Каким же отрадным приключением оказывалась для детей поездка на шикарной машине «Жигули», какое насторожен­ное расслабление выражали зажатые лица взрослых. А одна бабушка совсем уж усталого деревенского вида, явно не по­нимая происходящего и маясь неудобством ситуации, переспросила все же по дороге для верности: «Сынок, но ведь ты понял, что денег?то у меня нет?..»

Я не думаю, что меня на том свете ждут награды, и я не пытаюсь их заслужить, но если мне все же когда?нибудь воздастся хорошим за что?либо, то именно за то, что я всегда брал бесплатных попутчиков. Не для будущей награды брал, а вспоминая себя, голосующего в разные годы на разных дорогах, машины, подвозившие меня или проносящиеся мимо, и думая о том, что попутка ? важное дело в нашей жизни».

В тот, не самый веселый для себя день я сидел на пыльной обочине у выезда из Кара–Калы, без особого рвения впу­стую голосовал редким машинам и представлял, как Зарудный, год в год, сто лет назад, в 1886 году, тоже был здесь один (пройдя в одиночку вдоль всего Сумбара). И еще я думал о том, что это великое дело ? иметь возможность побыть в ин­тересной природе одному… Я вяло убеждал себя в том, что все происходящее со мной и с моими расстроенными планами ? к лучшему.

Не имея выбора, я собрался в единственное доступное мне без собственного транспорта, населенное и полностью осво­енное место, где мы со Стасом видели пару орлов во второй раз четыре года назад.

Подвез меня тогда разговорчивый туркмен на «Волге» с коврами на сиденьях, шел­ковыми кистями на окнах и с тресну­тым ветровым стеклом, из которой я, доехав до места, выгрузил все тот же акушерский саквояж и рюкзак со спальником, свитером и парой банок консервов.

Место, которое я выбрал на этот раз, было не просто красиво ? оно было исклю­чительно, компенсируя примечательно­стью ландшафта прозаическую освоенность человеком.

Узкая долина Сумбара, зажатая высокими скалами, соединяется в этом месте с ущельем, подходящим с севера. Живо­писные открытые склоны чередуются с пласта­ми скал, создавая подобие неких сказочных многоэтажных дворцов. Слож­ность рас­члененного рельефа определяет многообразие условий обитания для животных и растений, поэтому обозримое пространство буквально наполнено жизнью, которая хлещет из всех пор. Этому обилию и разнообразию не мешало даже то, что, по срав­нению с местами, где я хотел бы сейчас находиться, это место было почти городом.

Подо мной в долине был маленький поселок: виноградник, огороды и несколько домиков. В загородке под нависающей скалой умиротворенно помахивал хвостом прекрасный гнедой конь. Около домов ходили куры и индюки. Из танды–ра (круглой глиняной печки во дворе) вился еле заметный прозрачный дымок растопки ? турк­менка, громко перекликаясь с кем?то в доме, готовилась печь чурек. Седобородый аксакал, в черном тельпеке, пижамных штанах, заправленных в носки, и в неизмен­ных туркменских остроносых галошах, неторопливо прочищал лопатой арык около виноградника. И что не лез­ло совсем уж ни в какие ворота ? на пасеке около русла Сумбара громко играл магнитофон…

Картина эта, при всей своей красоте, повергла меня сначала в транс, а потом ? в кокетливое мазохистское умиление: «Что я здесь делаю? Не проще было бы высмат­ривать ястребиного орла прямо из своего московского окна? Или, чего уж там, глядя в телевизор…» Еще я вспоминал свою первую встречу с фасциатусом, и мне каза­лось то ли мистическим зна­мением, то ли вселенской иронией то, что в самый пер­вый раз я видел пару этих птиц почти вплотную, очень низко и раз­глядев во всех де­талях; так близко редко видишь даже очень обычных хищников. Что это было? Вы­зов? Подсказка? Пода­рок? Перст судьбы?

Размышляя об этом, я залез по крутому склону на выбранную точку, устроился и начал наблюдать.

Все было как?то некругло, писать рутину о происходящем вокруг не хотелось, я просто сидел и смотрел. На неугомонных сорок в ежевике около Сумбара. На людей около домов. На изредка проезжающие машины. На песчанку, перебежавшую дорогу, и на здоровенную гюрзу, непростительно медленно переползающую проезжую часть точно по следу песчанки и явно принюхиваясь ? вышла на охоту.

«27 мая. В субтропическом климате солнце является не только началом всей жиз­ни, но часто несет и смерть. Где?ни­будь в тундре, за Полярным кругом, все живое цепляется за каждый доступный солнечный лучик, здесь же все наоборот. Взять, например, гнездование птиц.

Открытые гнезда устроены так, что хотя бы часть постройки всегда находится в тени, давая укрытие от безжалостного солнца еще беспомощным птенцам: даже в жаркое время года, в полдень, когда солнце выше всего, в гнезде всегда есть хоть маленький уголок, где птенцы могут укрыться в спасительную тень. Как естественный отбор учит птиц угадывать эту затененность? Ведь положение солнца меняется не только по часам, но и по сезонам. А ведь, кроме этого, для выбора места важны де­сятки других факторов: защищенность от весеннего дождя (а иногда и снега!), недо­ступность для хищни­ков, размер уступа или расщелины, угодья вокруг и прочее. Неу­дивительно, что даже на необозримых горных просторах удобные для гнездования места всегда в дефиците. Они используются птицами поколение за поколением, а нередко за них соперничают и разные конкурирующие виды.

Несколько лет назад я нашел у Куруждея, выше по Сумбару, на недоступном скальном обрыве первое для Западного Копетдага гнездо охраняемого и воистину уникального вида ? бородача. Это редкий и очень особый родственник грифов, сильно отличающийся от них по облику и поведению. Нашел совершенно мистиче­ским образом, не поддающимся рацио­нальному объяснению. Вы не поверите, но я его почувствовал. Не увидел, не проследил вслед за птицами, а именно почувствов­ал с расстояния в семь километров.

Ехал на машине со своей молодой женой (она тогда была Кларой и приехала на­вестить меня, полгода работавшего в экспедиции сразу после свадьбы), поднимаясь по серпантину на плато, и вдруг ни с того ни с сего ощутил, что должен остановиться, ? прямо засвербило внутри: «На той скале вдалеке что?то есть». Ничего, конечно, не увидел, но через два дня, возвращаясь назад, уже не мог проехать мимо, попро­сил шофера сделать крюк и нашел в той самой точке на скале (с точностью до мет­ров) гнездо бородача. Как это понимать?

Так вот, на следующий год это гнездо было занято другим редчайшим видом, ра­нее также не отмечавшимся на гнездо­вании в Западном Копетдаге, ? черным аистом, а еще через год ? очень обычным здесь повсеместно белоголовым си­пом.

Что определило эту очередность? История одного такого гнезда, будь у нас воз­можность ее проследить, ? это захваты­вающий роман, растянувшийся на столетия и тысячелетия, а сколько таких гнезд в Копетдаге? И сколько в Евразии подоб­ных и прочих горных хребтов? А ведь есть еще Африка, Австралия, Америка…»