— И ты не поможешь, дура! А одну я тебя не пущу! Погорим ясным пламенем и сестрицу твою не вытащим! — убежденно сказал Валет. Но, увидев упрямые, полные решимости глаза подруги, шумно вздохнул, опустил голову и снова сел на стул. — Ох ты, Катька… Послал ведь вот господь маруху… Не судьба мне, видать, на воле погулять с тобой. — Он еще раз протяжно, с искренней тоской вздохнул. — Бог ты мой, как обратно-то не хочется… Катька, ты не обессудь, но, ежели меня возьмут, я застрелюсь. Не поеду на Сахалин, душа не стерпит!
Катерина задумалась. Затем повернула к подельнику сумрачное лицо.
— Поступай как знаешь, но тогда меня вперед застрели. Потому что я без тебя тоже долго не проживу. И — хватит об этом. На фарт молись, он и спляшет. Давай подумаем, как дело работать. Анциферов живет в Лопухинском переулке, это на Пречистенке…
Неделю спустя дожди закончились, смыв последние воспоминания о морозе и снеге, и в Москву пришло тепло. Подсохли тротуары, окутались нежной зеленоватой дымкой липы и клены на Пречистенке, по переулкам зашныряли влюбленного вида кошки. Спускающиеся вечерние сумерки были сиреневыми, таинственными и полными странных шорохов. Уже в полной темноте из-за башен Страстного монастыря выплывала желтая ущербная луна, распластывая по пустым улицам и переулкам близ Пречистенки бледный свет. Томно завывали коты. Чуть слышно цокали по мостовой копыта извозчичьих лошадок. Чьи-то вкрадчивые шаги шелестели по тротуарам. В сыром, мягком воздухе пронзительно пахло весной.
Около полуночи к дому тайного советника Анциферова подъехала пролетка, из которой выскочила женщина. Она обменялась с извозчиком несколькими тихими словами, и экипаж неспешно покатился дальше, к углу Лопухинского и Пречистенки. Женская фигура быстро и бесшумно пересекла пустой, залитый лунным светом двор, остановилась в темноте у двери черного хода и неподвижно застыла, словно обратившись в изваяние.
Минуло около четверти часа, луна переместилась с крыши дома в развилку большого клена. Мимо, в сторону бульвара, прошла громко разговаривая и смеясь, компания пьяных купцов. Когда в переулке снова стало тихо, дверь черного хода беззвучно открылась, и женская фигура скользнула туда.
— Сережа?..
— Ша, под ноги гляди, ступеньки тут… Фрола с пролеткой куда отправила?
— На углу Лопухинского будет ждать… Что горничная?
— Спит… Малинка мамашина сбою не дает…
— Ты с ней кувыркался?
— С кем?..
— Арапа не заправляй мне! С горничной!
— Не, запросто так она меня в дом пустила… — Из темноты сверкнули в ухмылке белые зубы. — Катька, да не скалься, то ж для дела…
— Тьфу, коб-бель… Куда идти?
— За мной поворачивай… Дом пустой, никого. Хозяин только утром ожидается.
Повороты, переходы, лестницы, темнота, изредка — метнувшаяся прямо из-под ног мышь, чуть слышный скрип ступеньки, сияющий луной проем окна в переплете еще голых ветвей, призрачные полосы света на полу… Никакого страха Катерина, идущая шаг в шаг за подельником по незнакомому, чужому дому, не чувствовала. Голова была восхитительно ясной, мысли — четкими, дыхание — спокойным. Катерина даже немного заволновалась, зная, что излишняя уверенность на деле — плохая примета. Но долго размышлять об этом девушке было некогда: через минуту Валет остановился перед высокими запертыми дверями. Луна, заглядывавшая в окно галереи, светила прямо на них, и по смутно поблескивающему наборному паркету протянулись две длинные тени.
— Здесь. Пожди, я зараз…
С минуту Валет возился с замком. Затем удовлетворенно вздохнул, шагнул в сторону — и створка двери открылась.
Это был большой кабинет с плотно задернутыми гардинами на окнах. Лунный свет сюда не проникал, и Катерина, поколебавшись, зажгла свечу в огромном канделябре, располагавшемся на тоже огромном столе черного полированного дерева.
