Она была абсолютно уверена, что ни один из мужчин не прикасался к багажнику, но велосипед уже стоял у калитки.
В них определенно было что-то очень странное, решила она.
Азирафель снова поклонился.
– Рады были вам помочь, – сказал он.
– Благодарю вас, – ледяным тоном проговорила Анафема.
– Мы уже можем ехать? – осведомился Кроули. – Спокойной ночи, мисс. Ангел, в машину.
Ну что ж, это многое объясняет. Значит, она все-таки была в полной безопасности.
Она посмотрела вслед «бентли», направившемуся в центр, и повела велосипед по тропинке к коттеджу. Дверь была не заперта. Анафема была уверена, что Агнесса упомянула бы о том, что ее собираются ограбить, она всегда была очень точна в таких мелочах.
Анафема сняла дом с мебелью, что означало, что мебель была особого сорта, который встречается только в таких случаях просто потому, что ей побрезговали сборщики добровольных пожертвований в пользу неимущих. Но это не имело значения. Она не собиралась задерживаться здесь надолго.
Если Агнесса была права, она вообще нигде надолго не задержится. Как и все остальные.
Анафема положила свои вещи на древний стол под единственной лампочкой без абажура, свисавшей с потолка в кухне.
Ну и что ей удалось узнать? Она пришла к выводу, что ничего особенного. По всей вероятности, ЭТО было на северном краю деревни, но она и так это подозревала. Если подходить слишком близко, засветка от сигнала слишком сильная, если отходить дальше, невозможно снять точные показания.
От этого можно было прийти в ярость. Ответ должен быть где-то в книге. Вся проблема в том, что чтобы понять Предсказания, нужно было думать так же, как думала полубезумная ведьма с неимоверно высоким коэффициентом умственного развития, которая жила в семнадцатом веке. Ко всему прочему, для того, чтобы разобраться в ее манере выражения, нужен был словарь для любителей кроссвордов. Прочие члены ее семейства считали, что Агнесса намеренно затемняла смысл своих высказываний, чтобы чужаки не смогли их понять; Анафема же, полагавшая, что иногда она способна мыслить, как Агнесса, лично для себя решила, что причиной этому было то, что Агнесса была просто врединой с отвратительным чувством юмора.
У нее даже не было…
Анафема в ужасе смотрела на стол. Карта. Самодельный бого-теодолит. Термос с горячим бульоном. Фонарик.
Пустой квадрат, где должна была лежать Книга Пророчеств.
Она ее потеряла.
Да не может этого быть! Агнесса была неимоверно щепетильной во всем, что касалось судьбы ее книги.
Анафема схватила фонарь и выбежала из дому.
– Такое ощущение, как… в точности такое же ощущение, когда говорят «такая жуть, что мороз по коже подирает» – только наоборот, – сказал Азирафель. – Вот так, примерно.
– Я никогда так не говорю, – заметил Кроули. – Лично я за жуть обеими руками.
–
– Нет, ничего не ощущаю, – притворно веселым голосом заявил Кроули. – Ты просто чрезмерно чувствителен.
– Это моя работа, – сказал Азирафель. – Ангелы не могут быть чрезмерно чувствительны.
– Скорее всего тем, кто здесь живет, просто нравится здесь жить. А ты перехватываешь это ощущение.
– Никогда не перехватывал ничего подобного в Лондоне, – сказал Азирафель.
– Именно. Это доказывает, что я прав, – отозвался Кроули. – А вот то самое место. Я помню львов перед воротами.
Фары «бентли» выхватили из темноты двух каменных львов и заросли рододендронов вдоль аллеи. Под шинами заскрипел гравий.
– Мне кажется, еще слишком рано наносить визит монахиням, – с сомнением в голосе сказал Азирафель.
– Ерунда. Монахини чуть свет на ногах, – возразил Кроули. – Что там у них по распорядку – офферториум? Или я путаю, и это слабительное?
– Фи, как грубо, – сказал ангел. – Не надо так шутить.
– Да ладно тебе. Я же говорю, они из наших. Черные монашки. Нам нужна была больница по соседству с военной базой, вот и все.
– Не понял.
– Ты что думаешь – жены американских дипломатов всегда рожают у черта на рогах, в маленьких больницах при монастыре? Все должно выглядеть естественно. В Нижнем Тэдфилде есть военная база, она поехала туда на открытие, тут все и началось. Военный госпиталь не готов ее принять, и тут подворачивается наш человек, и очень кстати говорит: «Есть тут одно местечко неподалеку», и все дела. На мой взгляд, неплохо сработано.
– Если не считать пары мелких деталей, – вставил Азирафель.
– Так ведь почти получилось, – возмутился Кроули, почувствовав, что должен вступиться за честь фирмы.
– Видишь ли, в зле всегда заложены ростки его поражения, – сказал ангел. – Сама его природа – отрицание, и именно поэтому включает в себя уничтожение, даже в минуты кажущейся победы. И не имеет значения, насколько его план грандиозен, отлично спланирован, защищен от ошибок – по определению свойственная злу греховность обрушится на самих злоумышленников. И не имеет значения, насколько они преуспеют в делах своих, ибо в конце сами они призовут гибель на головы свои. И замыслы их разобьются о скалы неправедности, и низринутся они в пучину забвения, и исчезнут бесследно.
Кроули задумался.
– Да нет, – сказал он, наконец. – Готов поспорить, кто-то просто прокололся. Ого!
Он тихонько присвистнул.
Усыпанная гравием площадка перед входом была сплошь заставлена машинами. И они не походили на машины монашек. «Бентли» был посрамлен начисто. Многие из этих машин могли похвастаться гордым «турбо» или «гранд» в названии и телефонными антеннами на крыше. И почти всем было меньше года от роду.
У Кроули зачесались руки. Азирафель исцелял велосипеды и сращивал кости; а он
– Ну и ну, – сказал он. – Помнится, раньше монахини ездили в «моррисе-мини». Как раз вмещалось четыре штуки.
– Не может этого быть, – сказал Азирафель.
– Может, они приватизировали монастырь? – предположил Кроули.
– Или ты приехал не в то место.
– Это то место, я точно говорю. Пошли.
Они вышли из машины. Через тридцать секунд кто-то пристрелил их обоих. Со снайперской меткостью.
Лучше всего Мэри Ходжес, в прошлом Говорлива, умела подчиняться приказам. Она обожала приказы и любила подчиняться им. Когда подчиняешься приказам, жить намного проще.
А вот перемен она терпеть не могла. Ей так нравился Болтливый Орден. Она первый раз в жизни
