раскачивать их лет десять. Малый театр усердно посещается, потому что он симпатичен. Корш перебивается с хлеба на квас, потому что его театр лишь терпят, но не любят. Театров для интеллигенции и средней публики в Москве пока достаточно, и если в чем чувствуется недостаток, так это только в народном театре. Вы могли бы создать хороший народный театр, и это дело вполне удовлетворило бы Вас, мне кажется, но Солодовник театр не годится для народного и, чтобы вести это дело в Москве, надо безвыездно жить в Москве. Так я думаю.

После 10-го апр уезжаю в Мелихово. Буду стараться много есть и ежедневно взвешивать себя на весах - препротивное дело. Если не буду прибавляться в весе, то придется ехать на кумыс.

Третьего дня я послал Вам письмо с подробным (относительно) описанием своей болезни. Крови уже нет.

Если, по соображениям, Ваше письмо придет в клиники до 10-го апреля, то пишите мне в клиники, если же позже 10-го, то - в Лопасню.

О театре хорошо бы поговорить поподробнее. Не приедете ли вы в Москву в конце апреля или в начале мая? Мне кажется, что и Станиславский отсоветует Вам брать Солодовн театр. Это важный симптом, что сам Станиславский не берет этого театра. По-моему, принять в соображение следует и то, что судьбу театра устраивает факторша, та самая, которая подошла к Вам в 'Славян базаре'. Если имение продает или сдает в аренду не сам хозяин, а фактор, то уж значит имение не без изъянов.

Желаю всяких благ и низко кланяюсь.

Ваш А. Чехов.

5 апреля 1897 г. Москва.

5 апр.

Милый Виктор Александрович, какая вкусная икра!

Меня выпустят в четверг. В этот день после 10 часов я поеду к Мандлю покупать халат, потом к Теодору стричься и потом к тебе в редакцию. В пятницу домой.

Будь добр, попроси Петра Николаевича или Инноцентия выдать подателю сего 1 экз. моего 'Сахалина'. Это жертва в библиотеку для больных, которые лежат на спинах и читают. Буде хочешь, пожертвуй и единую из своих книг, скажут громадное спасибо.

Крепко жму тебе руку; будь здоров и счастлив.

Твой А. Чехов.

7 апреля 1897 г. Москва.

7 апр.

Если верить самочувствию, то я здоров совершенно, и мне кажется, что от лежанья и ничегонеделанья я распух. В четверг в полдень меня выпускают из клиник, я уезжаю домой и буду там жить, как жил. Около 5-10 мая приеду в Петербург, о чем уже и написал художнику. Вы пишете, что мой идеал - лень. Нет, не лень. Я презираю лень, как презираю слабость и вялость душевных движений. Говорил я Вам не о лени, а о праздности, говорил притом, что праздность есть не идеал, а лишь одно из необходимых условий личного счастья.

Если опыты с новым Коховским препаратом дадут благоприятные результаты, то, конечно, я поеду в Берлин. Еда мне положительно не на пользу. Вот уж две недели, как меня кормят форсированным маршем, но толку мало, весу не прибавляется.

Надо жениться. Быть может, злая жена сократит число моих гостей хотя наполовину. Вчера ко мне ходили целый день сплошь, просто беда. Ходили по двое - и каждый просит не говорить и в то же время задает вопросы.

Итак, после четверга адресуйтесь опять в Лопасню. Что сборник моих пьес? Словно он застрял где-то. Спасибо за письмо, дай бог Вам здоровья.

Ваш А. Чехов.

10 апреля 1897 г. Москва.

Четверг.

Милый Ефим Зиновьевич, сегодня меня выпустили, и я уезжаю. Низко кланяюсь и шлю самые лучшие пожелания Вам и Евдокии Исааковне.

Книжки доставит Вам О. П. Кундасова. Будьте здоровы и благополучны.

Ваш А. Чехов.

Благодарю очень за Спасовича. И Салтыков интересен, но немного утомляет своей однообразной манерой. На обороте:

Здесь

Его высокоблагородию

Ефиму Зиновьевичу Коновицеру

Тверская, д. Лукутина.