лирически ее идеализируя. Тут было дело не в личных признаниях... Эта тема была только поводом вспомнить о рязанских девушках и природе. Ему хотелось украсить этим лиризмом самые родные ему и навсегда любимые предметы, образы, пейзажи в глазах тех, кто не может знать их так, как он'.

Одним из первых стихотворений, где явственно обозначился самостоятельный подход молодого поэта к лирической теме, было 'Выткался на озере алый свет зари...'.

В этом стихотворении отчетливо угадывается столь характерное для есенинской лирики 'буйство глаз и половодье чувств'. Как замечает Н. Сардановский, сам Есенин 'все время был под впечатлением этого стихотворения и читал его мне вслух бесконечное число раз'. Вскоре после приезда в Москву Есенин набрался смелости и поехал со своими стихами к известному литературоведу профессору П. Сакулину. Стихи Есенина, по-видимому, понравились. 'Из передаваемых им подробностей этого визита, пишет Н. Сардановский, - я помню, что стихотворение 'Выткался на озере...' Сергей для Сакулина читал два раза'.

В клепиковский период уже начинают проявляться некоторые характерные черты поэтического стиля Есенина. Опираясь на фольклорные традиции, молодой поэт стремится к овеществлению и олицетворению образов, что станет в дальнейшем очень характерным для его стиля. В ранних стихах Есенина 'вьюга с ревом бешеным стучит по ставням', 'ели, словно копья, уперлися в небо', 'месяц в облачном тумане водит с тучами игру', река 'тихо дремлет', зарница 'распоясала... в пенных струях поясок', туманы 'курятся'. Конечно, самобытный талант Есенина в ту пору брал только свой начальный разбег. Отнюдь не всегда в произведениях тех лет ощутим самостоятельный творческий почерк. Бросается в глаза пристрастие молодого поэта к местным словам и выражениям ('корогод', 'роща саламаткой', 'не дознамо печени' и т. п.).

Характер лирического героя в ранних стихах Есенина только намечается. Общественные, эстетические, нравственные убеждения поэта только складываются. При всем том реалистическая тенденция развития таланта поэта, демократическая направленность его взглядов в клепиковский период очевидны.

Впервые в Замоскворечье. - Конторская служба и 'разлад' с отцом. - Откровенный разговор. - 'Товарищество И. Д.Сытина'. - Подчитчик корректора. - Письмо пятидесяти. - Охранка интересуется Есениным. Загадка одного письма. - В типографии и университете. - Среди 'шанявцев-. - 'Путешествие' в прекрасное. - О чем плачут 'Ярославны'. - Суриковцы. - 'Друг народа' печатает 'Узоры'.

Семнадцатилетним юношей Есенин оставил 'ту сельщину, где жил мальчишкой', держа путь на Москву.

Долгое время мы мало знали о детстве и юности поэта. Множество статей, заметок, воспоминаний о Есенине было напечатано у нас и за рубежом; из них лишь отдельные были посвящены раннему периоду его жизни.

В них обычно подчеркивалось влияние религиозно настроенных людей на молодого Есенина, а то и прямо говорилось о 'церковно-мистической закваске', полученной юным поэтом. Объяснялось все это тем, что Есенин-де серьезно нигде не учился, литературу знал понаслышке, воспитывался в религиозной среде и приехал в 1915 году в Петроград этаким наивным, идиллически настроенным деревенским пареньком, влюбленным в красоту патриархальной сельской жизни.

Одним из первых в этом фальшивом хоре 'почитателей' поэзии Есенина раздался в свое время голос декадентской поэтессы 3. Гиппиус. Вскоре после приезда молодого поэта в Петроград она выступила в журнале 'Голос жизни' под псевдонимом Роман Аренский со статьей о Есенине, озаглавленной довольно претенциозно 'Земля и камень'. Салонную поэтессу больше всего умиляло, что 'желтоволосый и скромный' паренек из Рязанской губернии сочиняет свои 'земляные' стихи при полном 'отсутствии прямой, непосредственной связи с литературой'.

