Милиционер скептически посмотрел на нее — совсем ребенок, вряд ли от нее удастся услышать что– либо вразумительное.

— Скажи, Оля, почему ты завизжала? — спросил он, наклонившись к ней.

— Я увидела маньяка, по–видимому, он совершал какие–то ритуальные действия, — неожиданно по– взрослому ответила малышка.

— Интересно, — оживился страж порядка, — и какие же именно действия он совершал?

— Он поглаживал стену, а потом стал ее простукивать, словно доктор больного.

Милиционер переглянулся с воспитательницей — похоже, девочка была большой фантазеркой.

— Ну, а зачем он изрезал обои? Это тоже ритуальное действие?

— Не знаю. Сначала он сделал один надрез и, просунув в щель лезвие ножа, попытался что–то отковырять или открыть. А потом он увидел, что я на него смотрю, и, вероятно, от досады начал беспорядочно кромсать обои. Видно, очень темперамент у него горячий, по–моему, он цыган.

— Цыган?!

Эта маленькая девочка не переставала удивлять милиционера — то не по–детски взрослыми рассуждениями и хорошим языком, то неожиданной версией о том, что преступник был цыганом. — Да.

— У нас здесь нет никаких цыган, и никогда не было, так что вряд ли ты права.

На самом деле милиционер знал, что в этих краях иногда действительно проезжали цыгане, но не хотел будоражить воображение и без того испуганных девчонок. Цыгане всегда вели себя законопослушно, опасаясь, что местные власти не позволят им останавливаться на старых стоянках, а потому никаких неприятностей, связанных с ними, в окрестностях Сосновки не было уже очень много лет.

— Выбросьте эти бредни из головы, — вновь повторил милиционер. — Никаких цыган здесь нет. Запомнили?

Оля потупилась — не могла же она сказать, что совсем недавно во время самовольной утренней прогулки видела в лесу настоящий цыганский табор. Но отказываться от своей версии девочка не хотела.

— У него и фигура и движения такие гибкие, быстрые, он похож на цыгана, — упрямо повторила она.

— Хорошо, допустим. А что было потом?

— Потом он выпрыгнул в окно, а я завизжала. Да, я забыла сказать, что он назвал меня «проклятой тетушкой». — Оля не смогла сдержать приступа смеха, который неожиданно напал на нее.

Впрочем, при этих словах смех охватил всех: детей и взрослых. Очень уж не походила эта маленькая девочка на чью–то тетку.

— Да, видно, малый здорово перебрал, если принял ребенка за свою тетушку, — заключил милиционер, справившись с неуместным весельем. — Тогда все ясно. Наверно, парень решил, что залез к себе домой, и никак не мог найти дверь в соседнюю комнату — потому и щупал стену. А тут ты появилась, вот он и принял тебя за родню.

Милиционер вновь захохотал — и оттого, что было смешно, и оттого, что дело так неожиданно и благополучно завершилось.

Версия о пьяном, который перепутал санаторий с домом своей тетки, показалась такой правдоподобной, что все сразу успокоились. Единственным человеком, который не разделял ее, была Оля. Может быть, потому, что человек, которого она увидела, не был похож на пьяного, а может быть, потому, что ей хотелось видеть в ночном происшествии нечто таинственное, загадочное, а не простую ошибку какого–то алкаша. К тому же девочке не давали покоя воспоминания о цыганском таборе, который она видела в прошлое утро. И эти два события упорно переплетались у нее в голове в единое целое.

Вообще–то Оля Канарейкина была самой обычной девочкой, разве что не по годам развитой и начитанной. Она обожала смотреть по телевизору всевозможные взрослые триллеры и читать детективные книжки, а потому всерьез задумалась о странном ночном происшествии. За завтраком она задумчиво размазывала по тарелке картофельное пюре, рисуя вилкой затейливые бороздки.

— Кать, как ты думаешь, что этому типу от нас надо?

— Он же просто перепутал дом, — беззаботно улыбнулась Катюша, с удовольствием уминая котлету. — А почему у тебя такой плохой аппетит? Завтрак не нравится?

— Дело не в еде. Понимаешь, есть одно обстоятельство… — Оля умолкла на полуслове, сообразив, что переполненная столовая — не самое подходящее место для откровенных бесед. — Короче, потом расскажу.

— Ладно, как хочешь. Лично мне нравится компот из сухофруктов, хотя это такая экзотика. Только в лесном санатории им и полакомишься.

ГЛАВА IV

МОЛЧАНИЕ КУКУШКИ

После завтрака воспитатели, как обычно, повели своих питомцев на прогулку в лес. Взяли с собой мячи, книжку и расположились на большой поляне среди старых сосен, той самой, с которой вчера утром Оля начала свое путешествие в лесную чащобу. Одни ребята расселись около воспитательницы, слушая читавшую детские рассказы Зою Александровну, другие затеяли игру в мяч, а третьи просто разбрелись поблизости.

— Хочешь узнать тайну? — шепнула Оля Катюше, увлекая ее подальше от воспитательницы.

— Тайну?

— Да. Она наверняка связана с тем, что случилось ночью в комнате старших девочек.

— Говори!

— Так вот, вчера утром я была в лесу.

— У–у, — разочарованно протянула Катюша, решив, что ее разыгрывают. — Вчера мы все были в лесу.

— Нет, я была одна, рано утром, когда ты еще спала. Понимаешь, я хотела увидеть восход солнца на природе. В городе восхода не заметишь — там кругом одни дома, они горизонт загораживают, и вообще в такую рань спать дико хочется.

— Ну и что, увидела?

— Нет, солнце раньше взошло, но зато я обнаружила в лесу цыганский табор.

— Правда?! А где же он? — недоверчиво спросила Катя и на всякий случай с опаской посмотрела по сторонам.

— Там! — Оля показала на начинающиеся в нескольких десятках метров за поляной густые заросли ольхи, малины и крапивы.

— Там же сыро и заросли, как в джунглях.

— Это безобразие тянется узкой полоской вдоль низины, а за ним начинается хороший лес: дубы, осины, сосны. Вот там я и встретила табор. Правда–правда, честное слово, я тебя не разыгрываю, — добавила Оля, видя, что подружка все еще ей не доверяет. — Я не рассказала тебе сразу, потому что боялась, как бы ты не проговорилась своей тете, а меня за самоволку вообще могут отправить домой.

— Я не стукач! — обиделась Катя.

— В общем, никому ни слова. Это теперь наша с тобой тайна.

— Договорились. А что было дальше?

— Потом я вернулась в санаторий.

— Цыгане тебя видели? — по–деловому уточнила Катюша.

— Кажется, нет. И знаешь, я думаю, что ночью к нам залез не пьяный, а один из них.

— Только зачем? Ведь он даже ничего не украл.

— Здесь дело не в воровстве. Возможно, он хотел всех нас загипнотизировать или заколдовать дом — короче, сделать что–то такое, что нам пока не понять.

— Но зачем?

— И этого нам тоже не понять. Чтобы разобраться во всем, надо снова увидеть табор и найти человека, который залез к нам ночью. Я теперь его по походке, по кошачьей повадке сразу узнаю.

— Идет, — с готовностью согласилась Катя. — Может, и правда он какой–то колдун, хочет на нас порчу напустить. А как ты догадалась?

— В кино и не такое показывают.