— Катя, может, зря? — осторожно спросил Валет, стоя у дверей и осматриваясь. — Не ровен час, сквозь занавески просочится, прямо на Пречистенку окна-то выходят…
— По-другому не получится. — Катерина осмотрела стол, заваленный картонными папками, два уходящих под потолок застекленных шкафа и массивный крупповский сейф в углу. — Я и при свете не сразу найду…
— Ежели вовсе найдешь. Катя, поклянись, что через полчаса рвем когти. Не в охоту по-глупому-то сгореть…
Катерина не отвечала, отгородив свечу от окна огромной книгой и сосредоточенно роясь в бумажных завалах на столе. Валет вздохнул, пожал плечами и бесшумно, как кот, пошел по блестящему паркету к громаде сейфа.
Про себя Катерина благодарила бога за то, что Анна, полностью утратив самобладание в тот вечер, когда они были вдвоем, рассказала ей обо всем. Вернее, Катерина, воспользовавшись ситуацией, вытянула из сестры необходимые сведения. Расчет ее был верным: полчаса спустя Анна, выпив лошадиную дозу лавровишневых капель, пришла в себя и принялась умолять младшую сестренку ни во что не вмешиваться и — самое главное! — не искать никаких встреч с Анциферовым: «Катя, ты даже не представляешь, какой это страшный человек!» Катерина пообещала, сказав, что даже она не рискнет соваться в такое опасное дело. Анна вроде бы поверила, хотя за минувшую неделю, встречаясь с сестрой у нее дома, Катерина то и дело ловила на себе ее подозрительные взгляды.
Девушка знала, что искать следует толстую папку коричневой кожи, бумаги в которой написаны по- немецки. Этот язык Катерина помнила плохо, но отличить его на бумаге от любого другого была вполне способна. Именно этим она и мотивировала свое присутствие на деле Валету, всерьез намеревавшемуся «обстряпать» все в одиночку. Одесскому вору, который с трудом читал даже по-русски, в конце концов пришлось признать правоту подруги.
— Катька, надо уходить, — спустя час произнес Валет, оставив в покое выпотрошенный сейф и обведя взглядом разгромленную комнату, ковра в которой было не видно под слоем вываленных из папок и сброшенных с полок бумаг. — Холера ясна, нету тут ничего.
— Не пойду. — Катерина, не поднимая головы, ожесточенно рылась в самом нижнем ящике стола. Движением подбородка она показала Валету на скрытую тяжелой бархатной портьерой, почти незаметную дверь, ведущую, судя по всему, в смежную комнату. — Загляни туда.
— С чего вы с сестрицей взяли, что он здесь, в своем дому, ту папку держит? — упорствовал, не двигаясь с места, Валет. — Может, она у него в департаменте в шкафе с охранкой спрятана. Али в банке заныкана. Мест-то у такого туза много должно быть, не шпана какая переулошная… А может, он ее уже скинул кому надо. Время линять, Катька. Мы, что могли, сделали.
— Однако, Валет, своего здравомыслия ты на каторге не растерял, похвально, — послышался вдруг низкий, тяжелый голос. Он раздался, казалось, совсем рядом, и Катерина, медленно поворачиваясь на звук, мельком подумала: вот ведь верно блатные говорят, что, коли без страха на дело идешь, — непременно сгоришь… Окончательно она убедилась в правильности сей воровской приметы, когда портьера, скрывавшая вход в другую комнату, дернулась в сторону, дверь без скрипа открылась, и в кабинет неторопливо вошел тайный советник Максим Модестович Анциферов.
— А вы очень выросли и похорошели, Катерина Николаевна, — одобрительно произнес он, обходя загораживающее ему дорогу кресло и садясь в него.
Катерина, вытянувшись в струнку у стола, не моргая смотрела на него, и ее глаза, кажущиеся в полумраке черными, были похожи на две ямы на бледном лице.
— Как вы сейчас похожи на свою сестру, — безмятежно продолжал Анциферов. — Но моложе и… м- м… более дики, что ли. Черкесская кровь в вас очень сильна. Да-а, Валет… Тебя можно, наверное, понять, — но я все же, воля твоя, не понимаю. Во второй раз из-за одной и той же женщины… смешно. Да не трогай ты «наган», сучий потрох, спокойно! Спокойно! Ты понимаешь, что я сниму в первую очередь твою Катерину?!
