— В Штаб Космического Командования, Третий Дивизион. Это…
— Понятно, сэр, — сказал пилот таким же бесстрастным голосом, как и выражение его лица. — Я знаю, где это.
Дон Матерс вспомнил его имя. Это был Билл Голенпол. Ховеркарт подлетел к главному входу административного здания, и Голенпол плавно посадил машину. Что не говори, а он хороший пилот.
Кокни быстро вышел и, обойдя ховеркарт, открыл Матерсу дверцу.
— Мы подождем, сэр. Прямо здесь.
— Нет, летите обратно, — сказал ему Дон. — Я не знаю, сколько времени здесь пробуду.
— Нам приказано подождать и после того, как вы закончите ваши дела, доставить вас обратно.
Дон Матерс окинул ею взглядом:
— А я приказываю вам лететь отсюда. Я не уверен, что собираюсь возвращаться, по крайней мере, немедленно.
Блеклые глаза Кокни приняли подозрительное выражение.
— Но наш приказ…
Дон становился все более раздраженным:
— Убирайтесь отсюда, — сказал он. — Или я вызову охрану.
Кокни испуганно посмотрел на него.
— Хорошо, сэр.
Кокни сел в ховеркарт, явно охваченный дурными предчувствиями. Вероятно, подумал Дон, он теперь соображает, что скажет Деммингу.
И черт с ним, с Деммингом. Нет ничего хорошего — жить в его дворце. Он не собирается жить там, где каждый его шаг контролировался.
Матерс широкими шагами пошел к выходу, где охрана вытянулась по стойке смирно, взяв свои лазерные винтовки на караул.
Это его позабавило. Сотни раз он проходил здесь, и охрана даже не замечала его, не говоря уж о том, чтобы вытягиваться перед ним в струнку.
Их лейтенант подошел к нему и щегольски отдал честь.
— Могу ли я быть чем-нибудь полезен, господин полковник?
Дон улыбнулся и ответил:
— Нет, спасибо, лейтенант. Я знаю, куда мне идти.
Лейтенант был на несколько лет моложе Матерса.
— Конечно, сэр, — сказал он и отступил в сторону. В его голосе чувствовалось восхищение.
Двери открылись, и Матерс пошел по коридорам, по которым он ходил так много раз.
Но что-то здесь изменилось. Исчезла суета и толкотня, не было слышно трескотни принтеров и жужжанья других необходимых в офисах электронных машин. Ему слышался только шепот, из которого он мог разобрать обрывки фраз:
— Это он… Боже праведный, Галактический орден Почета…
И женский голос:
— А ты бы назначила свидание
Двери открывались перед ним, как по волшебству. Охрана, не спрашивая пропуск, брала на караул. Трудно найти кого-нибудь в Солнечной системе, кто не знал бы его в лицо, разве только в самых отдаленных районах.
В конце концов он предстал перед своим непосредственным начальником, командором Бернклау. Дон встал по стойке смирно и отдал честь. Тот ответил на его приветствие, только еще более энергичным жестом, и вновь сел на свое вращающееся кресло.
— Садитесь, полковник, — сказал он. — Рад вас видеть. Где вы были столько времени?
Последние слова он произнес очень любезным тоном.
Матерс тяжело опустился в кресло и устало проговорил:
— В запое, сэр. В последнем запое. Вино, женщины, развлечения — всему этому я посвятил свое драгоценное время. Напоследок.
Командор усмехнулся:
— Конечно, я не могу сказать, что осуждаю вас.
— Это было последний раз.
— Ладно, — снова усмехнулся Бернклау, — я думаю, учитывая вашу награду, мы не отправим вас на гауптвахту за самовольную отлучку.
Дон промолчал.
— Между тем, продолжал командор, — я пользуюсь случаем и поздравляю вас с победой. Все произошло так быстро, что я еле успел сообразить, что произошло. Вы совершили настоящий подвиг, полковник.
— Спасибо, сэр, — поблагодарил Матерс и скромно добавил, — это было весьма безрассудно с моей стороны.
— Очень возможно. Именно так и считают в Космическом Командовании. Однако, на безрассудстве и основывается героизм.
Командор вопросительно посмотрел на Дона.
— Несомненно, вам невероятно повезло. Наверное, в системах наблюдения их корабля произошли сбои в работе, и это единственное, чем мы объясняем вашу удачу. Как вы думаете, могло такое случиться?
— Да, сэр, — быстро согласился Матерс. — Именно так я и думаю. Мой первый выстрел разрушил их систему управления огнем, если ее называть нашими терминами. Счастливая случайность.
— Они не открывали ответный огонь?
— Трудно сказать. Если да, то не больше нескольких выстрелов. Но я уже подлетел на очень близкую дистанцию и маневрировал очень быстро. По-моему, сэр, они уже не могли оправиться от первого попадания. Это единственная причина, почему они меня не сожгли, ведь для меня хватило бы одного их выстрела.
— Наверное, вы правы, — согласился Бернклау. — Жаль, что вы слишком разрушили крейсер. Нам не удалось заполучить их корабль в хорошем состоянии, а то нашим инженерам было бы на что посмотреть. Обследование их техники могло бы в корне изменить нашу военную доктрину, мы бы узнали, откуда они прилетают и куда улетают, каким образом передвигаются в пространстве. Все пятьдесят лет война идет на нашей территории. Нам важно знать, каковы перспективы войны при существующих условиях и что будет, если прибудет их основной флот, как это уже было, или еще более крупные силы…
Матерс почувствовал себя неловко. — Но все не так уж плохо, сэр. Мы все-таки держим их на почтительном расстоянии.
Командор хмыкнул:
— Это только благодаря нашим патрулям, которые предупреждают нас о приближении краденов. А вы знаете, сколько для этого требуется топлива, полковник? Сколько нужно урана?
— Да. Я знаю, что много, — с серьезным видом ответил Матерс. — Я занимался этим недавно.
Командор устало покачал головой.
— Так много, что вся промышленность Земли опять вернулась к бензину и углю. Каждая унция урана идет на космические нужды. Мы не сможем держать оборону бесконечно.
Матерс поджал губы и проговорил:
— Я не вижу ничего страшного. Как идут работы над ядерным синтезом? Когда я был еще мальчишкой, предсказывали революцию в этой области.
Лицо Бернклау приняло озабоченное выражение.
— Так или иначе, но вся работа над проектом застопорилась. Постоянно что-то случается: основные специалисты умерли или по каким-то причинам отошли от дел. Один из самых крупных физиков, венгр, вообще исчез. Даже если работы по ядерному синтезу будут продолжаться, все равно проблема с сырьем останется. И очень быстро все наши колонии на спутниках станут городами-призраками. — Командор кисло усмехнулся, а в душе у Матерса шевельнулось какое-то смутное подозрение. Тем временем, Бернклау продолжал: — Боюсь, я привел вас в чувство после вашего кутежа. Скажите, какие у вас ощущения после