Комитетом в 1879 году в ожидании царского возвращения из Крыма, был едва ли не самым грандиозным делом, когда-либо предпринятым и доведенным до конца путем заговора. Наличных сил организации далеко не хватало на его выполнение, и поэтому приходилось по необходимости
Не знала?.. С многочисленными агентами и штатом осведомителей? И опять все тот же вопрос — почему?
«ВОЗМОЖНА ЛИ В ЭТИХ УСЛОВИЯХ БОРЬБА С НОВЫМИ ВАРВАРАМИ?»
Наступил новый 1880 год — предпоследний Новый год в его жизни.
Он вынужден был сказать себе: казни, военное положение — ничто не замиряло страну. И теперь после взрыва на железной дороге, когда все вокруг ждали расправ, император вдруг позвал Костю.
Великий князь Константин Николаевич потом радостно рассказывал: «Государь сообщил мне, что желал бы к предстоящему дню 25-летия царствования (19 февраля 1881 г. — Э.Р.) оказать России знак доверия, сделав новый важный шаг к
И тотчас пошли слухи... о Конституции!
Александр устроил совещание. Но когда он сообщил о планах продолжения реформ, в глазах цесаревича был ужас! И тот же ужас он читал в глазах придворных и членов большой романовской семьи. От него ждали ужесточения расправ, а не уступок..
И вот уже совсем поразительное.
Вечером он записал в «Памятной книжке»: «29 января. Совещане с Костей и другими,
И опять в мрачной апатии он просиживал часы в кабинете.
Пришлось ему испытать и новое унижение. Из Парижа поступило донесение от главы русской зарубежной агентуры. Некто Лев Гартман, недавно приехавший поездом в Париж, оказался тем самым пройдохой-террористом «господином Сухоруковым», который устроил взрыв свитского поезда в Москве.
Министр иностранных дел Горчаков тотчас обратился с посланием к президенту Франции: «Вопрос здесь идет не о русском нигилисте, а о принципе безнаказанности. ...Необходимо задать себе вопрос, возможна ли в этих условиях борьба с этими новыми варварами?»
Горчаков далее писал, что нельзя дать возможность им осуществлять «заговоры вполне свободно — без всякого личного риска». ...Ибо ныне «для них достаточно составить план, сделать подкоп, завести механизм на определенный час или пустить в ход электрическую искру на расстоянии», а потом — «исчезнуть в другой стране в ожидании результатов своего разрушительного дела... под покровом права убежища, которое гарантирует им безопасность и свободу».
Русское правительство потребовало выдачи «нового варвара».
Но канцелярия президента Франции тотчас была завалена письмами общественности, возмущенной «русским монархическим неистовством». Общественную кампанию возглавил сам Виктор Гюго, который обратился к президенту Греви с посланием. Французское общество требовало защитить Гартмана от «царского террора». Французские газеты печатали статьи знаменитых русских радикалов-эмигрантов — Георгия Плеханова, Петра Лаврова, Степняка-Кравчинского. Русский посол князь Орлов получил уведомление по почте о вынесении ему смертного приговора «Русским социалистическим комитетом в Па риже».
И президент Франции отказался выдать Гартмана. Царю оставалось единственное решение — отозвать посла из Парижа.
«С БОЛЬНОЙ ГОРНИЧНОЙ ОБРАЩАЮТСЯ ЛУЧШЕ»
Александр решил привезти обратно в Россию больную императрицу — климат ей не помогал. Ему казалось, что она боится умереть одна на чужбине, его это мучило.
Была зима. За ней был послан граф Александр Адлерберг.
Императрица уже прочла в газетах о новом покушении на Московской железной дороге. Это был для нее новый удар. Оказалось, она совсем не хотела вернуться. Особенно теперь, после покушения на госу даря. Она не собиралась ехать в страну, где унижали монарха и где монарх так унижал императрицу.
«Со мной даже не посоветовались. Это жестокое решение. Мне кажется, с больной горничной обращаются лучше», — жаловалась она фрейлине.
Готовясь к возвращению, она плакала и говорила, что в своем состоянии едва ли сможет перенести столь длительное путешествие зимой, и это предчувствует. Действительно, она была так плоха, что во время пути ее фрейлинам много раз казалось, что не довезут ее живой.
Доктор Боткин объяснил царю, как важно уберечь ее от всякого волнения. И потому никому, кроме нескольких членов семьи, не было разрешено встречать ее на вокзале.
С вокзала ее привезли в Зимний. Императрица легла в постель и более не вставала.
ЦАРЬ ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ ОТ РУКИ РАБОЧЕГО
Молодые люди не зря грозили царю в своей прокламации. В это время в Зимнем дворце уже появился —
О том, что
Все началось с того, что в рабочих кружках все больше укреплялась любимая вера народовольцев — если погибнет царь, тотчас падет и царизм.
Именно тогда у рабочего Степана Халтурина и появляется идея: царьдолжен пасть от руки рабочего. «Пусть знают все цари, что мы — рабочие — не такие глупые и можем достойно оценить те «услуги», которые цари оказывают народу». Эта мысль, что царь, изменивший народу, должен погибнуть от руки человека из народа, преследует Халтурина .
Задумав цареубийство, Халтурин начинает свой путь в Зимний дворец. Он — великолепный столяр. И уже вскоре добился участия в ремонте царской яхты. Это была отличная ступенька на пути в Зимний дворец. На яхте он сумел зарекомендовать себя лучшим из столяров. И, конечно же, дворцовое ведомство обратило на него внимание. Так Степан Халтурин получил желанное место в Зимнем дворце.
После этого Халтурин вступил в связь с народовольцами. Он обращается к Квятковскому с предложением взорвать Зимний дворец, причем — со всем царским семейством. И просит сотрудничества Исполнительного Комитета. И.К. должен помогать ему разного рода сведениями и главное — снабжать динамитом.
Предложение обсудили в Распорядительной комиссии. И оно, конечно же, принимается, но только как
Халтурину велели поступить на службу во дворец и ждать своего часа. В октябре 1879 года опасный человек под именем столяра Батышкова поступает в Зимний дворец. И ждет.
Халтурин — высокий, розовощекий молодой человек. При одном взгляде на его постоянно
