– Не прячься, Вениамин, – взяв его за локоть, сказала Левенгауп. – Полли, вы знакомы?

– Заочно, по «Вандее».

– Да! Там он… – взмахнул руками Меллер.

– Подожди, Наум, – оборвала его Светлана. – Знаешь, Полли, а мы с Сашей взяли над Вениамином шефство.

– Стихи товарища Ковальчука, – важно кивнул Вихров, – скоро будут опубликованы в нашей газете.

– От души поздравляю, – Андрей пожал Веньке руку.

– Тоже мне – шефство! – фыркнул Меллер. – Налетели на парня совершенно как коршуны. Не забывайте, его ждет карьера в кино!

– Всех нас что-либо да ждет, – вставил Резников.

– К слову, о публикациях, – воскликнул Меллер. – Андрей, можно тебя на минуту?

Наум отвел друга в сторону.

– Помнишь нашу встречу со Змеем? Так вот, статью-то я написал, вчера ее напечатали, а вот сегодня в «Рабочей культуре» – бац, резкий ответ!

– Неужели снова Трубачев с Бардиным? – нахмурился Андрей.

– Да не совсем. В схватку со мной вступили совершенно иные силы – Чеботарев, заведующий детским домом номер один. Заходи ко мне в субботу вечером, обо всем подробно расскажу. Договорились?

– Идет.

Они вернулись к компании. Левенгауп оживленно болтала с Полиной о поэтических находках студенчества.

– …Это событие необходимо увековечить, – заключила она. – Костик поговорит в издательстве, попробуем опубликовать сборник…

– А давайте-ка сфотографируемся на память! – неожиданно предложил Меллер. – Тут и «Ателье Бауэра» рядом.

Идея всем понравилась, и друзья направились к фотоателье.

Добродушный румяный Бауэр немного опешил, увидев шумную команду, но тут же приказал помощнику проводить клиентов в павильон. Полину, Резникова и Светлану усадили рядком на стулья, остальные встали позади. Бауэр хлопотал у аппарата, просил внимания и сосредоточенности. Наконец полыхнула вспышка.

– Через неделю прошу ко мне за карточками! – размахивая квитанцией, объявил Наум.

– Каковы дальнейшие планы? – спросила у Полины Светлана. – Не хотите с нами в «Музы»?

– Мы бы с радостью, вот только Андрею еще всю ночь работать, – Полина развела руками.

– Жаль, – вздохнула Левенгауп.

У выхода из «Ателье» Рябинина задержал Венька Ковальчук:

– Помните, вы интересовались нашим «Союзом молодых марксистов»? В следующий вторник у нас заседание координационного совета и актива. В семь начнем, собираемся в «красном уголке» электростанции. Милости прошу!

Побродив по центру, Андрей и Полина очутились на улице Коминтерна. Рябинин предложил зайти в гости.

Поднявшись в комнату, Полина с интересом разглядывала жилище Андрея.

– Такое впечатление, что здесь обитает человек без прошлого, – немного разочарованно сказала она. – Не видно ни фотографий, ни личных реликвий.

– Какие там реликвии! – махнул рукой Андрей. – Вся жизнь на колесах. А по сути ты права: я и в самом деле человек без прошлого… Угощайся, у меня тут пирожные и лимонад.

– Загодя приготовился? – сощурилась Полина.

– Да не то чтобы…– замялся Андрей.

– Не смущайся. Рядом с предусмотрительными людьми очень удобно. Кстати, у меня для тебя грустное известие, Андрюша. В субботу мы с мамой уезжаем в Ялту. При ее туберкулезе необходимо каждый год ездить в Крым.

– Ну раз нужно, так нужно, – вздохнул Андрей. – А когда вернетесь?

– Месяца через полтора, не раньше.

