смысл их художественной идеи. Как всегда в подобных случаях он с надеждой посмотрел на своего мудрого руководителя. И честно признался в ограниченности собственных умственных способностей:
– Вот не возьму в толк, Владимир Митрофанович – зачем эти фотографии так расчертили?
– Значит, все остальное ты понимаешь? – ехидно уточнил начальник. Прошкин безнадежно мотнул головой.
– Так вот, Николай – как раз с этими фотографиями все яснее ясного! К примеру, если ты их сейчас возьмешь, пойдешь с ними к известному своими актерскими талантами товарищу Баеву, и спросишь у него – что это за странные снимки, знаешь, что он тебе ответит?
Прошкин уже знал – он все это время всматривался в незаштрихованную часть лица на фотографии с пририсованной бородой и понял: человек на ней – не кто иной, как тип с раздвоенным подбородком, из некролога, опубликованного в газете за 10 августа, он же – прототип портрета, весившего в палате Баева, со старофранцузской надписью о Жаке де Моле. И удовлетворенно отрапортовал:
– Это Жак де Моле!
Корнев сочувственно пододвинул ему вторую мензурку со спиртовой смесью:
– Николай! Я тебе совет дам – не как начальник – а как мужик мужику. Ты больше этих капель медицинских от сердца ли, от нервов – не пей. Черт его знает, что туда наболтали докторишки – интеллигентишки? Вон – ты уже и так то про Монсегюр лепечешь, то про Жака де Моле. Лучше уж пей водку. Или на крайний случай – спирт! – Прошкин незамедлительно последовал полезному совету, Корнев одобрительно крякнул и добавил, – что бы я больше про эту катарскую ересь не слышал! – Прошкин подивился замысловатому ругательству, но уточнять, что это за такая особенная ересь и чем она страшна, не стал, опасаясь навлечь начальственный гнев, а дипломатично перевел разговор в прежнее русло:
– И что же мне ответил бы товарищ Баев? Ну – про снимки…
– Что так расчерчивают фотографии или рисунки что бы удобнее было наносить театральный грим, придающий портретное сходство! Играет в театре или в кино какой-нибудь Вася Пупок лорда Байрона. Ну и что бы он натурально как лорд выглядел гример берет его фотографию, расчерчивает и на столько же квадратов расчерчивает фото настоящего Байрона – потом смотрит – по квадратам, а затем рисует – где и чего надо на лице у Васи прилепить или закрасить, что бы он на Байрона походил. Ну и уже в самом конце гримирует по эскизу этого Васю…
– Здорово, – по-детски обрадовался Прошкин, уразумев, наконец, технологию нанесения портретного грима, и тут же понял – что поводов для веселья не так уж много, с тайной надеждой посмотрел на Корнева. Шеф был откровенно раздосадован.
– Прошкин – ну что за напасть такая на наше управление? Что не день так какая-нибудь мерзость приключается! Ни конца, ни края им не видно – уж точно, что и в порчу и в подел поверишь…
– Это все после той проклятущей сущности из Прокопьевки началось… ну которая выла и по ночам летала… И зачем только мы в тот скит полезли… – поделился Николай давно мучавшим его тайными опасением.
– Да не расстраивайся ты так – мало ли мы все глупостей делаем… давай к вопросу конструктивно подойдем…Что там твоя магия советует сделать в таких случаях?
– Шутите – Владимир Митрофанович, – обиделся Прошкин.
– Да уж какие тут штуки, – Коренв кивнул в сторону чемодана и снова отер со лба пот, – Ты бы напряг ум Николай – ну ведь не может быть что бы не было подходящего заклинания или заговора…
Прошкин стал рыться в закоулках памяти – он действительно совсем недавно видел нечто подходящее к случаю – то ли «вернуть удачу» то ли «перевернуть удачу». А вычитал он этот замечательный способ в записках достойного комдива Деева, что хранились в папке с надписью «Магия в быту». Ритуал был доступный – не требовал ни церковных культовых предметов вроде крестика или свечи, ни произношения молитв – словом мог быть исполнен даже руководящим работником или челном партии без всякого ущерба для его идеологической чистоты!
– Надо снять ту рубаху, что на тебе надета, и трижды вывернуть со словами «Что бы мне густо, а тебе пусто», затем снова надеть и не снимать пока луна не взойдет высоко, и уже к утру вы почувствуете, как душевный упадок сменяется радостью, а ситуация разрешается к вашей пользе, – вдохновенно процитировал Прошкин по памяти, и замер ожидая привычной выволочки за свои «идиотские суеверия». И только сейчас действительно осознал, насколько скверный оборот имеет ситуация, потому что…
Его несгибаемый, решительный и политически грамотный начальник резко стащил с себя гимнастерку и принялся ее выворачивать, четко выговаривая заветную формулу. Правда, в третий раз он прибавил к ней не предусмотренную автором и совершенно не печатную часть, относящуюся к тем, кому должно стать «пусто». Но сделал это так эмоционально, что Николай не сомневался – после такого энергетического посыла ритуал сработает наверняка!
Что бы скрасить ожидание восхода луны, Корнев отправил, сунувшегося было в ординаторскую, фельдшера Хомичева, в столовую Управления за ужином, наставив прихватить у него в кабинете бутылку водки. И принялся рассуждать о происхождении чемодана и его вредоносного содержимого.
– Тут, Николай, что бы разобраться, надо выяснить, в чем истоки сегодняшней ситуации?
Курс молодого бойца.
Отправной точкой сегодняшних бед сотрудников Н-ского УГБ Владимир Митрофанович считал тот исторический день, когда профессор фон Штерн отыскал среди руин и камней древнего монастыря рукопись Странника. Не будь рукописи – его талантливому ученику Иржи Ковальчику никогда не удалось бы установить, где же находится то удивительное место, к которому с завидным упорством стремился это загадочной пилигрим. А затем поделиться результатами своих и чужих изысканий с другими любителями таинственных ритуалов и старинных записей, запечатленными на фотографии «Клуба христианских странников» в 1912 году. Благородные странники даже снарядили в указанное место настоящую научную экспедицию, ради счастья участвовать в которой чахлый приемыш профессора фон Штерна – Дима Деев – едва не снес эспадроном голову наивному корнету де Лурье. Саму экспедицию и ее результаты по каким-то причинам держали в глубокой тайне – даже от ближайшего сподвижника организатора – Иржи Ковальчика.
Отчего самого Иржи не приняли в члены «Клуба странников» – злодейка – история умалчивает, а он сам, – учитывая его коматозное состояние, вряд ли сможет объяснить. То ли он был слишком худородным, то ли вообще не был христианином…
Но, даже если Ковальчик происходил из мещан или инородцев, упорства ему было не занимать. Да и деловой хватки тоже. Он сам отправляется в путешествие за разгадкой древней тайны, да еще и за средства первого в мире социалистического государства. Увы – вместо желанных сокровищ он находит жестокое разочарование – следы экспедиции фон Штерна. Сломленный, он решает бежать за границу – благо в тогдашнем Туркестане о границе можно было говорить весьма условно. Многие участники той, 1924 года, экспедиции, разделяли план руководителя. А от двух излишне «идейных» – комиссара Савочкина и Леши Субботского решили избавиться, отправив с военкомовской бумагой прямиком в занятое местным курбаши селение. Так родился миф об исчезнувшей экспедиции, а гражданин СССР Иржи Ковальчик превратился в европейского господина Ульхта. В дальнейшем этот новоявленный господин повстречал кого-то из прежних советских знакомых и под влиянием компрометирующих фактов, а так же своей
