А пример того, как можно себя вести в такой ситуации, пришел к нам из-за границы, из Канады. Мироточили-то многие иконы, но только одна стала известна на весь мир и стала подлинным свидетельством веры. Но и человек рядом с ней оказался слишком уж необычный.

…Хосе Муньос-Кортес родился 13 мая 1948 года в Сантьяго, в Чили. Он был сыном моряка и аристократки, происходившей из рода Кортесов – тех самых, покорителей Америки. Служение Деве Марии было потомственным в семье Кортесов. Семьсот лет первенцев нарекали Хосе, в честь Иосифа Обручника. В этом служении мать, ревностная католичка, с раннего детства воспитывала сына.

Воспитанный в строгой католической вере, в двенадцать лет Хосе однажды случайно зашел в православный храм и… остался там навсегда. В 1964 году он принимает Православие с именем Иосиф.

Талантливый художник, Хосе закончил художественную академию в Сантьяго, после чего архиепископ Виталий пригласил его в Канаду для изучения искусства иконописи. В Монреале Хосе поселился на церковном подворье и стал готовиться к принятию монашества.

Трудно сказать, что было потом. Точнее, что было, сказать нетрудно – потребности души не совпали с тем путем, который перед ним открылся. Бывает… А вот какие конкретно события произошли? Известно, что Хосе отказался от мастерской и квартиры на подворье архиепископа, начал изучать французский язык, занялся художественным самообразованием, в конце 1970-х поступил на богословский факультет Монреальского университета. Автор книги «Иверский избранник» Лариса Гумерова пишет:

«Прежде всего он ощущал себя именно художником и, при совершенно искреннем стремлении посвятить жизнь Богу, после долгих раздумий и испытаний понял, что не может пока уместить свои потребности и интересы в рамки православной аскезы… Внутренняя предопределенность судьбы имеет свои непреложные законы. Для дальнейшего роста и развития ему необходима была полная духовная свобода.

Мне неоднократно и от очень уважаемых людей приходилось выслушивать в адрес Хосе отнюдь не лестные мнения и суждения. Чаще всего они касались его “непослушания”, “неповиновения”, “неблагодарности”, “неискренности”, “метаний и капризов баловня судьбы”. Конечно, с точки зрения всех правил поведение Хосе выглядело порой, мягко говоря, вызывающим нарекания. А вслед за констатацией нарушений отрицается и все остальное. Отрицается миссия, искупительный подвиг, его страдания и раны – все становится неинтересным, раз были нарушены правила».[234]

Впрочем, это не является чем-то необычным. Многие почитаемые в Церкви люди, в том числе и святые, не находили общего языка с окружающими, и не только мирянами, но и монахами. Знать бы, какие психологические драмы стоят за строкой, которая так часто звучит в этой книге: «Инок ушел из монастыря…»

Однако то, что Хосе ушел с подворья, отнюдь не значит, что он ушел от Церкви. Он по-прежнему старался соблюдать все монастырские требования, посещал службы, его молитвенное правило было огромным. Но в духовной жизни этот человек шел своим путем. И больше всех, как привито было еще в детстве родителями, он почитал Божию Матерь.

Начало 1980-х было тяжелым временем для Хосе Муньоса-Кортеса. Одиночество, сомнения, тяжелая болезнь, безысходность окружающей жизни. «Ни любви, ни сострадания!» – не раз с горечью говорил он.

А потом пришло чудо.

В начале октября 1982 года, ночью, когда Хосе молился, к нему в комнату вошла Женщина, и он услышал:

«Восстань, чадо, не скорби и не сомневайся! Ибо исполнена мера и услышаны твои молитвы. Ступай на гору Мою Афон и возьми там большую икону, которую укажу, на которой Сын Мой дарует миру сему новую Заповедь Свою на Новые времена. Привези ее сюда, и обретешь путь, и послужишь Христу. И вступишь в семью твою, к возлюбленным братьям твоим, ждущим тебя с великим нетерпением и последней надеждой. И спасешь их. И тогда стяжаешь то, о чем мечтаешь. И возрадуется сердце твое вовеки. Воспрянь и прими единственное благословение».

На следующий день чудеса продолжались. Легко сказать: отправиться на Афон. А деньги?

Но рано утром в дверь постучали. Какая-то старушка заказала Хосе икону, за которую заплатила столько, что денег хватило на поездку ему и двоим спутникам.

На Афоне он, едва увидев, сразу же узнал свою икону. Это была Иверская Божия Матерь, всего год назад написанная отцом Хризостомом. Однако монахи наотрез отказывались отдать икону. Предложили написать копию – но копия была ему не нужна.

Время пребывания в монастыре закончилось, они уже спускались по тропинке, когда их догнал настоятель Свято-Рождественского скита, отец Климент, с большим свертком.

– Божия Матерь пожелала уйти с тобой, – сказал монах.

Отсюда их путь шел в Иверскую обитель. Следующим шагом, как узнал Хосе, было приложить икону к оригиналу Монахи не хотели тревожить Иверскую. Тогда Хосе сказал:

– Послушайте, мы живем в Америке, где сатана все взял в свои руки. Нам просто необходимо привезти с собой что-то истинно святое.

Получилось и это.

И вот икона в монреальской квартире Хосе. Три недели он молился перед ней, пел акафисты. А в ночь на 24 ноября проснулся от сильнейшего аромата роз. Сначала даже решил, что сосед разбил флакон духов. Но утром выяснилось, что благоухание исходит от иконы, а по ее поверхности текут маслянистые струйки. Подложенное полотенце вскоре пропиталось маслом.

Икону отнесли архиепископу Виталию, и тот, пав перед ней ниц, провозгласил, что свершилось великое чудо.

С тех пор жизнь Хосе полностью переменилась. Теперь она протекала не в уединенной квартире, а в гостиницах и салонах самолетов.

– Я теперь ничего не могу планировать заранее, – говорил он на съезде православной молодежи в Сан-Пауло, – что будет завтра или, например, через неделю. Потому что жизнь моя сейчас полностью принадлежит людям. Я должен быть всегда готов идти с иконой туда, куда нужно…

«Как Хосе всегда точно знал, кто на этот раз ждет помощи, – до сих пор остается загадкой. Как справлялся он с трудностями дорог, визами, стихийными бедствиями, собственными болезнями и проблемами, один Господь ведает. Но ни одна просьба к Божией Матери не должна была остаться без ответа. Ни одна капелька драгоценного мира не могла пропасть даром. А ведь никто не отменял ему его собственного христианского долга и обязанностей зарабатывать на нужды иконы, на хлеб, на разъезды».[235]

Богородица Сама указывала ему, как действовать. Он ориентировался по состоянию иконы. Она меняла выражение и цвет лика, взгляда, потухала или вспыхивала лампадка (это случалось накануне больших бедствий). Во время августовского путча в России Богородица впервые заплакала. И тут нелишне вспомнить, что слезы – знамение, толкуемое двояко: и как предвещающее беду, и наоборот.

При первой возможности Хосе старался вырваться на Афон, в тот самый Свято-Рождественский скит, откуда он привез свою икону. В 1992 году, когда чудо длилось уже десять лет, о. Климент постриг его в монахи с именем Амвросий.

«Только тому безграничному состраданию, каковым и был от рождения так щедро наделен Хосе, могло достаться подобное трудное счастье… Бог дает верным с избытком. Хосе просил о любви – Божия Матерь