возглавить вместе с ним танцующие пары. Ее руку он держал очень твердо и в то же время нежно, она чувствовала жар его пальцев.
— В эту ночь мы должны быть вместе, — прошептал он ей во время танца. — Я не в силах прожить ее без вас…
— О, милорд, — отвечала она тоже шепотом, — умоляю вас, подумайте о своих словах.
— Они только для нас, Кэтрин. Для нас двоих.
— Но мы не одни. Мой муж, честно служивший вам, сейчас в плену… Ваша жена… королева… А еще — моя честь, мой долг по отношению к супругу и ваше доброе имя… Ваше лицо перед всей страной… Умоляю, милорд, уезжайте отсюда! Забудьте меня!
— Вы требуете невозможного. Неужели вы думаете, что я смогу забыть вас? О, нет… Не будьте так жестоки, миледи. Я ничего и никогда в жизни еще не желал так, как вас! Корону Англии, корону Франции — я все готов отдать за одну ночь с вами!
Она нашла в себе силы рассмеяться.
— О, конечно. А на следующий день начнете войну, чтобы отвоевать их обратно… Милорд, я хорошо знаю вас. Мой муж мне много рассказывал, какой вы. Он вас очень любит. Неужели вы сможете предать его — теперь, когда он находится в заточении?
— Я не стану думать о нем. И запрещу вам делать это.
— Даже король не волен распоряжаться мыслями подданных, милорд. Я буду думать о муже столько, сколько живу.
Казалось, он не слышит ее. Жарким шепотом он твердил свое:
— Я не буду знать покоя, пока не услышу, что вы меня любите так же, как я вас… Когда мужчина ощущает в себе то, что я сейчас, будь он благороднейшим из благородных, он не успокоится до тех пор, пока не осуществит своего желания!
— А когда женщина решает сохранить честь, милорд, она предпочтет смерть ее потере.
— Вы наполняете отчаянием мое сердце.
— Увы, милорд, ничего другого я не могу вам сказать…
После танцев король выразил желание отдохнуть, и взгляд его, нашедший хозяйку, настойчиво говорил о том, что ей надлежит его сопроводить. Взгляд его говорил не только об этом — в нем было твердое намерение. Кэтрин знала — какое, и это страшило ее. Но и в ее ответном взгляде было намерение — не позволить ему этого.
Многие из присутствующих увидели и поняли борьбу их взглядов.
Король не дал ей остановиться возле дверей, ввел в комнату и сразу же заключил в объятия.
— Иди ко мне, моя любовь, — сказал он. — Не отстраняйся от меня.
Тело Кэтрин было сковано и неподатливо в его руках, и он отпустил ее.
— Вы продолжаете противиться?
— Милорд, я вынуждена так поступать ради своей и вашей чести.
— Честь должна уступить…
— Похоти, — подсказала она.
— Я хотел сказать — любви.
— Это не любовь — то, что приходит на несколько мгновений и потом бесследно исчезает, — возразила она. — Во всяком случае, не та истинная любовь, которую я испытываю к мужу, а вы — к своей жене.
— Я уже говорил вам! — воскликнул он. — Никто еще не пронзил мою душу так глубоко, как вы!
— Ах, милорд, я такая же, как многие другие женщины. Вам понравились мое лицо, моя фигура. Вот и все. А обо мне самой вы знаете совсем мало.
— Почему же? — Он выдавил улыбку. — Я знаю уже, что вы смелы, как львица, и упрямы, как мул.
— Тогда, милорд, прошу еще и еще раз — забудьте обо мне…
— Я бы мог взять вас, если бы захотел, — произнес он после долгого молчания. — Никто бы не помешал мне и никто бы не осудил вас, ибо таково желание короля.
— Да, — спокойно сказала она, — могли бы… Но вовеки бы этого не сделали, я знаю.
— Вы так же мало знаете обо мне, как я о вас, Кэтрин.
— Я читаю в ваших глазах, милорд, что, хотя вы и нарушили, пускай на словах, супружескую клятву и предлагали мне сделать то же, но никогда не оскорбили бы женщину насилием. Вы уважаете ее волю и понимаете, что оно не может принести удовлетворение, но лишь позор и стыд.
— Вы очень отважны, графиня.
— Вы тоже, милорд.
Он взял ее руку и прижал к горячим губам.
— Мне кажется, — сказал он, — что с каждым мгновением моя любовь к вам становится все сильнее и сильнее… И все безнадежней.
— Милорд, — ответила она, — я желаю вам доброй ночи… Так будет лучше. Вы потом согласитесь со мной. Я буду молить Бога, чтобы Он сохранил вас и изгнал из вашей благородной души те низменные мысли, что посетили вас. Я всегда готова служить вам как ваша верная подданная, но только в том, что не задевает мою и вашу честь, милорд.
Она высвободила руку, открыла дверь и вышла.
У себя в комнате она заперлась и сразу легла. Страха в ней больше не было, но она чувствовала себя опустошенной.
На следующее утро король выехал обратно в Бервик.
Он был по-прежнему молчалив, и судя по всему, мысли его были далеки от войны с Шотландией.
Нет, говорил он себе, больше никогда на свете не будет в его сердце спокойствия. Да и откуда ему взяться, если Кэтрин — жена другого?.. Он хотел бы не думать сейчас о Филиппе, но не мог. Возможно, не меньше, чем от нахлынувшей так внезапно любви, страдал он от своей неверности — пускай лишь в мыслях, да, но это все-таки измена.
Филиппа давно уже стала частью его жизни, его самого. Жена, мать его детей… Любимых детей… А он был почти готов… нет, совершенно готов расстаться с ними, с ней, со всей прошлой жизнью!.. Безумие…
Впрочем, могло быть и не так… Не совсем так… Они с Кэтрин могли оставаться любовниками, тайными любовниками, и Филиппе совсем не обязательно знать об этом.
Он усмехнулся. Многие в замке Уорк заметили, наверное, вчера вечером его состояние и обсуждают сейчас во всех углах и закоулках то, что представилось их взорам, покачивают головами, охают и ахают, еще не будучи ни в чем уверенными… А если бы их подозрения подтвердились? Разве можно надеть узду на людскую молву?..
Но какое благородное существо Кэтрин Монтекут! Из тех, кто готов умереть за то, во что верит, а верит она, что нет большего греха, чем нарушение супружеской клятвы.
Она не только прекрасна, ей вообще нет равных в этом мире! О, как он полюбил ее черты, ее походку, ее ум! Всегда ее облик будет перед его глазами. Вечно!..
Если бы она была его королевой, более счастливого человека на земле никто бы не знал!..
И снова он увидел перед собой лицо Филиппы, спокойные печальные глаза, глаза, которые все понимают… Бедняжка, никогда она не была по-настоящему красива. Он знал это и раньше, но теперь… когда невольно сравнивает с Кэтрин… Бедная добрая Филиппа… Толстушка с румяными щеками, чье лицо светится добротой и умом, но… Самая лучшая жена на свете, но… Но он предпочел бы Кэтрин. Несравненную Кэтрин…
Это продолжалось довольно долго. Он пребывал в подавленном состоянии, у него исчезло желание продолжать войну. Он устал. Устал от всего и от всех.
Вернулся в Лондон, но пробыл там недолго и снова уехал в Бервик, где пришел к мысли, что шотландцев покорить нельзя: они опять уйдут в горы, а потом вновь вернутся — и так до бесконечности, и
