треволнений и бедствий суетного мира. Всю сутру Хуа воспроизводить не стал, это отняло бы слишком много времени. Он прочитал про себя несколько раз завершающий ее четырехстрочный псалм-татху, средоточие всей возможной мудрости.

Пришло желанное забытье. Хуа начал с возрастающей быстротой падать внутрь себя, в темный колодец своего сознания, и замедлил полет, лишь увидев слабое мерцание. С каждым мигом оно усиливалось, пока внутреннему взору во всей красе и великолепии не открылся урнакеша — белый волос на лбу Будды, распространяющий сияние над бесчисленным множеством миров.

Нельзя слишком сильно и долго соприкасаться с чудесным, не то уподобишься Хэ-бо, который проглотил волшебное лекарство, попал в воду и стал бессмертным — богом реки. Хуа принялся шаг за шагом выбираться из неведомых пространств. Первоначально перенесся на небо тридцати трех — один из небесных миров, управляемых тридцатью тремя богами во главе с Индрой. Отсюда уже было нетрудно добраться и до своего собственного мира — земли. Хуа соскочил на гору Ваньу — «Княжеские палаты». Находится она в провинции Шаньси. Три ее вершины напоминают дом, отсюда и название. Там стоит дворец, где обитают бессмертные. На Тяньтане — Небесном Алтаре, главной вершине горы — принес жертву богам. Лишь затем вернулся к Бэйцзину и снова ощутил свое тело — уже очищенное медитацией.

В минуты после возвращения из заоблачных путешествий особенно глубоко постигалась мудрость древней притчи о великом даосе Чжуанцзы. Он достиг бессмертия, живя в полном уединении и питаясь только семенами сосны. Однажды философу приснилось, будто он превратился в бабочку и летает над спящим Чжуанцзы. Очнувшись, святой не мог понять, где сон и где явь… Чжуанцзы ли во сне стал бабочкой, а может, это бабочка превратилась в Чжуанцзы? Чжуанцзы ли приснилось, что он стал бабочкой, бабочке ли снилось, будто она стала Чжуанцзы?

Сильнее привязывая себя к вновь обретенной реальности, утверждаясь в ней, Хуа взял четки из 108 бусин, какие буддийский монах обязательно перебирает при молитве. Душа отмыта от скверны прикосновением к божественному, однако это очищение вызвано внешними силами, оно позволяет лишь остаться прежним, но никак не улучшиться. Лишь когда сам человек трудолюбив, поле его не ленится. Для усовершенствования надо самому напрячь душевные силы, привлечь голос разума, чтобы полностью избавиться от нечистых страстей, которые мучают человека, лишают его покоя. Это рага — любовь; пратигха — ненависть, враждебность; мана — гордыня, самомнение; авидья — невежество, незнание; кудрсти — ложные взгляды; висикитса — сомнение.

Четыре страсти ему уже не грозят. Пратигха и висикитса еще владычествуют над ним. От первой из них — ненависти к обидчикам — он избавится сразу после того, как отомстит. С сомнениями сложнее. Должен ли он вообще отвечать злом на зло и ставить под угрозу свое будущее перевоплощение, отдалять нирвану?

«Но ведь безгрешных нет. Вспомни Ананду, племянника и любимца Будды, одного из первых учеников святейшего из святых. Он стремился к наслаждениям, встречался с женщинами, за что Шакьямуни его не осудил. Моя же вина тем более простительна…»

Из транса его вывели звуки ударов по медной пластинке. Хуа встрепенулся: так геомант-слепец объявляет о своем появлении. Какая удача! Перед любым серьезным предприятием важно знать, благоприятен ли для него выбранный день. Тут без геоманта не обойтись. У него есть астрологический календарь, он владеет системой «фэн шуй» — «ветра и воды», трактующей об атмосферных и астральных влияниях сил Инь и Ян, пяти первичных элементов, пяти планет, конфигурации земной поверхности. В зависимости от времени года, дней недели, часов, очертаний рек, деревьев, холмов и других примет «фэн шуй» определит, можно ли строить дом или копать могилу в этом месте. Коли выберешь плохую местность, скажем, на загривке спящего в земле дракона, то накличешь плохой джосс и болезни. Дракон ведь не будет спокойно терпеть могилу или дом на своей шее! Геомант предскажет судьбу семейству, отдельному лицу, посоветует, стоит ли начинать дело или оно обречено на неудачу в самом зародыше. Он способен заклять десять душ (три человеческих и семь животных) не покидать тело, попугав их опасностями, ожидающими на юге, западе, севере, востоке, небе и под землей.

