И в этом большом приморском городе парусные соревнования на красивом городском озере всегда были радостным событием. Особенно много любителей парусного спорта собралось в Солнечном парке в день открытия Прибалтийской регаты, в которой участвовали яхтсмены Латвии, Литвы, Эстонии и Ленинграда.

Регата открылась в воскресный день. Это было первое воскресенье сентября. Лето еще звенело веселыми птичьими голосами, синий купол над головой еще был высок и прозрачен, клумбы еще пестрели яркими цветами, но ко всему этому уже начал примешиваться неуловимо-тонкий аромат осени, аромат спелых яблок и первых упавших листьев. Над озером плыла паутина, и белки в парке все чаще жались к сиреневым стволам высоких сосен, дрожа от порывов первого осеннего холодка.

В этот день дул зюйд-вест, лучший ветер для больших парусных состязаний. Лейтенант Грива, в светлой форменной одежде, пробивался сквозь густую толпу к берегу озера, спеша попасть на свою моторную лодку и отогнать ее за линию гонок до начала состязания. Знакомая лодка покачивалась у причала. Там уже находились двое: моторист и молоденький сержант с погонами частей связи. Прыгнув в лодку, Лаймон приветливо поздоровался с обоими.

Поднимая за кормой высокую волну, моторка легко отошла от причала и направилась к центру озера. Поравнявшись с маленьким, еле заметным буем, остановилась. Моторист выключил мотор, привязал лодку к заякоренному бую. Лаймон огляделся по сторонам. Справа, метрах в ста от них, на одной линии, параллельно берегу, стояла вторая моторка. Лаймон взял у моториста бинокль, поднес к глазам: со второй лодки приветливо махал рукой лейтенант Лесков. Участники операции «Р-30», названной так «в честь» подпольной радиостанции, заняли исходное положение. Старшим полковник назначил Лаймона.

— А ну-ка, сержант, пока делать нечего, объясни мне, как работает твой ящик, — обратился Лаймон к радисту. — Я, признаться, не особенно силен в радиотехнике.

Перед радистом стоял переносный пеленгатор — небольшой ящик, окрашенный в защитный цвет и внешним видом напоминающий полевую рацию.

— А как у вас с тригонометрией? — шутя, спросил сержант.

— Ну, ее-то я помню.

— Тогда вы легко все поймете… Мы сегодня будем строить мысленный треугольник на местности.[24] Пеленг берется с двух точек: наша лодка — точка А, а вторая — точка Б. Расстояние между лодками строго измерено еще вчера вечером — сто двадцать метров. Это так называемая длина базиса… Как только начнет работать рация, которую следует засечь, мы, каждый со своей точки, настроимся на нее. Станут известными углы А и Б, образуемые линией базиса и направлением на объект. Зная два угла и длину базиса, мы легко найдем третий угол и расстояние до него. Связь между лодками поддерживается при помощи радиотелефона… Просто и понятно!

— М-да, — неопределенно хмыкнул Лаймон, у которого из всего сказанного в голове осталось только слово «базис». — В общем, действуйте, товарищ сержант!

— Внима-ание! — разнеслось из мощного радиорепродуктора по всему озеру. — Начинаем первый этап гонок!

Лаймон посмотрел в сторону берега: на старт выходила семерка легких яхт класса «олимпик», которыми открывалась так называемая «речная» часть регаты. В ожидании сигнала судьи, они держались у стартовой линии, стараясь «не потерять ветер».

— Ну, теперь включай свою машинку, — нагнувшись к радисту, сказал Лаймон.

— Готово, товарищ лейтенант, — по-военному отрапортовал радист. Лаймон присел на корточки рядом с ним, надел вторую пару наушников — первая была на радисте. В эфире слышался сильный треск.

— Нелегко будет разобраться, — сочувственно заметил Лаймон.

— Разберемся, товарищ лейтенант, — с видом бывалого специалиста ответил молоденький, стриженный под машинку сержант. — Лишь бы рация начала работать!

