От воспоминаний так вдруг сжалось сердце, что у Марьяны задрожали руки. К счастью, Санька выхлебал пиалу почти до дна, ничего не расплескалось.

Мальчишка откинулся на подушку:

– Я теперь посплю, а, Маряша?

– Конечно!

Санька взял ее за руку и чмокнул в щеку.

Марьяна поцеловала его в ответ.

– Спать как хочется, – прошелестел Санька.

– Спокойной ночи, моя радость, – отозвалась Марьяна. Но Санька уже ничего не слышал: уснул – как в воду упал!

Борис сделал резкое движение, и Марьяна в испуге вскинула глаза.

Ох, какое у него лицо! Как заострились черты! Как он вдруг постарел…

Очевидно, Борису неприятен был взгляд Марьяны, потому что он вдруг двинулся к выходу.

– Подожди! – безотчетно, не подумав, окликнула его Марьяна. – Борис, подожди, ради Бога!

Борис обернулся, вскинул брови. Однако лицо и голос по-прежнему были ледяными.

– Что такое? – спросил он.

– Побудь со мной немножко, – с мольбой прошептала Марьяна. – Поговори со мной! Ты не представляешь, как страшно одной! Ты не представляешь, что это такое – каждую минуту ждать смерти!

– Я… не представляю? – прохрипел Борис, и Марьяна с ужасом поняла, что в его глазах, обращенных к ней, вспыхнула самая настоящая ненависть. Она даже отпрянула, но Борису опять удалось взять себя в руки. – Хо-ро-шо, – промолвил он, почти не размыкая губ. Потом обернулся к Салеху: – Побудь за дверью. Мне Рэнд велел кое о чем потолковать с этой девочкой, так что… иди.

Физиономия Салеха привычно исказилась двусмысленной ухмылкой. Однако он тотчас спохватился и без возражений отступил за дверь, конечно же, опять струхнул.

Марьяне сразу стало легче.

– Спасибо тебе…

– Не за что, – буркнул Борис. – И, кстати, давай сразу договоримся: о делах Рэнда я ничего не знаю. С тех пор как он привез меня из России, я стараюсь держаться в стороне. Так что не трудись выспрашивать. Видел я ваши бабьи лисьи хитрости! – Голос его сорвался.

Да, отметила Марьяна, Борис изменился… изменился! Он действительно ненавидит ее, но не потому, что она – Марьяна Корсакова-Лепская – его бывшая жена. Он ненавидит ее как женщину. Он ненавидит всех женщин. И кто может осудить его за это? Только не она, подумала Марьяна, вспомнив черные осколки стекла, окрашенные кровью.

Между тем Борис снова взял себя в руки.

– Так что заруби себе на носу: я не источник информации. Я тебя как увидал вчера – подумал: все, глюки начались. Не представлял, что ты в это замешана. Думаю, Рэнд не хотел, чтобы я хоть что-то знал… да и как он мог предположить, что мы с тобой, так сказать, были близко знакомы? – Борис ухмыльнулся. – И не стоит ему об этом говорить, поняла? Мы, конечно, с ним близкие друзья, он для меня на все готов, как и я для него… но у него-то никто не отбил охоту к женщинам! Каково ему будет узнать, что его друг – просто евнух? – Он сорвался на визг, однако тотчас овладел собой. – Я, собственно, пришел тебя об этом предупредить. Не хочется угрожать, конечно, однако…

Борис многозначительно помолчал.

– Pазумеется, я рад, что тебя еще не тронули… не то что ту, другую. Я, правда, ничего не видел, но, говорят, ребята даже притомились малость.

– Лариса?! – ахнула Марьяна, стиснув руки у горла.

Красивые надменные черты Бориса исказились.

– Hе знаю я, как ее зовут! И знать не желаю! Не хочу я ее видеть. И тебя тоже. Ничего не хочу о вас знать, не хочу!

Голос его истерически зазвенел, руки затряслись. И совершенно неосознанно Марьяна поступила с ним так, как поступила бы с Санькой: вскочила, подошла, ласково взяла за руку и шепнула:

– Ну что ты? Ну что, Боречка?

Он глядел на нее в изумлении. В глазах его появились слезы. Впрочем, они тотчас высохли, взгляд сделался острым, недобрым.

– Что, говоришь? Не строй из себя дуру, небось не забыла…

– Hе забыла, – опустила голову Марьяна. – Только за что ты меня винишь? Думаешь, мне легко тогда было – сидеть связанной в темной комнате и смотреть, как ты с ними, будто на сцене…

– Я – с ними? – тихо спросил Борис. – Или они – со мной? А? Ну скажи! Кто с кем все-таки? Если ты все видела – значит, все знаешь!

– Они с тобой, – вскинув голову, сказала Марьяна, чувствуя во рту вкус крови и желчи. – Hо сначала… мне показалось, что…

Она осеклась.