живота – тутошние народцы всегда были горазды на такие дела. Чего это они? Может, повымерли все от какой хвори или снялись и ушли в другие места, убоявшись чудища? А ведь некому сказать им, что ночью чудище не опасно!

Хранитель хмыкнул, извлек из ножен тесак и полоснул лезвием по спинке палатки. Настала пора устрашить нерадивых рабов. Чтобы боялись неведомых и беспощадных ночных сил больше, чем мага- хозяина. Чтобы не торопились шибко вгрызаться в камень. Чтобы посматривали днем на забор, а ночью, вместо того, чтобы спать вповалку, думали тяжкую думу о том, как бы половчее удрать от мага вместе с чудищем и зажить свободно в бескрайних чащах окружающего усадьбу леса…

Шишок похлопал лезвием тесака по волосатой лапе и отчего-то вдруг призадумался. Он не считал себя кровожадной ночной тварью, которая по воле какого-то первобытного зова бродит во тьме и уничтожает все живое, что встретится на пути. Он действовал сообразно своим понятиям о вживленном в бессмертное сознание чувстве вечного долга. При этом ничто не мешало ему испытывать переживания и эмоции, свойственные обычным смертным. Потому что некогда – в стародавние времена, Шишок сам был таковым. Простым смертным…

Давным-давно Хозяин вырвал его из обычного жизненного уклада, отнял старые воспоминания и посвятил в Хранители, наделив бессмертием. Лишить жизни бессмертного мог только воин, отрезавший ему голову его же собственным оружием. Это обстоятельство служило надежной гарантией личной безопасности Хранителя – проникнуть в лабиринт никто из посторонних не мог, а открытый бой с настоящим воином вне расположения усадьбы в обязанности Шишка не входил.

Хранитель должен был оберегать Тайну. Чтобы оставаться невидимым для смертных, Хранитель не имел права выходить из лабиринта в дневное время. Всякого, кто хоть как-то угрожал сохранности Тайны, следовало немедленно уничтожить любым способом, независимо от того, будет ли это ребенок, женщина либо дряхлый старец. Вот всего лишь три заповеди, которые вложил в сознание Хранителя Хозяин. Большего от Шишка не требовалось.

Хранителю не приходилось убивать смертных вот уже более столетия – не было необходимости. Думал он, сидя в своем лабиринте, что так будет длиться до скончания веков: сон вволю, охота на дичь в окрестных лесах, рыбалка, покой и благодать. Но вот пришел гадоподобный маг, и все рухнуло. Враг снова подбирается к Тайне, и у него есть масса преимуществ перед Хранителем: знания, неведомые Шишку, волшебные умения и способность очаровывать смертных. Воин пробыл в усадьбе всего-то ничего, а уже готов помогать мерзкому упырю в его неправедном промысле – очаровал воя оборотень растреклятый! Куда как хороша и чиста помыслами Гостья – а и она попала в паутину словоблудия рыхлотелого нетопыря, нет у нее чудодейственной защиты от злых чар. Да, враг страшен и хитер – победить его будет непросто. Вот уже которые сутки Шишку приходится бодрствовать в положенное для сна светлое время, наблюдая за всеми, кто хоть как-то причастен к деятельности мага, изучая их повадки и изыскивая способы свести на нет старания ворога…

«Хватит нюхать, – решил Шишок, помотав головой и как бы стряхнув этим движением невеселые думы. – Пора потрудиться…» – и, зажав в зубах лезвие тесака, скользнул черной гадюкой в исходящую вонючим перегаром палатку…

Женщина возникла в жизни Сержа совершенно неожиданно. Если бы за неделю до ее появления кто- нибудь сказал архивариусу, что у него будет такая вот женщина, он бы хищно обнажил съеденные кариесом зубы и минут пять загибался бы от истерического смеха. Вот так: «Ойи-ах-ха-ха-харр…» Или обиделся бы на сказителя, полагая, что тот пытается жестоко подшутить над ним.

Серж жил анахоретом и не видел в своей системе координат места для женщины. Страшненькая Офелия в счет не шла: она была хорошим товарищем по работе и удобным средством для физиологической разрядки. Серж ее даже домой ни разу не приглашал – незачем было. Поболтали в архиве, пристроились в обеденный перерыв на столе, покряхтели две минуты, потом испортили пару бумажных салфеток – и опять за работу.