– Долго не увидимся, – грустно улыбнулся Рябинин. – Чуть не забыл, я хотел познакомить тебя со своим давнишним другом, Георгием Старицким. Мы с ним вместе воевали на германском фронте. Он – бывший партизан и далеко не глупый человек. Жорка заходил в воскресенье и приглашал нас послезавтра в гости.

– Да, интересно было бы встретить хоть что-то из твоего прошлого, – кивнула Полина и посмотрела на часы. – Ну, а сейчас мне уже пора!..

– Подожди еще немного, Полюшка. Я очень по тебе соскучился.

Алевтина Клементьева слыла в округе бабенкой бедовой и пропащей. По словам соседей, она с малолетства путалась с жульем, позорила добропорядочных родителей и своим недостойным поведением в немалой степени способствовала их преждевременной кончине. Однако в воровской среде Алевтину уважали. Долгие годы была она верной подругой Васьки Бадайского, грозы поездов и вокзалов, главаря городских майданщиков. Доброе отношение Бадайского, верность ему и воровскому промыслу создали Алевтине немалый авторитет. Она стала «ворвайкой», то есть женщиной, уважаемой «вольным братством». В отличие от многих легкомысленных девиц из уголовной среды, Алевтина терпеливо ждала Бадайского из заключений, не принимала от его дружков подарков и чтила воровские законы.

В 1913-м ее посадили за пособничество краже, но и в тюрьме Ляля-Кремень, как ее теперь называли, заимела вес и влияние. На «казенке» [44] она быстро сделалась «хазаршей» [45] и, по обычаю, собирала «влазное» [46], держала «общий котел» [47] и наблюдала за порядком в камере.

В 1921-м Бадайского застрелили во время разборки с «гастролерами». Ляля осталась совсем одна. Родители уже год как умерли, братья жили своими семьями. От отца и матери Ляле достался ветхий домик рядом с депо и небольшое хозяйство. Впрочем, ходить за скотиной она не хотела, да и не была приучена. Ляля занялась скупкой краденого, приторговывала марафетом и давала приют добрым приятелям покойного Бадайского.

Вечером в среду, 18 июня в домике Ляли собралась веселая компания – достославный ширмач Николька-Тыхтун, Варя с Зиной – веселые разбитные девицы, и молодые налетчики – Филька Музыкант с другом, Володькой Заварзиным, по кличке Умник.

Непревзойденный мастер карманных краж Тыхтун, получивший свое прозвище за способность бегать со скоростью хорошего автомобиля [48], и хозяйка дома Ляля представляли старшее поколение жуликов. Им уже исполнилось по тридцать, и поэтому среди беззаботной молодежи они старались выглядеть достойно. Вчерашний детдомовец Володька Заварзин, двадцатилетний главарь банды налетчиков, имел на почтенную Лялю-Кремень весьма серьезные виды. Опытная, рассудительная и по- своему привлекательная, Ляля была ему по вкусу. Уже почти три месяца Заварзин добивался любви авторитетной ворвайки. Она же, строго следуя Закону, встречалась с Умником только в присутствии посторонних. Вот и сегодня Володьке пришлось захватить для компании ближайшего подручного Фильку Музыканта с девицами. Последние считали это за честь. Как и многие мещаночки, Варя и Зина томились от скуки и безделья: учеба требовала недоступного им умственного напряжения, а работы биржа не давала. В компании с Филькой можно было беззаботно отдохнуть, да и получить легкие денежки на духи или новые туфли.

Веселье разгоралось. Собранный усилиями мужчин стол ломился от закусок и всевозможной выпивки. Тыхтун усердно наполнял рюмки девушек и подбивал их на скабрезный разговор. Хозяйка дома с улыбочкой наблюдала за его стараниями.

– Боек ты нынче, Колюня! – наконец не выдержала Ляля. – Небось, после фартового дельца душа-то взыграла?

– Твоя правда, Ляля, – кивнул Тыхтун.

– Знаем-знаем, – крикнул Филька. – Весь город талдычит, как ты ловко бегунки сдал