с коляс­кой…

«29 сентября. Здорово, Маркыч! Как оно?

…Час за часом, день за днем, месяц за месяцем, вышагивая под стук шагомера по здешним горам и пустыне, я часто ду­маю о транспорте, который мог бы радикально изменить всю мою работу, да и всю мою здешнюю экспедиционную жизнь.

Вначале почти купил велосипед; потом брал старинный велик попользоваться; по­том занимал напрокат мотоцикл. Голо­суя на дороге попутным грузовикам или «Жигу­лям», думаю о джипах, на которых кто?то ездит по Африке…

А надо было просто с самого начала купить себе ишака. Заодно, может, и сам бы суетился поменьше. Едешь себе на ишаке, как аксакал, никуда не торопишься; жиз­ни у тебя впереди ? до бессмертия; «тук– тук» ? маленькие копыта по кам­ням. Да и собеседник он хороший ? все выслушает и спорить не будет…

В этой части Копетдага, по–видимому, нет места, куда при желании нельзя было бы добраться на ишаке. Возможности этих животных поистине неограниченны. Это лучше других понимают туркмены, которые, несмотря на все большее проникнове­ние в здешнюю жизнь различной техники (вчера видел, как рабочие в ста метрах от иранской границы ставили бетонные столбы краном, сделанным на автокрано­вом у нас в Балашихе!), повсеместно держат ишаков для особых оказий и для специаль­ной работы, выполнить которую подчас невозможно ни на лошади, ни на мотоцикле, ни на машине.

Осел ведь в общем?то маленький; когда сажусь, ноги почти до земли достают (это не огромный мощный мул, без кото­рого бледнолицым, кстати, даже в приступе золо­той лихорадки в жизни бы не пробиться через Сьерра–Неваду. И которо­го, опять же таки, без скромных прозаических ишаков не получить). Когда видишь, как этот иша­чонка монотонно, но без устали, час за часом, переставляет тонкие ножки, везя на спине огромную, втрое больше его самого, вязанку дров, пони­маешь, что такого по­мощника надо уважать. Только ноги и уши торчат из?под поклажи, а он идет себе и не жалуется. Сим­патичное животное.

Когда со мной сюда попадает новая группа студентов, я уже знаю, что последует за нашей первой встречей с ишаком ? вся орава с восторгом начнет его гладить, и каждый обязательно потреплет его за уши. Такие уши надо поискать. Всем ушам уши. Замшевые и в то же время жесткие, мускулистые, поворачиваются туда–сюда.

В первый год своего пребывания в Туркмении я не мог равнодушно пройти мимо ишака. Бегенч, вировский шофер, перио­дически подвозивший меня по округе и знаю­щий эту мою страсть, даже притормаживал порой, спрашивая: «Этого осела будешь фотографии»?» Вновь и вновь поддаваясь обаянию этих скромных существ, я раз за разом «фотографил» их, тратя пленку, но не в силах устоять.

Тебе, компьютерный червь, небезынтересно и поучительно будет узнать вот что. Мужики из Ашхабада рассказали, что целая группа компьютерщиков разрабатывала специальную программу, определяющую по карте оптимальную траекторию движе­ния по пересеченному рельефу. Бились, бились, сделали. А потом им кто?то и гово­рит: «Вам, ребята, что, делать не­чего? Пустите ишака вперед, он и выберет лучшую дорогу». Они посмеялись, а потом, видать, засвербило: проверили ? пустили ослика по участку местности, с картой которого работали, и сравнили траекторию движения осла с расчетной. Как и следовало ожидать, компьютер проиграл.

И еще мне нравится, что характер у ослов хороший. Поговорка «Упрямый, как осел» используется людьми в искажен­ном смысле. Нет, осел не упрямый ? у него просто сильный характер. Так что если он с чем?то не согласен, то это всерьез и спо­рить с ним в этой ситуации трудно. (Упорство в следовании однажды принятому ре­шению ? вообще особенность Востока.) Но в большинстве случаев ишаки вполне сговорчивы и очень терпеливы. А будучи ближе к диким животным, чем, например, лошади, они обладают еще и другими несомненными достоинствами. Например, смелостью. В той же Аме­рике их вон держат вместо сторожевых собак для охраны скота от койотов. Бредет себе рядом с отарой ? ишак ишаком, а при появлении опасности сразу ? конь–огонь: голова поднята, ноздри раздуваются, уши прижаты ? и галопом на врага.

И уж что невозможно описать словами, так это прелесть и обаяние маленьких ослят. Недельный ишачонок ? это, несо­мненно, одно из чудес света. Как мне расска­зывал на одной московской свадьбе оказавшийся рядом за столом преуспеваю­щий депутат какого?то совета:

? Ты понимаешь, я как увидел этого ослика в Ашхабаде, так и понял, что улететь от него не могу. Не могу! А уж когда представил, что с дочерью будет, когда она уви­дит, решил: черт с ним, буду держать сначала на лоджии, а потом на даче. Навоз, ко­нечно, выносить… Не поверишь, в самолет пронес!.. Завернул в пиджак и пронес че­рез депутатский зал, он не брыкался совсем, сидел тихо–тихо… Но потом, правда, уже в самолете, выскочил и побежал по салону… Высадили. Не разрешили провез­ти…

Так?то вот. Сам отношусь к ишакам с уважением и тебе советую».

И все?таки мне в тот вечер повезло. Механически переставляя еще дрожащие от напряжения ноги вниз по торному пути, набитому тысячами овечьих копыт («клик–клик» ? шагомер), и думая про птиц, я вновь увидел их. Оставались по­следние ми­нуты светлого времени здесь, наверху у скал, я ускорил шаг и, выбрав удобное ме­сто, вновь уселся наблюдать. Вот тут?то мне и воздалось за перенесенные страда­ния…

Обе птицы сместились к западной части скал, уселись на камни и по–домашнему занялись чисткой оперения. Было ясно, что на ночевку они останутся поблизости, ни­куда далеко не улетая. Через несколько минут они взлетели, начав нето­ропливый об­лет территории, после чего летящая впереди самка спланировала на явно особое для нее место ? далеко от вершины, под которой я сидел вместе с мухой час назад, на низком отроге подножия горы она плавно опустилась на вер­хушку небольшого инжира, а самец сел на камень в паре метров от нее.

Орлы вновь начали чиститься и потягиваться, расправляя мощные крылья, после чего вновь слетели, уже труднозамет­ные в густеющих сумерках, пролетели вдоль по­логого склона и сели опять. Причем самка села на гнездо! На другое гнез­до, о суще­ствовании которого я и не подозревал! Прекрасное новое гнездо, выглядящее вполне жилым и аккуратным!

Захватывая последние остатки света, я вновь, почти бегом, запыхиваясь и споты­каясь на крупных камнях, понесся к это­му месту, конечно же спугнув птиц, уже устроившихся на ночевку.

Гнездо это, в отличие от первого, располагалось очень удобно для обзора, будучи построенным на приземистом кусте, растущем в щели двенадцатиметрового обрыва в четырех метрах от его верхнего края.