Озеро вытянулось в длину километров на пять. «Олимпики» быстро уходили к горизонту. Через несколько минут напряжение многочисленных зрителей на берегу начало ослабевать. На озере появились лодки с отдыхающими, из гавани вышло несколько яхт, не участвующих в сегодняшних соревнованиях. Но вот по берегу пронесся гул…

— Возвращаются, — сказал сержант. Оставив далеко позади шестерку остальных, к финишу быстро неслась, кренясь к воде, маленькая одноместная яхта «0–7». Зрители восторженно приветствовали ее, скандируя хором: — Я-нис, Я-нис!..

— Наша, — довольно ухмыляясь, басом произнес радист. — Янис Рутковский, чемпион города по парусному спорту. — Он хотел добавить еще что-то, но вдруг, поперхнувшись, поднял руку и прошептал, останавливая сам себя:

— Тихо! Она начала работать…

Лаймон, увлекшись зрелищем гонок, успел уже сдвинуть в сторону один наушник. Теперь он торопливо поправил его и стал напряженно вслушиваться. Сквозь треск в эфире до ушей донеслись звуки «морзянки» — пискливые длинные и короткие сигналы. В трубке радиотелефона послышались щелчки. Моторист шагнул к ней, приложил к уху.

— Там тоже приняли, — сказал он, кивая в сторону второй лодки.

— Теперь постараемся засечь, — проговорил сержант, принимаясь вращать рукоятки аппарата. Тем временем Лаймон не отрывал глаз от яхт, порхавших вдоль берега, словно гигантские бабочки-капустницы. «Которая из них, которая из них?» — пульсировало в мозгу.

На старт вышли «эрки» — яхты среднего класса. «Олимпики» держались в стороне. Шесть из них, в том числе и победитель, направились в гавань; седьмое судно, зарифив грот, медленно пошло вдоль берега, удаляясь от трассы гонок.

— А ну-ка, сержант, возьми ее на прицел, — коротко приказал Лаймон, указывая на отдыхающего «олимпика». Радист послушно выполнил приказание. Писк в наушниках сразу стал тише.

— Не она, — энергично замотал головой радист. Он снова перестроил аппарат. «Морзянка» запищала громче. Тут Лаймон заметил, что левее стартовой линии, держа курс прямо на их моторку, бейдевиндом, низко кренясь, идет небольшая яхта, не участвующая в соревновании. По мере ее приближения, сигналы в наушниках слышались все громче и отчетливее.

«Неужели эта?» — с волнением подумал Лаймон и коротко бросил радисту:

— Внимание! Не проворонь.

Возле самой моторки яхта сделала оверштаг — крутой поворот на месте. На какую-то долю минуты парус заполоскался, повис беспомощно. С лодки успели разглядеть рулевого. Это был подросток лет шестнадцати, вихрастый, курносый и веснушчатый. У его ног виднелась верхняя часть лица второго яхтсмена — черноволосого паренька в противосолнечном козырьке — бленде. Переменив галс, яхта снова поймала ветер и стала удаляться к берегу. По мере ее удаления затихали и сигналы в наушниках.

— Это она! — заявил радист, снимая наушники.

— Включить мотор! — заревел Лаймон, снял фуражку и замахал второй моторке.

Растерянных и перепуганных ребят настигли у самого берега. Под конвоем двух моторок задержанная яхта была отведена в сторону от любопытных глаз. Со спущенными парусами она стала в одном из отдаленных углов гавани. Грива и Лесков перепрыгнули на борт яхты.

— Документы! — строго сказал Лаймон, обращаясь к веснушчатому рулевому. Тот, порывшись в кармане штанов, лежавших отдельно, дрожащими руками вытащил ученический билет. Тем временем молодой сержант-радист обшаривал яхту.

— Нашел, товарищ лейтенант! — вдруг радостно закричал он.

У основания мачты, облегая его со всех сторон, был устроен фанерный пьедестальчик, как бы служащий опорой мачты. Радист оторвал крышку. В глубине ящика блестели радиолампы. Видимо, схема аппарата заинтересовала связиста, потому что он, быстро распотрошив рацию, извлек кусок склеенной кинопленки, с которой была смыта эмульсия и вместо этого пробиты дырочки, расположенные в своеобразном порядке.

— Здорово! — восхищенно протянул радист. — Ловко придумано!

— А что там? — полюбопытствовал Лаймон.

— Автомат, построенный по принципу ртутного замыкания… Вы когда-нибудь видели светящиеся объявления на домах… Когда буквы бегут?