Серж довольно часто выезжал за рубеж развеяться – средства позволяли. Но развлекаться с тамошними дамочками не пробовал, так же, впрочем, как не пробовал приглашать к себе домой родных питерских жриц любви. Архивариус, будучи человеком далеко не глупым и склонным к анализу, прекрасно понимал, что как мужчина нравиться никому он не может: рыхлый, бесформенный, неряшливый и совершенно неинтересный – самый натуральный мямля. Женщин Серж избегал еще и потому, что боялся оказаться несостоятельным в сугубо физиологическом плане. У архивариуса был своего рода привнесенный комплекс: когда он представлял себе, что при интимном свете торшера придется раздеться и приступить к предварительным ласкам какой-нибудь обворожительной феи в кружевном бельишке, у него мгновенно случался отлив крови от соответствующих органов и происходило безнадежное зависание. Другое дело – страшненькая вонючка Офелия. Она Сержа боготворила, от красоток плейбоевидных была так же неизмеримо далека по всем параметрам, как глубоководный водолаз в полной экипировке от балерины, и с ней архивариус чувствовал себя настоящим половым разбойником.

– Ну, держись, моя Троя, сейчас я тебя порушу! – восклицал, бывалоча, с победоносным видом наш славный рубака, опрокидывая Офелию на стол и заученным движением стаскивая с нее заскорузлые джинсы. – Сейчас мои войска вторгнутся в твои стены и подвергнут там все подряд этому… надруганию, короче, подвергнут! Оп-па! Вперед, на штурм!!!

Вот так он делал с Офелией. И только с ней одной – другим дамам доступа в личную жизнь Сержа не было. Он замкнулся от них в своей уютной скорлупе и не желал в этом плане никаких изменений.

Первой ступенькой к встрече с женщиной явилось приобретение автомобиля. Вообще-то, архивариусу автомобиль был нужен примерно так же, как диплодоку прокатный стан: наш парень из дома на работу и обратно гулял пешком – недалеко было; в другие места не ходил, а если и случалась надобность, вызывал по телефону такси. Но славный малый Витек – надежда и опора – каждый раз недоумевал, почему это Серж не торопится купить себе «классную тачку», чтобы рассекать на ней по городу, «снимать нерабочих мочалок» и таким образом наслаждаться жизнью.

– Ну что за мужик без тачки? – восклицал он, когда Серж в очередной раз пытался доказать, что к машинам он равнодушен. – Нет, ты меня просто поражаешь, Серый…

В конце концов Сержу это надоело и, чтобы угодить приятелю, он приобрел в ближайшем автосалоне первое, что под руку подвернулось: «99»-ю вишневого цвета.

– Да это ж не то! – возмутился Витек, придя обмыть покупку. – Ну разве с твоими деньгами можно ездить на такой шняге? Ты что – на базаре картошкой торгуешь? – Однако, заметив отчаяние в глазах приятеля, скрепя сердце решил отступить: – Ладно, пойдет пока. Научишься нормально ездить, купишь себе положняк…

Серж презрел неудобства и стал посещать водительские курсы. С грехом пополам освоив азы управления автомобилем и получив права, он загнал свою покупку в гараж и на время забыл про нее.

Вскоре, однако, машина пригодилась. Какой-то доброжелатель подкинул архивариусу средневековый трактат о суккубах, инкубах и прочей нечисти, в котором, в частности, довольно много места отводилось вредоносным оборотням и способам борьбы с ними. Серж, образно выражаясь, «повелся»: перелопатил все книжные развалы и скупил все, что хоть как-то касалось ликантропии. А также, памятуя, что в каждом красивом вранье обязательно есть крупица истины, приобрел кучу кассет с видеофильмами про оборотней. И с азартом засел изучать оборотнево бытие. Игрушку новую получил, одним словом.

По истечении двух недель обчитанный до сумеречного состояния архивариус вдруг почувствовал, что наблюдает в своем организме некоторые изменения, вполне подпадающие под ту категорию симптомов, которая красной нитью проходила практически во всех «учебных пособиях», отобранных им на книжных развалах. В частности, Сержу внезапно остро захотелось совершить сразу пять недозволенных поступков: раздеться донага, побегать по пустошам, дико повыть на луну, совокупиться в извращенной форме с волчицей и кого-нибудь погрызть – лучше, конечно, кого-нибудь плохого, чтобы потом не было мучительно больно. А случилась сия заморочь, как вы наверняка уже догадались, в первое же полнолуние, весьма некстати грянувшее по прочтении всей этой ликантропийной зауми.

– Ого! – удивился Серж. – Все-таки сказывается гнилая кровь древнего рода!

Архивариус размышлял недолго. Он совсем не испугался внезапно навалившейся на него напасти, хотя, если верить средневековому трактату и куче переизданий, прочитанных за последние две недели, ликантропия была такой гадостью, что лучше бы ее вовсе не существовало в природе. Серж, как ни странно