Алине.

— Это фронтовой подарок… Мне его подарили разведчики моего взвода в последний день войны… Вот их подписи, видите? — Он ткнул пальцем в крышку.

Алина вертела коробочку в руках.

— Подписи?.. Расскажите мне о них!

— О тех, кто писал?

— Да, об этих ваших товарищах… Кто они?

Алина спрашивала с неподдельным интересом.

Казалось, она забыла, зачем пришел сюда этот майор в плаще. Она, наверное, заметила, что Андрей в первые минуты чувствовал себя неловко, и хотела помочь ему отделаться от этого смущения. Андрей был благодарен Алине за такую тактичную помощь. С каждой новой минутой он чувствовал себя свободнее и проще.

— Вот это расписался сержант Петров, — показал Андрей на кудрявую завитушку. — Наш сапер, делал для нас проходы в минных полях… Чутье удивительное! Про него говорили, что он чувствует запах тола…

— А чем пахнет тол? — перебила Алина.

— По-моему, ничем… Он такой желтый, как мыло… Такой безобидный… пока не взорвется…

— Вы тоже безобидный, пока не взорветесь, — шутливо заметила Алина, и Андрей понял, что его собеседница намекает на ту встречу, когда она пришла к нему утром. Не желая ничего отвечать на это, Андрей быстро принялся рассказывать дальше:

— А рядом поставил свою подпись Хаким Иртуганов — мастер подножки и кляпа…

— Оказывается, и такие мастера есть? — опять перебила Алина.

— У разведчиков — да!.. А над ним крупными буквами вырезал свою фамилию Николай Сазонов. Он всегда действовал в группе захвата. Человек с высшим образованием, а ручищи словно у циркового борца. Как стукнет немца — у того язык отнимается!.. После войны вернулся к прежней профессии…

— А кто он?

— Литературный критик.

— Кто-о? — Алина вдруг звонко рассмеялась, закинув голову и показав верхний ряд маленьких ровных зубов. Смущенный Андрей кашлянул. В самом деле, с Николаем Сазоновым получилось смешно.

Алина отложила портсигар в сторону. Андрей, потянувшийся было за ним, неожиданно для себя поймал руку девушки. Алина сразу перестала смеяться. Не отнимая руки, отвернулась к окну.

— Какое большое окно! — сказал Андрей. — Зачем оно в такой маленькой комнате?

— Каприз прежнего владельца, — ответила Алина, не поворачиваясь. — Осенью с моря дует такой ветер, — продолжала она, — что приходится днем опускать жалюзи.

Она произносила ничего не значащие фразы, стараясь разобраться в своих ощущениях.

Человек, сидевший рядом, приехал сюда как следственный работник, по служебному долгу.

Где бы ни находился следователь, как бы внимательно, мягко, вежливо, тактично ни вел он себя, его отъезд всегда вызывает облегчение у тех, к кому он приехал. Такова горькая особенность этой профессии.

Но на этот раз никакого облегчения не было. Алине смутно хотелось, чтобы майор прожил в школе еще несколько дней.

Зачем?

Этого она не знала.

Если бы кто-нибудь попросил Алину объяснить ее теперешнее состояние, она не смогла бы этого сделать. То, что она чувствовала, еще нельзя было объяснить словами. Есть ощущения, которых нельзя объяснить при всем желании. И в этом, пожалуй, великое счастье.

— Ну, что же вы мне скажете на прощание? — отодвигаясь от Андрея и глядя ему прямо в лицо, неожиданно серьезно спросила Алина.

Андрей чувствовал, что он мог бы сказать очень многое. Но он не решился.

— К сожалению, есть только официальное сообщение, — проговорил Андрей. — Я арестовал Витольда Белевича и его невесту.

Алина испуганно подняла брови.

— Как! При чем тут Илга?.. Она моя подруга. Вы ошибаетесь!

— Она присутствовала при убийстве Эгле.

— Не может быть!

— Это доказано… Она не отрицает и сама.

— Какой ужас! — Алина закрыла лицо рукой. — Значит, это убийство не случайное?

— Не будем говорить об убийстве, — сказал Андрей. Он призвал на помощь всю свою решительность и медленно проговорил:

— Мне бы очень хотелось увидеться с вами еще раз.

Алина опустила голову. Протянула Андрею маленькую руку.

— Прощайте!.. Я должна пережить все то, что вы мне только что сообщили…

Андрей встал. Пожал протянутую руку.

— Прощайте!

Уже в городе он вспомнил, что забыл у Алины свой фронтовой портсигар.

На трех допросах Белевич упорно отрицал, что он умышленно убил человека, да еще такого, который был каким-то шпионом.

— Я убил своего друга, механика Эгле, убил случайно, и больше ничего не знаю.

Андрей посоветовался с полковником Зутисом.

— Берегите козыри и выкладывайте их лишь в самый подходящий психологический момент, — рекомендовал полковник. Козырей было три: письмо от жены настоящего Эгле, признание Илги и самый главный — неотправленная шифровка.

Когда Андрей прочитал Белевичу оба письма жены Эгле и рассказал о том, при каких обстоятельствах они были получены, Белевич равнодушно пожал плечами:

— Что мне за дело до какой-то бабы, которая даже не помнит в лицо всех своих мужей!.. Я убил своего друга Эгле, убил случайно, и знать ничего не знаю.

Пришлось выложить на стол второй козырь. О том, что Илга Малыня арестована, Витольд мог только догадываться. Поэтому он побледнел, когда на очередном допросе увидел свою невесту.

— Придется сознаваться, гражданин Белевич, — сказал Андрей. — Илга Малыня показывает против вас.

Витольд метнул быстрый взгляд на невесту. Та молча опустила голову.

— Илга!.. — вспыхнул было Витольд, но тут же сдержался. Больше он ничего не сказал, а посмотрев на Андрея, взглядом попросил удалить невесту из комнаты. Илгу увели. Витольд сел на стул поглубже, опустил усталое лицо и, похрустывая суставами пальцев, — противная привычка, которую Андрей терпеть не мог, — принялся рассказывать вполголоса:

— Да, я убил Эгле умышленно… Дальше терпеть было нельзя… Или я, или он… Илга сама посоветовала мне убить его, сама вызвала, вернее заманила его на мой выстрел… — Голос Витольда стал тверже. — Так что убийца — она!.. А я — лишь слепое орудие в руках этой женщины, которая хотела меня женить на себе и для достижения этой цели была готова на все… Даже на убийство!

Андрей с трудом дослушал до конца то, что говорил Белевич. Спасла профессиональная выдержка. Временами мучительно хотелось плюнуть в лицо Белевичу, не ударить его, а именно плюнуть. Иным способом не выразишь презрения, которое вызывал этот человек. «Ведь если свести их с Илгой, он действительно будет говорить ей в лицо всякую грязь, гнусную ложь, на которую способен только загнанный в угол трус».

— Предположим, Белевич, что я вам верю, — сухо сказал Андрей. — Но кем же был Эгле в действительности?

— Этого я не знаю, — решительно сказал Белевич. — Вы говорите, что он был шпионом? Возможно! Не спорю! Даже больше — я верю, что он был шпионом, от такого мерзавца именно этого только и можно было ожидать!