Но что я скажу провидцу, как открою свои замыслы? И если даже меня ждет неудача, разве смею я остановиться, разве затухнет в сердце пожар подожженного мною же отчего дома?! Другой возможности отомстить мне не представится. И вдруг прав Чжун Ли, который в эпоху Тан написал «Книгу Предрешений»? В ней не счесть историй людей, судьбы которых были предрешены заранее. Есть ли смысл заглядывать в будущее, коли предначертанному все равно суждено свершиться? Поздно рыть колодец, когда захотелось пить. Эйни-я, будь что будет!

…Из детства, столь же далекого от нынешних дней, как носившийся тогда традиционный набрюшник от сегодняшнего халата и соломенных туфель монаха, в память Хуа То пришла фраза, услышанная от отца: «В свои приезды в Бэйцзин я останавливался на постоялом дворе за Воротами Долголетия…».

Привет тебе постоялый двор, некогда приютивший моего отца! Сменилось поколение, и новый представитель рода Хуа посетил тебя. Тоже мужчина. В том же возрасте. С теми же лицом и фигурой — То помнил облик отца и часто сравнивал его со своим отражением в воде (зеркал в обители не держали). Мир повторяет все…

Мир повторяет все, лишь нас не повторит… Отец был одним из многих звеньев нескончаемой родовой цепи. Я — последнее звено в ней. Отец был подающий надежды сюцай. Я — оставивший надежды ш'иу шиа, отверженный монах, покинувший суетную «красную пыль», к тому же бежавший из собственной обители. Он был полон радостных мыслей, как сосуд — благовоний. Я налит горькой ненавистью, как флакон — ядом. Он алкал знаний и карьеры. Я жажду только мщения.

Время летит, словно трехлапый ворон, бежит, точно быстроногий заяц…[189]

Где вы, папа, мама, дедушка? Кому сейчас служите — даосскому Янь-вану или буддийскому загробному владыке Вэй-то, хранителю канонов? Или переселились в другие тела? А скорее всего, бродите неотмщенными безутешными душами по мирам Вселенной. Я не могу обмести ваши могилы и посадить на них линчжи — грибы долголетия. Но я могу принести вам в жертву кровь обидчика. Я пришел!

Постоялый двор тоже изменился. Судя по рассказам отца, раньше это было солидное заведение для приезжих, содержавшееся почтенным владельцем. Теперь же здесь обильно разрослись Абрикосовые кущи.[190] В обеденном зале то и дело слышался крик: «Пей штрафной!» — признак игорного дома. Штрафной пьет проигравший или нарушивший правила застольных игр. Видимо, наследники старого хозяина решили, что на азарте постояльцев можно дополнительно наживаться. Еще бы! Владельцу помещения, где идет карточная игра, полагается процент с выигрыша, даже если это частный дом. Да, противостоять алчности так же невозможно, как вцепиться в космы бритоголовому буддистскому монаху.

Заплатив за ночлег, Хуа То провел довольно беспокойную ночь (за стенами орали пьяные голоса) и с первым рассветным лучом был уже на ногах. Надо поскорее найти логово Хун Хсиучуана и покончить с ним к вечеру. В темноте легче уйти от погони, скрыться от полиции.

Где сподручнее узнать о знатном человеке? Во дворцах. В самых роскошных домах, что расположены на цветочных улицах и в ивовых переулках, то бишь в веселых кварталах. Туда нищему жрецу хода нет. В ямэнях. Туда вправе обратиться каждый, только придется указать причину такого интереса, назвать себя, показать документы, удостоверяющие личность… Не годится…

Остается базар. Там все равны. Там не спрашивают бумаг. Там задают любые вопросы. Там слишком много народа, чтобы запомнить, кто кем интересовался. Там, конечно, легко получить нож под ребро или удавку на шею. Но кто не рискует, тот не выигрывает…

Рынков в столице сотни. Посетить следует те, которые гнездятся в богатых кварталах. Хун Хсиучуан наверняка живет поблизости от Запретного города.

Хуа То остановил приглянувшегося ему молодого парня, тащившего на коромысле два больших короба. Судя по крышкам, они предназначались для переноски пищи.

— Да защитит тебя Небо от мстительных злых духов, брат! Какой рынок ближе всего расположен к Небесным воротам[191] и как туда добраться?

— И тебе пусть сопутствует благоприятный джосс, монах! Помолись за меня своим богам. Ступай на запад по этой улице,[192] после перекрестка — на юг. Дойдешь до моста