ОНИ ЗНАЛИ ЕГО ВАГОН!

В поезде он получил телеграмму от государыни из Ниццы. Она пребывала, как писала, — «в том же состоянии». Ему показалось, что она хочет вернуться, и потому шлет эти безнадежные телеграммы.

Было совсем темно, когда въехали в Москву. На вокзале были выст­роены войска. Играла музыка. Когда он отъехал от вокзала, услышал эхо далекого взрыва.

Он остановился в Кремле в Николаевском дворце. Здесь он родился...

Д. Милютин: «Около 10 часов вечера въехали мы в Кремлевский дво­рец и не успели разобраться в своих помещениях, как узнали с удивлени­ем, что второй поезд, шедший на полчаса сзади первого с частью свиты, прислугой и багажом, при самом въезде в предместье Москвы потерпел крушение от тайной мины. Очевидно, злодейское это покушение приго­товлено против царского поезда; совершенно чрезвычайные обстоятель­ства (перемена поездов. — Э.Р.) ввели злоумышленников в заблуждение. Паровоз успел проскочить, а шедшие за ним два багажных вагона повали­лись на бок; прочие вагоны от толчка сошли с рельсов, но, к счастью, оста­лись неповрежденными и ни один человек не пострадал».

Царь устраивался в комнатах, когда появился министр двора Александр Адлерберг. Адлерберг сообщил государю о том, что взорвали поезд свиты.

— Четвертый вагон свитского поезда превратился в мармелад, — сказал Адлерберг. — Но там были только крымские фрукты.

И вот тут император должен был побледнеть. Фрукты везли в чет­вертом вагоне свитского поезда... Его вагон в императорском поезде был также четвертым. Теперь он понял: они знали все — и порядок следования поездов и даже секретный номер его вагона. Кто-то очень осведомленный забла­говременно предупреждал их обо всем.

Передавали беспомощную фразу царя: «Что хотят от меня эти негодяи? Что травят они меня, как дикого зверя?»

Из Москвы он послал ответную телеграмму императрице: «Благопо­лучно прибыл в Москву, где теперь 14 градусов морозу... Огорчен, что ты все в том же состоянии. Чувствую себя хорошо и неутомленным. Нежно целую».

На следующий день по Москве разнесся слух, что взрыв — дело рукстудентов. Толпа ринулась к университету, но там уже стояла поли­ция...

В это время в Успенском соборе служили благодарственный мо­лебен за здравие и чудесное спасение государя.

— Бог вновь спас меня, — сказал царь.

Он так и не узнает, что должно было быть два взрыва, и Бог спас его дважды во время этой ужасной поездки.

«Происшествие 19 ноября наложило на всю нашу Москву какой-то мрачный колорит, — писал военный министр Д. Милютин. — Под этим же тяжелым впечатлением совершался и наш переезд в Петербург. Принимались все возможные меры для предохранения Императорского поезда от какой-либо новой опасности. В Петербург не сообщили даже о часе прибытия Императора. Войска императорского гарнизона, все офицерство, начальство и даже императорская фамилия ожидали несколько часов на улицах и на вокзале, при чрезвычайном для столицы в это время жестоком морозе. Всякие телеграфные сообщения были приостановлены. На беду, ночью поднялась метель, Император прибыл в Петербург только около 3-х часов пополудни. Он был грустен и серье­зен.»

Во дворце его ждал наследник.

Наследник был мрачен. В его глазах был все тот же постоянный при­зыв — надо сломить крамолу.

Наследник записал в дневнике: «22 ноября. Вернулся папа из Ливадии, пробыв два дня в Москве, где опять было покушение на его жизнь... Просто ужас, что за милое время!»

Теперь охраняется не только царская карета, когда он едет по соб­ственной столице. Начала охраняться и железная дорога, когда по ней едет императорский поезд. Все это было внове для людей.

Великий князь Александр Михайлович, приехавший в Петербург вместе с отцом — наместником Кавказским, с изумлением описывает: «Линия Москва — Петербург, протяжением в 605 верст, была вся оцеплена войсками. В течение всего пути мы видели блеск штыков и солдатские шинели. Ночью тысячи костров освещали наш путь. Сперва мы думали, что это входило в церемониал встречи Наместника Кавказского, но потом мы узнали, что Государь Император предполагал в ближайшем будущем посетить Москву, а потому правительством были приняты чрезвычайные меры по охране его поезда от покушений злоумышленников. Это несказанно огорчило нас. По-видимому, полити­ческая обстановка принимала крайне напряженный характер, если для поезда Императора Всероссийского необходимо было охранять каждый дюйм дороги между двумя столицами... Это было так непохо­же на то время, когда Император Николай I путешествовал почти без охраны по самым глухим местам своей необъятной Империи. Отец наш был очень огорчен и не мог скрыть своего волнения».

Тем временем в Москве под железнодорожными путями нашли га­лерею, где было заложено сработавшее взрывное устройство. Штоль­ня вела в дом мещанина Сухорукова. Дом стоял всего в 150 метрах от полотна железной дороги... Дом был пуст, но покинули его со­всем недавно. В момент, когда явилась полиция, еще не остыл самовар и догорала свеча...

Тот, кто назвал себя Сухоруковым, оказался большим хитрецом. Перед самым взрывом он сумел занять у некоей купеческой вдовы крупную сумму денег под залог того самого дома, который он перед этим снял у другого хозяина.

Вскоре государю принесли их прокламацию. «19-го ноября сего года, под Москвой на линии Московско-Курской железной дороги, по постановлению Исполнительного Комитета, произведено было поку­шение на жизнь Александра II посредством взрыва царского поезда. Попытка не удалась. Причины ошибки и неудачи мы не находим удоб­ным публиковать в настоящее время. Мы уверены, что наши агенты и вся наша партия не будут обес­куражены неудачей, но почерпнут из настоящего случая... уверен­ность в своих силах, в возможность успешной борьбы... Обращаясь ко всем честным русским гражданам, кому дорога свобода, кому святы народная воля и народные интересы, мы еще раз выставлявляем на вид, что Александр II... главный представитель узурпации народного самодержавия, главный столп реакции, главный виновник судебных убийств... Для того чтобы сломить деспотизм и возвратить народу его права и власть, нам нужна общая поддержка. Мы требу­ем и ждем ее от России».