Вслед за Гиппиус другие литературные 'знаменитости' тогдашнего Петрограда вкупе с некоторыми рецензентами первой книги Есенина 'Радуница', изданной в начале 1916 года, в какой-то мере способствовали рождению мифа о поэте, чуждом каких-либо литературных традиций и современной культуры. Один из рецензентов писал по поводу книги 'Радуница': 'Соблазны культуры почти ничем еще не задели ясной души 'Рязанского Леля'. Он поет свои звонкие песни легко, просто, как поет жаворонок... 'Микола', открывающий сборник, весь пронизан красотою кристально чистой, детски трогательной религиозной и бытовой гармонии'. Позднее, в 1924 году, Есенин писал по поводу подобных рецензий и отзывов: '...Стихи мои были принимаемы и толкуемы с тем смаком, от которого я отпихиваюсь сейчас руками и ногами'.

И после смерти Есенина появлялись статьи, в которых упорно расписывались, правда в слегка подновленном виде, те же 'были' и небылицы о юности Есенина.

Так, А. Крученых в своих, по меткому и справедливому замечанию Маяковского, дурно пахнущих книжонках о поэте вполне серьезно 'доказывал': 'Нездоровая церковно-мистическая закваска первого периода есенинской поэзии была сама по себе гибельна. Идиллические образы вымышленной деревни и поповщины не могли вывести его поэзию на настоящую плодотворную дорогу'. И Крученых был не одинок в своих 'изысканиях'.

Отголоски легенд, 'творимых' в свое время опекунами молодого поэта в Петрограде, а позднее такими литераторами, как Крученых, еще сравнительно недавно можно было услышать в рассуждениях некоторых современных критиков и литературоведов. Например, в статье Марка Щеглова 'Есенин в наши дни' (журнал 'Новый мир', 1956, N 3) наряду с правильными положениями говорится о том, что дооктябрьская поэзия Есенина, 'начисто лишенная драматизма и напряженности', полна 'гармонии пастушеского 'восприятия жизни' и 'коровьих вздохов'. И, наоборот, долгое время в статьях о поэте часто обходили молчанием некоторые важные события его жизни, о которых он кратко, но последовательно говорит в автобиографиях.

Есенин во всех автобиографических заметках отмечал одно важное обстоятельство: занятия в Московском народном университете имени Шанявского. В автобиографии 'О себе' (1925) читаем: 'В эти же годы я поступил в университет Шанявского, где пробыл всего 1, 5 года, и снова уехал в деревню'. О занятиях в университете Шанявского идет речь и в двух незавершенных набросках к автобиографии. В первом, который по почерку следует отнести к концу 1916 года, Есенин отмечал: 'Образование получил в учительской школе и два года слушал лекции в Университете Шанявского'. В другом наброске, озаглавленном 'Нечто о себе' и написанном в 1925 году, приводится такая фраза: 'В Университете Шанявского в 1913 - 14 гг. столкнулся с поэтами'.

Если бы в свое время были исследованы эти и другие важные моменты жизни поэта, о которых он, к сожалению, столь кратко упоминает в автобиографиях, то стало бы ясно, сколь важное значение для формирования поэта имела обстановка, в которой он находился в юные годы в Москве, и как призрачны легенды, возникшие в литературных салонах северной столицы и считавшиеся долгое время близкими к 'истине'.

* * *

'Я был в Москве одну неделю, потом уехал. Мне в Москве хотелось и побыть больше, да домашние обстоятельства не позволили, купил себе книг штук 25', - писал Есенин Панфилову 7 июля 1911 года. Это была его первая встреча с миром большого города. Рядом с Замоскворечьем, где он остановился у отца, за Москвой-рекой, величественно раскинулись златоглавые соборы и дворцы Московского Кремля. Вдоль Китайгородской стены от Ильинских ворот причудливо прилепились лотки и палатки знаменитого Никольского книжного рынка. Настоящее книжное море. Оно неудержимо влекло к себе книголюбов со всех концов города. И как, наверно, волновался Есенин, впервые попавший сюда! Забыв про все на свете, он рассматривал старинные издания 'Слова о полку Игореве', потускневшие от времени сборники русских былин, народных песен и сказок, листал заветные томики Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Кольцова, Никитина. Заядлый константиновский книголюб прихватил с собой 25 книг - целую библиотеку. Юному поэту,