— Хорошо, Маниша?

— Да, Мастер.

Возлюбленный Мастер,

Это дело подобно яркому солнцу в голубом небе — оно сияет ясно, неизменно и неподвижно, не ослабевая и не усиливаясь. Оно сияет повсюду в ежедневной деятельности каждого, проявляясь во всем. Если вы пытаетесь схватить его, вам это не удается; если пытаетесь потерять его, оно всегда остается с вами. Оно безбрежно, беспрепятственно и совершенно пусто. Как тыквой, плывущей по воде, им нельзя управлять, его нельзя подчинить. С давних времен, когда добрые люди пути обрели его, они появляются и исчезают в море рождений и смерти, способные воспользоваться им сполна. Тут не бывает нехватки или излишка: как при обработке сандалового дерева, каждая крупинка — это оно.

Поскольку для него не существует места, Будда — иллюзия, и дхарма — иллюзия: три мира, двадцать пять состояний бытия, органы чувств, органы действий и сознание — совершенно пусты. Когда вы добираетесь до этой сферы, там нет места даже слову «будда»: если даже слово «будда» не применимо, то где же тогда истинная таковость, природа будды, просветление или нирвана? Так великий Фу сказал: «Опасаясь, что люди воспримут все как аннигиляцию, мы временно устанавливаем пустые наименования».

Во всех сутрах до сих пор Да Хуэю так и не удалось утвердить себя как просветленное существо. Он старается усердно, он использует самые логичные и интеллектуальные методы, но они пусты; в них нет никакого веса. Например, когда он говорит: «Все чувства, природа Я, дхарма — все это иллюзорно» — нужно спросить его: «Кому ты говоришь?» и «Кто говорит?» Он пользуется словом «иллюзорный», не понимая его глубинного смысла.

Никому, кто не осознает интеллектуального потенциала и природы «не-ума», не удастся определить, подлинен этот человек или фальшив.

Прежде чем сосредоточиться на его сутрах, мне хочется вспомнить замечательный случай с Ади Шанкарачарья, первым шанкарачарьей, который основал четыре храма — четыре центра шанкарачарьев для всех четырех направлений. Возможно, во всем мире он — самый знаменитый из тех философов, которые пытались доказывать, что все иллюзорно. Без сомнения, он был великим логиком, поскольку неизменно побеждал других философов; он обошел страну и разгромил все другие философские школы. Он утвердил свою философию как единственно правильный взгляд, единственно верную перспективу: что все есть майя, иллюзия.

Шанкарачарья жил в Варанаси. Однажды рано утром — было еще темно, потому что традиционно индуистские монахи совершают омовение перед восходом, — он совершал омовение. И когда он уже уходил, какой-то человек коснулся его — нарочно, не случайно — и сказал: «Прости меня, пожалуйста. Я шудра, я неприкасаемый. Прошу прощения, но тебе придется совершить еще одно омовение, чтобы очиститься». Шанкарачарья очень рассердился.

Он сказал: «Это было не случайно: ты сделал это нарочно. Ты понесешь наказание в аду».

Человек сказал: «Когда все иллюзорно, то, выходит, только ад остается реальным». Это захватило Шанкарачарью врасплох. Человек сказал: «Перед тем как совершать омовение, тебе придется ответить на мои вопросы. Если нет, то каждый раз, как ты выйдешь после омовения, я буду касаться тебя».

Место было уединенным, вокруг никого, и Шанкарачарья сказал: «Ты, похоже, очень странный тип. Что у тебя за вопросы?»

Тот сказал: «Мой первый вопрос таков: Мое тело иллюзорно? Твое тело иллюзорно? А если две иллюзии коснутся друг друга, какая в этом проблема? Почему ты собираешься принять еще одно омовение? — Ты не практикуешь того, что проповедуешь. Как в иллюзорном мире может быть различие между неприкасаемым и брамином? — чистый и нечистый? — когда оба иллюзорны, когда оба созданы из того же самого вещества, что и грезы? Что за суматоха?»

Шанкарачарья, который побеждал великих философов, не смог ответить этому простому человеку, потому что любой ответ расходился с его философией. Если он скажет, что их тела иллюзорны, тогда нет смысла сердиться по этому поводу. Если скажет, что они реальны, тогда он признает, по меньшей мере, реальность тел... но тогда возникает проблема. Если человеческие тела реальны, то тела животных, тела деревьев, тела планет, звезд... тогда все реально.

А человек сказал: «Я знаю, ты не можешь ответить на это — это будет конец всей твоей философии. Я задам тебе еще один вопрос: я шудра, неприкасаемый, нечистый, но где моя нечистота — в моем теле или в моей душе? Я слышал, ты заявляешь, что душа абсолютно и навсегда чиста, и невозможно сделать ее нечистой; так как же может быть различие между душами? Обе чисты, абсолютно чисты, и не бывает степеней нечистоты — чтобы кто-то был более чистый, а кто-то менее чистый. Неужели возможно, что моя душа сделает тебя нечистым и тебе придется совершать еще одно омовение?»

Это оказалось еще более сложным. Но он никогда не попадал в такую неприятность — настоящую, практическую, а в некотором смысле и научную. Вместо того чтобы спорить о словах, шудра создал ситуацию, в которой великий Ади Шанкара признал свое поражение. А шудра сказал: «Теперь тебе нет смысла делать еще одно омовение. Ведь здесь нет реки, нет меня, нет тебя; все — сон. Пойди в храм — это тоже сон — и помолись Богу. Он тоже сон, поскольку он есть проекция ума, а ум иллюзорен, а иллюзорный ум не может проектировать ничего реального».