зеленый лист, или гаргули, предназначенный для сжигания «гураго» (что-то вроде черного конфитюра, состоящего из табака, патоки и опиума). Другие жевали смесь листьев бетеля, орехов арековой пальмы и гашеной извести, которая безусловно способствует пищеварению и очень полезна под палящим солнцем Индии.
Весь этот люд, привыкший к движению караванов, жил в добром согласии и спокойствии, оживляясь лишь в часы праздника. Можно было сказать, что эти люди — артисты театрального кортежа, и они впали в глубокую апатию, как только ушли со сцены.
Однако, когда мы пришли в лагерь, эти индийцы поспешили сказать нам «салам», кланяясь до земли. Большая часть кричала «сахиб! сахиб!», и мы отвечали им дружескими жестами.
Мне пришло в голову, что принц Гуру Сингх, возможно, хотел дать в нашу честь один из тех праздников, на которые так щедры раджи. На большом дворе бунгало, казалось, все указывало на церемонию такого рода и, по моему мнению, было прекрасно приспособлено к танцам баядерок, колдовству заклинателей змей, трюкам акробатов. Я, признаюсь, был в восторге от возможности присутствовать на этом спектакле посреди караван-сарая, под сенью роскошных деревьев, с той натуральной декорацией, которую представлял собой персонал каравана. Это не шло ни в какое сравнение с узкими театральными подмостками, со стенами из размалеванной ткани, полосами аляповатой фальшивой зелени и ограниченным числом статистов.
Я сообщил свои соображения моим спутникам, которые, разделяя мое желание, не верили в его исполнение.
— Раджа Гузарата, — сказал мне Банкс, — независим, с трудом подчинился властям после восстания сипаев, в котором вел себя по меньшей мере подозрительно. Он вовсе не любит англичан, и его сын ничего не сделает, чтобы доставить нам удовольствие.
— Ну и ладно, обойдемся без его вечеров! — ответил капитан Худ, презрительно пожав плечами.
Так, видно, и должно было произойти, нас даже не пустили осмотреть караван-сарай внутри. Может быть, принц ожидал официального визита полковника? Но сэру Эдуарду Монро нечего было просить у этой личности, он ничего не ждал от него и ни о чем не беспокоился.
Мы вернулись к своей стоянке и оказали честь превосходному обеду господина Паразара. Я уже говорил, что основным нашим питанием были консервы. Уже несколько дней, как из-за плохой погоды прекратилась охота, но наш повар был человеком изобретательным, и в его умелых руках мясо и консервированные овощи обретали свежесть и естественный вкус.
В течение целого вечера, что бы ни говорил Банкс, чувство любопытства так и подталкивало меня, и я ожидал приглашения от раджи, которого, однако, не последовало. Капитан Худ смеялся над моим вкусом к балету на свежем воздухе и даже уверял меня, что это «гораздо лучше», чем в Опере
На следующий день, 18 июня, все сложилось так, что мы смогли уехать на восходе солнца.
В пять часов Калут начал разводить пары. Наш слон, распряженный, находился в пятидесяти шагах от поезда, а механик запасал воду.
Тем временем мы прогуливались по берегу речушки. Через 40 минут давление в котле стало нормальным, и Сторр собирался начать маневрировать, чтобы дать задний ход, как вдруг подошла группа индийцев.
Их было человек пять или шесть, богато одетых в белые одежды и шелковые туники; на головах тюрбаны, расшитые золотом. Сопровождала их дюжина охранников, вооруженных мушкетами и саблями. На одном из солдат был венок из зеленых листьев, что указывало на присутствие какой-то важной особы.
Такой особой был принц Гуру Сингх собственной персоной, мужчина лет тридцати пяти, высокомерный на вид — довольно представительный потомок тех легендарных раджей, в чьих чертах угадывался махрат.
Принц даже не удостоил нас своим вниманием. Он сделал несколько шагов вперед и подошел к гигантскому слону, которого Сторр уже собирался подогнать к поезду. Затем, посмотрев на него не без некоторого любопытства, которое он не хотел показать, спросил у Сторра:
— Кто сделал эту машину?
Механик указал на инженера, тот догнал нас и стоял поодаль.
Принц Гуру Сингх легко изъяснялся по-английски и, повернувшись к Банксу, спросил одними кончиками губ:
— Это вы, который…
— Это я, который, — ответил Банкс.
— Верно ли, что это была причуда покойного раджи Бутана?
Банкс утвердительно кивнул головой.
— Зачем, — вновь заговорил его высочество, пожимая плечами, — зачем заставлять везти себя машину, когда есть слоны из мяса и костей?
— Наверное, потому, — ответил Банкс, — что этот слон сильнее, чем все те слоны, к услугам которых прибегал покойный раджа.
— О, — сказал Гуру Сингх, пренебрежительно вытягивая вперед губы, — сильнее!
— Бесконечно сильнее! — ответил Банкс.
— Ни один из ваших слонов, — сказал тогда капитан Худ, у которого манеры раджи вызвали крайнее раздражение, — ни один не сумеет заставить пошевелить ногой нашего слона, если он этого не захочет.
— То есть?.. — спросил принц.
— Мой друг уверяет, — заметил инженер, — а я подтверждаю, что это искусственное животное могло бы заменить десять пар лошадей и что вашим трем слонам, запряженным вместе, не удастся заставить его сдвинуться с места.
— Я всему этому совершенно не верю, — ответил принц.
— Напрасно вы этому не верите, — сказал капитан Худ.
— Если ваше высочество пожелает установить цену, — добавил Банкс, — я обязуюсь сделать вам слона, который будет иметь силу двадцати лучших слонов вашего слоновника.
— Это только так говорится, — очень сухо заметил Гуру Сингх.
— И делается, — ответил Банкс.
Принц оживился. Видно было, что он плохо переносил, когда ему противоречили.
— Можно бы прямо здесь поставить эксперимент, — сказал он после минутного размышления.
— Можно, — ответил инженер.
— И можно даже, — добавил принц Гуру Сингх, — сделать из этого эксперимента предмет серьезного пари, по меньшей мере если вы не откажетесь, боясь его проиграть, как отступил бы, разумеется, ваш слон, если бы ему предложили сражаться с моими.
— Стальной Гигант отступит?! — воскликнул капитан Худ. — Кто осмеливается утверждать, что Стальной Гигант отступит?
— Я, — ответил Гуру Сингх.
— И какова ставка вашего высочества? — спросил инженер, скрестив руки.
— Четыре тысячи рупий, — ответил принц, — если у вас найдется такая сумма, чтобы проиграть ее.
Это составляло около десяти тысяч франков. Ставка была значительна, и я хорошо видел, что Банкс, какое бы доверие он ни испытывал к своей машине, не сможет рискнуть такой суммой.
Капитан Худ удвоил бы ставку, если бы его скромное жалованье это позволяло.
— Вы отказываетесь! — заявил тогда его высочество, для которого четыре тысячи рупий представляли цену мимолетной прихоти. — Вы боитесь рисковать четырьмя тысячами рупий?
— Принято, — сказал полковник Монро, который только что подошел и, вступив в разговор, произнес только одно слово, однако достаточно весомое.
— Полковник Монро поддерживает ставку в четыре тысячи рупий? — спросил принц Гуру Сингх.
— И даже в десять тысяч, — ответил сэр Эдуард Монро, — если это устраивает ваше
