– Это меня не удивляет, – сквозь зубы произнес он.

– Только не обижайте его! – встревожилась Лоретта при виде тени жестокости, прошедшей по его лицу. – Поверьте, все, что совершил Жан-Клод, он совершил под влиянием обстоятельств. Если бы он отказал Иветте, с нами расправились бы, как с другими аристократами.

Куинси помолчал, обдумывая услышанное, затем повернулся к Ральфу:

– Куинси Жерар, к вашим услугам.

– Ральф Джермейн. Вы не ошиблись, я фермер, а вернее, плантатор. И горжусь этим!

– С моей стороны это было глупое замечание, месье, извините!

– Ничего, в какой-то мере мы квиты. Я ведь тоже фактически выставил вас из зала. Я не терплю скандалов в казино.

– О скандале речи не шло, – вставила Жанетта нелюбезно.

– Пожалуй, мы явились чересчур рано, – сказал Ральф. – Это потому, что хотели предложить гостю кров. Или вы уже где-то остановились, сэр?

– Я прямо с корабля, – ответил Куинси, поглядывая на Жанетту.

– Тогда я могу вам кое-что посоветовать. Вообще-то это обязанность Жанетты, но ваше появление повергло ее в такой шок, что пока и речи нет об элементарной вежливости, – добродушно пошутил Ральф. – Давайте выпьем, поболтаем, а Лоретта позаботится о Жанетте. Прими ванну, отдохни. Ты слишком много работала в последнее время.

– Замолчи! – крикнула Жанетта со слезами на глазах. – Не обращайся со мной так, словно у меня нервный срыв!

Она выбежала из кабинета, хлопнув дверью. Куинси бросился было следом, но опомнился и оглянулся.

– Я ничего не понимаю! Просто не узнаю ее! Что с ней такое?

– Лоретта, вернись в зал и присмотри, чтобы все шло гладко, – ласково попросил Ральф. – Я отвезу мистера Жерара к себе и введу в курс последних событий. Да, и позаботься о Жанетте.

– За нее можешь не тревожиться, – весело ответила девушка, улыбаясь. – Делай, что считаешь нужным. Когда мужчина ради женщины пересекает океан, он заслуживает самого лучшего обращения.

Выходя, она думала о том, что Жанетта все-таки дурочка. Отталкивать такого красавца!

Тихая, безмятежная ночь окутала плантацию тьмой. В двухэтажном доме Ральфа Джермейна тоже царила тишина. Куинси смотрел на заросли кустов из окна спальни, перебирая в памяти все, что узнал от своего гостеприимного хозяина. У него сложилось благоприятное мнение о бывшем гессенском наемнике. Очевидно, тот был настоящим другом Жанетты.

Теперь Куинси многое видел в ином свете. Он знал о том, что Жанетта решила сбежать после нескольких часов, проведенных с тремя мужчинами. Нетрудно было представить себе, что произошло. За прошедшие месяцы Куинси не раз видел, как женщин насилуют грубо и безжалостно. Некоторые умирали, так и не оправившись от пережитого.

Он поднялся с постели, потому что снова и снова видел во сне кошмар, который ей пришлось пережить. Жанетта отбивалась от насильников, звала на помощь, но он не мог оторвать ног от земли и просыпался в холодном поту. Сейчас он с горечью думал о том, что его никогда не было рядом в нужную минуту! Жанетта привыкла к тому, что от него нечего ждать помощи, а между тем он страстно желал быть ей защитником. Увы, жизнь всегда ставила преграды на его пути к Жанетте.

Возможно, думал Куинси, она винит его во всех своих злоключениях. Возможно, горести и испытания убили в ней чувство к нему. В тяжелую минуту человек порой теряет желание жить, не то что надежду или любовь.

Он был далеко, когда Жанетта в муках потеряла дитя. С ней был только Жан-Клод, виновник всех ее бед. Ничего, еще будет время свести с ним счеты. Иное дело Лоретта. Куинси чувствовал себя в долгу перед ней за все, что она сделала для его любимой. Он искренне желал ей счастья с Ральфом, хотя и не мог постигнуть, как тому удается смотреть сквозь пальцы на прошлое Лоретты и на ее нынешний роман с Жан- Клодом. Сам он был не настолько великодушен.

