Он испытывал ощущение, что дракон шарит у него в мыслях, пытаясь отыскать ключ к пониманию. Он наполовину увидел, наполовину ощутил мерцание случайных образов, драконов, мифической эпохи рептилий и – именно здесь он ощутил настоящее недоумение дракона – некоторые мало похвальные страницы истории человечества, которых, увы, большинство. Удивление сменилось гневом с примесью озадаченности. Оказалось, что дракон ничего не мог сделать людям, чего бы они уже не имели, позже или раньше, испытывая друг на друге, часто с энтузиазмом.
У вас есть наглость быть брезгливыми, подумал дракон за него. Мы были драконами. Нам предлагали быть жестокими, хитрыми, бессердечными и ужасными. Но это свыше того, что я могу тебе рассказать, ты, обезьяна – громадная морда придвинулась еще ближе, так что Обычный мог заглянуть в бездонные глубины глаз дракона – мы никогда не сжигали, не подвергали пыткам и не рвали друг друга на части, и не называли это нравственностью.
Дракон снова взмахнул крыльями, раз или два, а затем тяжело опустил их на крикливый, отдающий мишурой, набор драгоценностей. Его когти заскребли по груде. Он усмехнулся.
Трехногая ящерица не смогла бы собрать такую груду, подумал дракон.
– Но дела станут лучше, – прошептал Обычный, ненадолго испытывая облегчение от перемены направления.
Должны стать.
– Могу я… – Обычный заколебался, – могу я задать вопрос?
Спрашивай.
– Вам нет нужды есть людей, верно? Думаю, что это единственная проблема с человеческой точки зрения, понимаете, – добавил он, его голос усилился до невнятного бормотания. – С сокровищами и прочими драгоценностями, с ними проблем не будет, но вот что касается вопроса с протеином, то, возможно, такому могучему интеллекту, подобному вашему, придет в голову, что нечто менее спорное, например корова, могло бы…
Дракон выдохнул горизонтальную струю огня, которая опалила противоположную сторону.
Необходимо? Необходимо? – проревел дракон, громыхающие звуки стихали вдали. – Ты говоришь мне о необходимости? Разве не является традицией, что лучший цветок лучшей половины человечества должен быть принесен дракону, чтобы обеспечить мир и процветание?
– Но, поймите, мы всегда были довольно мирными и более или менее процветающими…
ТЫ ХОЧЕШЬ ПРОДОЛЖАТЬ ПОДОБНОЕ СОСТОЯНИЕ ДЕЛ?
Сила мысли швырнула Обычного на колени.
– Конечно, – ответил он.
Дракон роскошным жестом выпрямил когти.
Тогда это необходимо не мне, это твоя забота, – подумал дракон.
А сейчас уйди прочь с моих глаз.
Обычный согнулся в поклоне, как только эта мысль коснулась его.
Дракон сполз с бесценной груды, вспрыгнул на край одного из больших окон и разбил витраж головой. Многоцветный витраж основателя города низвергся фонтаном обломков.
Длинная шея высунулась наружу, обозревая вечерний город и поворачиваясь как стрелка компаса. В городе зажигались первые фонари. Звуки городской жизни, наполненной людским дыханием, создавали атмосферу непрекращающегося гула, стука и бормотания.
Дракон глубоко, с наслаждением вдохнул воздух.
Затем он перевалился всем телом через подоконник, вышиб плечом остатки оконной рамы и взмыл в небо.
– Что это? – спросил Валет.
Это был шар, шерстяной на ощупь, и когда его ударяли, то издавал дребезжащий звук, как линейка по краю стола.
Сержант Двоеточие постучал по предмету.
– Я сдаюсь, – сказал он.
Морковка с гордостью вытащил предмет из кучи порванных пакетов.
– Это торт, – сказал он, подложив руки лопаткой под предмет и с трудом вынимая его. – От моей матери. – Он пытался положить его на стол, не оставляя следов своих пальцев.
– Ты его можешь есть? – сказал Валет. – Ему понадобилось несколько месяцев, чтобы сюда добраться. Думаю, что он должен был сильно зачерстветь.
– Ах, он сделан по специальному рецепту гномов, – сказал Морковка. – Торты гномов не становятся черствыми.
Сержант Двоеточие предпринял очередную попытку постучать по предмету.
– Полагаю, что нет, – согласился он.
– Он невероятно питательный, – сказал Морковка. – Практически волшебный. Секрет передавался из рук в руки от гнома к гному в течение столетий. Один маленький кусочек и вы не захотите ничего есть весь день.
– В рот больше ничего не полезет? – сказал Двоеточие.
– Гном может пройти сотни миль с подобным тортом в рюкзаке, – продолжал Морковка.
– Бьюсь об заклад, что сможет, – мрачно сказал Двоеточие. – Бьюсь об заклад, что он все время будет думать: «Черт возьми, надеюсь, мне удастся отыскать что-нибудь еще, чтобы поскорее поесть, иначе придется опять лопать этот проклятый торт».
Морковка, для которого ирония значила нечто связанное с металлом (iron – железо, англ.), поднял свое копье и после нескольких впечатляющих рикошетов попытался разделить торт на четыре приблизительно равные части.
– Вот, – торжествующе сказал он. – По одному куску на каждого из нас, и один для капитана. – Он задумался над тем, что он сказал. – Ах. Простите.
– Да, – категорически сказал Двоеточие.
Они некоторое время посидели в тишине.
– Мне он нравился, – сказал Морковка. – Жаль, что он ушел.
Опять настала тишина, весьма похожая на предыдущую, но более глубокая и гнетущая.
– Я полагаю, что теперь вы будете исполнять обязанности капитана, – сказал Морковка.
Двоеточие затеял спор:
– Я? Но я не хочу быть капитаном! Я не могу думать. Все эти размышления не стоят всего этого, лишних девяти долларов в месяц.
Он побарабанил пальцами по столу.
– Это все, что он получает? – сказал Валет. – Я думал, что офицеры катаются в деньгах.
– Девять долларов в месяц, – сказал Двоеточие. – Мне довелось видеть платежную шкалу. Девять долларов в месяц и два доллара довольствия на плюмаж. Только он никогда этого не требовал.
– Он никогда не был типом, что носит плюмаж, – сказал Валет.
– Вы правы, – сказал Двоеточие. – Дело в том, что капитан, понимаете, я когда-то читал в книге… знаете, у нас у всех в теле содержится алкоголь… натуральный алкоголь, понимаете? И даже если вы не прикоснулись ни к единой капле в жизни, ваше тело все равно его производит… но капитан Бодряк, понимаете, он относится к тем людям, у которых тело не производит его естественным способом, как будто он родился в состоянии не допив двух рюмок до нормального.
– Бог мой, – сказал Морковка.
– Да… так что если он трезвый, то он трезвый по-настоящему. Пень, так они это называют. Знаешь, каково это, когда просыпаешься утром, после того как ночь напролет просидел на горшке, Валет? Да-а, так вот он чувствует себя так все время.
– Бедняга, – сказал Валет. – Я и не подозревал. Ничего удивительного, что он всегда такой мрачный.
– Потому он всегда пытается догнать, Просто он никак не может принять правильную дозу. И конечно… – Двоеточие бросил взгляд на Морковку, – он был унижен женщиной. Подумайте, ни за что он потерпел унижение.
– Так что мы сейчас будем делать, сержант? – спросил Валет.
