мельком – и запнулся, не веря своим глазам, потому что то, что он видел, не могло, совершенно не могло оказаться на этой лавочке! Это была игральная карта.

Он вспомнил: человек в серой куртке порывисто поднимается, а из кармана у него выскальзывает плоский прямоугольник. В тот момент карта была повернута к Федору рубашкой, поэтому он и не обратил на нее внимания. А теперь она лежит вверх лицевой стороной, и стало видно, что это изображение человека в папской тиаре и мантии, с посохом в руке. У фигурки было лицо неприятной, носатой женщины с хитроватым взглядом маленьких темных глазок. По тонким губам змеилась улыбка, для которой не было иного определения, кроме – коварная.

Федор схватил карту и громадным прыжком перескочил на дорожку. Ринулся бежать что было сил. Серая спина была так далеко от него и так близко к зеленому пальто!

Мужчина сунул руку в карман и держал ее там, Федор видел, как напрягся его локоть.

«Вот сейчас!»

Федор хотел закричать: «Стой!», но испугался, что этим только подхлестнет события. Иной раз крикнуть – это как предупредить врага, а на него лучше напасть без предупреждения! И, весь вытянувшись, он прыгнул вперед, простирая руки и силясь хоть кончиками пальцев зацепиться за серую куртку.

Повезло: не пропали еще навыки голкипера дворовой, школьной, потом студенческой, потом любительской команды. Вцепился в серые плечи, впился в них ногтями. Человек, не ожидавший нападения, пытался устоять на ногах, но бросок Федора был слишком силен, серый повалился ничком. Федор – на него, неосознанно поворачивая голову и оберегая лицо от столкновения с землей. Может, шрамы и украшают мужчину, но предстать перед Тоней с разбитым носом – спасибо большое!

Если падение и оглушило серого, он виду не подал. Бешено завозился, пытаясь сбросить Федора, но тот уже поймал его правую руку, которую серый даже из кармана вытащить не успел. Федор помог ему в этом – чего там, уже почти свои люди, сочтемся! – вытащил ее и заломил за спину. Как надо заломил, вывернув, – серый взвыл от боли и выпустил пистолет. Федор оттолкнул его в сторону, услышал, как вскрикнула Тоня – ее голос освободил сознание, затуманенное лютой жаждой крови. Еще мгновение – и он выстрелил бы в затылок этой подлой тварюги, которая, чудилось, свалилась в этот мир из некоего мрачного, почти сюрреалистического гиперпространства, вылезла из старой, почти забытой могилы, будто упырь, был бы он один, еще ладно, а то ведь такое сонмище жутких призраков влачилось за ним… но только Федору дано было знать об этом, только ему было предначертано – спасать, защищать в одиночку. И никому ведь не объяснишь, надо просто – делать!

Хотелось убить, а оказалось – нельзя. Но, видимо, человечность вернулась к нему слишком рано, серый был еще не сломлен. Он вдруг сделал какой-то хитрый рывок, выскользнул, при этом ощутимо пнув в бок Федора, а когда тот конвульсивно согнулся, серый вскочил и на полусогнутых кинулся бежать, бросаясь то вправо, то влево, словно сбивая прицел, широко расставив руки, пытаясь удержать равновесие, потому что нападение и для него не прошло даром, конечно, небось все плыло перед глазами, но тем не менее двигался он довольно-таки целенаправленно, а Федор понял это не сразу. Думал – этот гад просто бежит наутек, и он его еще успеет достать.

Вдруг зашумел мотор, и с проезжей части на бордюр скверика лихо заскочила грязно-серая побитая «волжанка«.

Тут до Федора дошло: враг уходит. Может уйти!

– Стой! – вскочил он, прицелился: – Стой, стреляю!

Поздно – серый ворвался в распахнувшуюся дверцу машины, ноги его еще тянулись по земле, а «Волга» уже тронулась. Взревела на полных оборотах – и исчезла за углом, оставив зазевавшемуся и все прозевавшему победителю эту привилегию: выбежать из сквера, размахивая пистолетом, чтобы убедиться – добыча ушла, вокруг пусто, как по заказу, никого нет, кто бы хоть номер разглядел…

Хотя при чем тут номер? Номер в таких ситуациях вообще ничего не значит, номера лихие люди, если надо, могут на своих машинках хоть через каждый час менять.

Федор постоял, тяжело дыша, вглядываясь в безответные сумерки. Потом спрятал пистолет под борт куртки – на это все же хватило ума, чтобы не пугать слабый пол, отвел волосы со лба и даже попытался придать лицу человеческое выражение. Тут его что-то обхватило за колени, и он еще был в таком взбудораженном состоянии, что чуть не сделал соответствующий рывок, после которого захват ослаб надолго бы… надолго. Но он спохватился и сперва посмотрел вниз, прежде чем дергаться.

Круглая рожица, глаза как блюдца, курносый носишко и щербатенькая улыбка:

– Здравствуйте. Я вас сегодня в самолетнике видела. Вы на мою шапочку смотрели. Нравится? Это мне мама сама связала.

Понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя и сообразить, що цэ такэ – «самолетник». Ну да, словечко «аэропорт» Катерине еще выговорить слабо?. Помнится, были такие люди в XIX веке, которые никак не могли смириться с иностранными заимствованиями, они хотели, чтобы философию называли любомудрие, галоши – мокроступы, еще какие-то такие словесные приколы придумывали. Федор здорово повеселился, когда про них в первый раз услышал, это потом он узнал, что славянофилы не только прикалывались лингвистически, но и Россию спасали. Катерина, часом, не будущая славянофилка? Ну, если Федору удастся приложить руки к ее воспитанию, именно таковой она и вырастет.

– Привет, – сказал он, придерживая ее за худенькие плечи, чтобы не отходила.

Диковинное это было ощущение – обнимать кроху, прижавшуюся к его коленям и вот так глядящую снизу вверх. Он вообще любил детей, и они его любили, оттого в школе с детьми ему было куда легче и проще, чем с «любомудрыми» училками, но вот такого теплого ощущения своего , родного существа рядом еще ему как-то не приходилось испытывать.

Он быстро погладил девочку по ее помпончикам, оглянулся на Тоню – она-то там как?

Она была в порядке, смотрела на Федора огромными изумленными глазами, словно не верила, что это – он, однако особого страха на ее лице не было, она даже не побледнела. Наверное, она даже не испугалась, даже понять не успела толком, что происходит. Ну и отлично, значит, он все-таки успел вовремя.

Федор мельком улыбнулся ей и снова опустил глаза к девочке:

– Привет. Меня дядя Федор зовут, а тебя?

– Катерина. А ты тот самый дядя Федор?