Куинси отвернулся от окна и обвел взглядом комнату, освещенную одинокой свечой. Дом Ральфа Джермейна был удобным и красивым. Лоретте здесь понравится, подумал он, ни минуты не сомневаясь, что Ральф все же склонит ее к браку. Если бы не эти двое, он бы повредился в рассудке после разговора с Жанеттой!

Несколько часов назад он впервые переступил порог загородного дома Ральфа, выстроенного в классическом стиле. Куинси считал его чересчур роскошным, но оставил свое мнение при себе, видя, что Ральф гордится своим жилищем.

Куинси усмехнулся. Дом Ральфа Джермейна не мог стать предметом семейной распри. Возможно, на этой земле и речи не шло о законных наследниках и бастардах. Это был оплот будущего, совсем иного, чем то, что прорастало сейчас на залитых кровью руинах Франции. Чего стоит даже рай, если он построен на костях жертв? Сколько еще поколений будет нести на себе вину за содеянное? Сколько семей будет оплакивать пропавших без вести, поруганных и казненных?

А здесь страна неописуемых возможностей. Французский квартал, где все еще звучит родная речь. Куинси был пленен Новым Орлеаном, хотя не мог забыть ни Францию, ни Марсель. Он знал, что останется гражданином своей страны, что бы с ней ни случилось, что не заставит себя отвернуться от нее, израненной, истекающей кровью. Однако он был не способен отвернуться и от равнодушной, изверившейся, несчастной Жанетты. Как же поступить?

Ральф Джермейн охотно говорил о Луизиане, о жизни на плантациях. У него было невероятное множество интересов. Новый Орлеан рос, процветал, и, по его словам, нельзя было найти лучшего места для начала новой жизни.

Его уговоры навели Куинси на мысль, что этот ветеран принимает большое участие в его судьбе.

Почему – он не знал. Жизнь на родине не приучила его к помощи со стороны других, там мало кто им интересовался, мало кто рвался помогать. При прежнем порядке он в первую очередь был незаконнорожденным для людей, обладавших богатством. Значит, в Луизиане все иначе? Здесь каждый волен помогать другому и признавать в нем равного? Здесь нет свода жестких правил на этот счет? И все же участие Ральфа ставило Куинси в тупик. Они едва знакомы! Разве что этот человек действовал в интересах, хотя и против воли, Жанетты.

Время шло, но сон не приходил. Слишком многое требовалось обдумать, слишком важное решение нужно было принять. Куинси чувствовал себя лет на десять моложе, грудь его теснило волнение при мысли о новых возможностях, о будущем.

Так продолжалось до рассвета.

С первыми-лучами солнца плантация ожила. Запахи и звуки понеслись отовсюду, обостряя тоску о собственном доме, о семье, которой у него никогда не было. Куинси удалось смирить первый порыв – приложить все усилия, чтобы встряхнуть Жанетту и вывести ее из странного оцепенения. Он решил действовать осторожно и мягко, почаще попадаться ей на глаза, чтобы заново приучить ее к себе. Он готов был ждать, пока лед в ее сердце растает.

Куинси нащупал во внутреннем кармане кожаный мешочек: Это было наследство, которое Гретхен завещала Жанетте, умирая у него на руках от ножевой раны. Куинси поклялся, что свою дочь они назовут в ее честь. Он надеялся, что это отчасти облегчило Гретхен уход в лучший мир.

В дверь постучали. Это оказалась молодая негритянка с теплой водой для умывания. Она двигалась тихо, как мышка.

– Давно ты работаешь у мистера Джермейна? – спросил Куинси, желая побольше узнать о порядках на плантации.

Девушка потупилась и выскользнула из комнаты. Это напомнило Куинси, что на Юге чернокожих покупали и продавали, как скот, однако он отмел мысль о том, что так же мог поступать и джентльмен вроде Ральфа Джермейна. Улицы Нового Орлеана были наводнены людьми всех оттенков черного и коричневого, и было заметно, что они выполняют всю грязную работу. Именно они сидели на передках экипажей, они