– Танцуем, танцуем! Слушаем музыку!

– Ну что там? – Сергей попытался прорваться сквозь ожесточение, которым Майя так и брызгала.

Обожаемая наставница раздула точеные ноздри:

– Опять придется расписание кроить. С детьми как-нибудь уместимся в сто второй, а взрослых – на две группы. Сможешь в воскресенье два часа позаниматься? Индивидуалки вроде бы у тебя не намечается, Антонина уехала, а больше никто не изъявлял…

– Интересно, удастся ей там танго потанцевать? Хорошо бы, да? Зря я ее учил, что ли?

– Приедет – расскажет. Теперь вспомним ча-ча-ча. Давайте сначала без музыки: ча-ча раз-два-три! Господи, как бы не забыть Олиной маме сказать, чтобы полегче одевала ребенка? И эти негнущиеся туфли, она что, не соображает ничего? Ча-ча раз-два-три!

– А правду говорят, что ради какой-то картины зал забирают?

– Слышал уже этот бред? – Майя резко повернула рыжекудрую голову, профиль камеи аж заострился от злости: – Якобы событие культурной жизни! Двести лет валялась по подвалам, потом в запасниках пылилась в музее, и вдруг все как с печки упали: событие! Ну и выставили бы ее в музее, нет, надо нам жизнь портить. Но, как назло, в музее переэкспозиция или еще что-то там непонятное, выставочный зал набит под завязку, а тут как бы уже сговорились с Глазуновым, что приедет почтить своим присутствием историческое полотно, краеведы наши активизировались: с этой картиной, говорят, что-то связано, мистика какая-то.

– Мистика? Она заряженная, что ли, картина эта? Дает установку? Или персонажи по ночам сходят с полотна и шляются по залу, разминку делают?

– Да нет, якобы все ее владельцы плохо кончали.

– Это как?

– Не в том смысле, в каком ты подумал.

– Да вы что, Майя Андреевна?!

Майя, уже меняя гнев на милость, усмехнулась, повела соболиной бровью:

– Дети, почему сбились в такую кучу? Не надо делать слишком большие шаги, вы не успеваете за ритмом. Сережа, поведи ты немного, я так кричала на директора, что у меня, кажется, опять ларингит начинается.

– Ладно. Ча-ча раз-два-три… Теперь раскрытие! Основной шаг! По-во-рот! А головы? Про головы почему забываем? Резко фиксируем точку – раз, два, три! Смотрите, как надо делать, на меня посмотрите все.

– Извините, пожалуйста, можно Кате войти?

Сергей так резко «зафиксировал точку», повернувшись к двери, что сбился с ноги.

Девочка лет шести бежала по залу, кивая русоволосой кудрявой головой направо и налево:

– Здрасьте! Здрасьте, дядя Сережа, тетя Майя! Алик, я вот она! Я пришла!

Большой синий бант съехал куда-то за ухо, рожица развеселая, светлые ресницы так и порхают над большими серыми глазами.

– Катерина, здравствуй. – Майя мгновенно забыла, что велела называть себя и Сергея только по имени-отчеству: растаяла перед щербатенькой улыбкой, сама разулыбалась безудержно: – Я уж думала, ты не придешь. Кто тебя привел?

– Это наш папа Виталя. Пока мама уехала, я у него поживу!

Майя с интересом взглянула на высокого парня с вальяжной рыжеватой бородой, в которой уже поблескивали серебряные нити. Да ему лет тридцать пять всего, а уже с проседью. И на висках… Ничего, это ему к лицу. Каштановые волосы лежат надо лбом красивой мягкой волной. Не слабый мужчина, очень даже неслабый. Дурочка эта Антонина Ладейникова, что бросила такого. Она, конечно, ничего конкретно не рассказывала Майе, но поскольку ей вечно не с кем оставить ребенка, ясно, что мужа как бы нет. С другой стороны, видимо, еще не все рухнуло, если, отправившись в свою сказочную командировку, она оставила дочку с бывшим супругом. Нет, такой мужик недолго в «бывших» проходит, небось дамочки в очереди стоят, чтобы прибрать его к рукам.

«У нашего папы поживу!» – Сергей смотрел, как Катя становится на свое привычное место во втором ряду. Ладошка Алика выскользнула из его руки: мальчишка радостно побежал к своей партнерше. – Вот, значит, ее папа. Тонин муж. Почему я думал, что она не замужем? А Катьку в капусте нашли, что ли? Секундочку… А как насчет вальяжного дяденьки в «Рэмбо»? Эх-аяй! Знает ли муж о ее походах в злачные местечки? Ну, если и узнает, то уж точно не от меня!»

Резко отвернулся, пряча усмешку и для вида перебирая лежащие на подоконнике ведомости, невольно вслушивался, как Майин певучий голос обвивается серебристой кокетливой нитью вокруг низкого, бархатистого:

– Нет, Тоня не платила за декабрь, но еще рано, вы не беспокойтесь, у нас положено до пятого числа будущего месяца вносить деньги.

– Нет, я сейчас уплачу, это мои заботы – Катино обучение. Где расписаться?

– Сережа, дай чистую ведомость. Вы первый будете. Напишите сами фамилию, пожалуйста. О, у вас другая фамилия, не такая, как у Тони?

– Да, Антонина захотела оставить свою, – красивые губы дрогнули с привычной обидой. – Я – Баранин, она – Ладейникова.

– Катерина тоже Ладейникова?

– Да.

– Тогда надо было написать ее фамилию, а то мы запутаемся. Ну ладно, ничего, Сережа, пометь там в скобочках – Катя Ладейникова.