценкам Майкла Ланга, продюсера фестиваля, на концерт могло собраться до пятидесяти тысяч зрителей. И когда городские отцы Уоллкилла представили себе, как в их честный город стекается пятьдесят тысяч хиппи, а с ними и торговцы разнообразными наркотиками, они вдруг запаниковали. Ни в коем случае, таким был их официальный вердикт.
«The Times Herald» сообщала, что организаторы концерта вложили в сценические конструкции, звуковое оборудование, средства подвода воды и туалеты около двух миллионов долларов. Судя по всему, сотни грузовиков и трейлеров с оборудованием и материалами уже направлялись к Уоллкиллу, сотни техников простаивали, готовые приступить к работе. Если организаторам не удастся в течение двадцати четырех часов подыскать новое место, концерт придется отменить. Они уже собирались потребовать через суд, чтобы им вернули вложенные ими деньги.
Сам по себе фестиваль никакой новости для меня не составлял — он вот уже несколько месяцев был главной темой местных газет. И почти во все это время мне приходилось бороться с осаждавшими меня демонами — особенно по ночам, когда у меня появлялось время обдумать тот факт, что вселенная в который уже раз вступила в заговор, поместив решение всех моих финансовых проблем на расстоянии вытянутой руки — вернее сказать, на расстоянии всего в пятьдесят миль от меня. Понятно, что расстроен я был до крайности — настолько, что начал гадать, не атеизм ли мой мне вредит. Не исключено, что Бог все- таки существует и, быть может, Он и Моисей как раз в эту минуту хохочут, поджаривая меня на медленном огне. «Держи свою ножищу наготове, Моисей. Сейчас мы из этого комка мацы лепешку сделаем»
И вот, похоже, появился шанс все изменить. Вудстокский фестиваль музыки и искусства нуждался в приюте и в официальном разрешении. «Разрешение у меня есть, — сказал я себе. — А приют я им предоставлю». Мой мозг пританцовывал, рисуя радужные картины, которые раньше приберегались им лишь для воображаемых сексуальных подвигов да романтических вечеров в «Мулен-Руже» или нью-йоркских садо-мазо клубах. Новая возможность стучалась в дверь моего мотеля. «О Боже! Мы можем провести фестиваль у себя!».
Я прочитал эту газетную статью, сидя в моем офисе вместе с несколькими членами труппы «Лунного света», а, прочитав, снял с телефона трубку и позвонил Майклу Лангу.
— Вы знакомы с Майклом? — спросил на другом конце линии чей-то голос.
— Нет, я его не знаю и он меня не знает, — ответил я. — Я президент Коммерческой палаты Бетела и владелец международного курорта «Эль-Монако» в Уайт-Лейке. У меня имеется действующее разрешительное свидетельство на проведение фестиваля музыки и искусства и около пятнадцати акров земли, которой может воспользоваться Вудсток. Хоть сейчас, если не раньше.
Линия смолкла и я вдруг заметил, что обступивших меня актеров «Лунного света» колотит дрожь. И тут раздался голос Майкла Ланга.
— Где ты, на хер, находишься, малыш? — спросил он. — И каковы твои условия?
— Шоссе 17Б. Уайт-Лейк. Примерно в пятидесяти милях от вас, если ехать по магистрали.
— А лужайка у тебя, на хер, имеется? — спросил он.
— Лужайка имеется. Большая.
— А белые простыни?
— Что? Конечно, имеются. У нас же тут мотель.
— Тогда разложи гребанные простыни на лужайке — крестом, малыш, — и через пятнадцать минут мы будем у тебя. Я уже смотрю на карту. Там есть что-нибудь приметное? Вывеска какая-нибудь? Чтобы мы могли определиться с воздуха?
Я залепетал что-то о вывеске «Эль-Монако», о стыке с 55-й магистралью, о «Кумушкиной блинной».
— Мы уже в пути, малыш, — сказал Майк Ланг и повесил трубку.
Годами я надеялся, что в моей жизни случится нечто большое и важное, и теперь дрожал как осиновый лист. Я положил трубку и слышавшие каждое слово нашего разговора артисты «Лунного света» приветствовали меня дружным «ура». Они понимали, что если в Уайт-Лейке состоится большой концерт, это даст хорошие шансы и их труппе. И теперь запрыгали вокруг меня. «Мы знали, что ты сможешь сделать это, Эллиот! Ты настоящий мужик!»
После чего они выбежали на лужайку и пустились в пляс. А затем проделали единственное, что, по их мнению, могло быть воспринято Майклом Лангом как радушное приветствие — сбросили одежду и продолжили свой танец в чем мать родила. Танцуя, они передавали один другому губную помаду и пригоршни грязи, выводя ими на своих телах слова любви и символы мира во всем мире.
Я же, не обращая внимания на этот хаос, вытащил из стоявшего в конторе шкафа простыни и разложил их, как мне было сказано, крестом.
Когда над нами повис сдувавший все внизу вертолет, мне пришло в голову, что появляться подобным образом способны только мифические герои. Обычный человек не может просто взять да и заказать вертолет, который понесет его над скоростной магистралью штата Нью-Йорк. Нет, и сам Гомер не додумался бы до чего-то более возвышенного и более приличествующего тому, кто выскочил сейчас из фюзеляжа и теперь направлялся ко мне.
По пятам за Майком следовала хорошенькая молодая женщина, бывшая, как я вскоре узнал, его помощницей, Пенни. Она несла на руках крошечного йоркширского терьера, чувствовавшего себя в этом переполохе как дома. А по пятам за Пенни вышагивали два весьма хипповатых молодых человека, представиться мне не удосужившихся. Все они, во главе с Лангом, приблизились ко мне, Майк протянул руку.
После обмена приветствиями Майк Ланг сказал:
— Ты меня не помнишь, Элли?
На миг я растерялся — этим именем меня назвали только родные.
— Разве мы знакомы? — спросил я.
— Бенсонхерст! Семьдесят третья улица, — ответил Ланг. — Мы выросли рядом друг с другом. Я жил через улицу от тебя! Мы вместе играли в стикбол. Я — Майк Ланг, — снова представился он. — А ты — Элли Тейхберг.
Впоследствии кто-то назвал Майка Ланга «космическим эльфом» и это определение было недалеким от истины. Дополнением к его спадавшим на плечи каштановым кудрям служили большие, круглые, словно светящиеся глаза, округлые же щеки с ямочками и широкий рот, уголки которого загибались, когда Майк улыбался, кверху, — а улыбался он часто, казалось, что-то постоянно его забавляет.
