– Истинно так, – словно бы в смущении, опустил голову Бомелий. – Но ведь вашему величеству это не грозит.

Иван Васильевич зашелся мелким смешком, блаженствуя, что страх, терзавший сердце, разжал наконец свою когтистую лапу. Душа наливалась прежней силой, уверенностью.

– А что, Бомелий, – лукаво прищурился на лекаря, – царицу ты тем же снадобьем пользуешь?

– Муж и жена – одна сатана, ваше величество, – не моргнув глазом, ответствовал лекарь и сдержанно улыбнулся, когда Иван Васильевич вновь захохотал.

В отличие от страхов государя, которые можно было усиливать, а можно и подавлять – смотря по желанию и необходимости, – его собственная опаска не так легко поддавалась укрощению. Звезды звездами, пророчества пророчествами, а что близ царя – близ смерти, это известно каждому русскому. Бомелий слишком долго жил в России, чтобы не вошла извечная народная осторожность ему в плоть и кровь. Он вспомнил, как царь при их первой встрече вспоминал индийских змеечарователей, описанных Афанасием Никитиным, и их обученных гадин. Бомелий, который каких только книг на своем веку не перечитал, знал, что немало факиров умирало, укушенных ядовитыми тварями, пока не обзаводилось чудесным камнем, который так и зовется – змеиным. Он вырастает у королевы змей под языком и обессиливает самый страшный яд. Вот таким змеечарователем перед корзинкой, полной черных гадюк, ощущал себя Бомелий во дворце, ну а змеиный камень ему заменяло полное доверие государя. Пока царь не заподозрит, что, кроме спорыньи, в состав успокаивающего напитка входят и другие снадобья, что напиток сей рассчитанно утихомиривает его на ночь, чтобы непомерно возбудить поутру, – до сей поры Бомелий может считать себя в безопасности. Но каждое лекарство имеет двойное действие, это известно всякому лекарю и даже знахарю, и, подчиняя московского царя воле иноземца, снадобье в то же время усиливало природную подозрительность Ивана Васильевича… Палка о двух концах – замечательно говорят русские!

– Ты уверен, что Марья не забрюхатеет? – прервал его мысли голос царя.

Бомелий важно кивнул. В этом он был совершенно уверен! Царь нипочем не желал иметь детей от Темрюковны. Сначала хотел – но потом забоялся соперничества сыновьям Анастасии. Бомелий, разумеется, не открыл царю тайных желаний царицы и ее брата. Ведь Кученей ничего дурного еще не сделала. И она была так хороша, так старалась вызвать у Бомелия страсть… Пожалуй, в конце концов Марья Темрюковна сочла его бессильным или же требенцем, сиречь кастратом, но уже просто не могла остановиться – и снова, снова пыталась его соблазнить.

Напрасно старалась, бедняжка. Снадобье из сырой тыквы, нижние половинки красных луковиц с молоком – да мало ли есть средств, приглушающих на время мужскую похоть! Правда, с каждым разом Бомелию приходилось принимать все больше этих зелий, и порою он с насмешкой думал, как бы и в самом деле не превратиться в добровольного евнуха. Но уже не мог лишить себя этого острого наслаждения: видеть царицу, которая ведет себя, как портовая шлюха. Или, если выразиться на более уместный здесь витиеватый восточный лад, – словно гурия, пытающаяся искусить праведника.

Итак, Бомелий молчал о тайных замыслах государыни. Но Иван Васильевич и сам был не дурак. Поняв, что на ложе Кученей он найдет только звериную страсть, но не отыщет нежности и понимания – то есть всего того, что щедро дарила ему Анастасия и чего он продолжал искать у других женщин, – царь изрядно охладел к жене и теперь не прочь был бы развязаться с ней. Но как? В монастырь за бесплодие, как некогда отец – Соломонию Сабурову? Можно бы, но больно хлопотно. Вот если бы…

Каждый из венценосных супругов тайком лелеял надежду на смерть другого. Дело, кстати сказать, на троне вполне обыкновенное, размышлял Бомелий. Стоит вспомнить хотя бы Генриха VIII Английского, который шестерых жен перетравил или головы им перерубил. При этом некоторые обвинялись в злоумышлении против государя и попытке его прикончить.

Едва Марья Темрюковна ощутит себя чреватою, как начнет искать способы убрать мужа и его сыновей. О, Бомелий не обольщался на свой счет: встретив прямое неповиновение, Кученей прихлопнет и его, как муху. Другое дело, что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда: Кученей не суждено забеременеть.

Кто его удивлял, так это государь. Ну что ему мешает намекнуть лекарю на свое тайное желание избавиться от жены! Одно время заводил какие-то разговоры о ее больном сердце, но потом примолк. Лоно Кученей все еще манит его своими глубинами, и манит властно. Однако Бомелий не сомневался: рано или поздно он услышит чаемый намек, а то и прямой приказ от царя. И у него рука не дрогнет убрать с лица земли эту похотливую и опасную красотку. Тут он изобразил на лице внимание: царь снова заговорил.

– Почему с нами случается то, что случается, Бомелий? Почему каждый день мы совершаем именно то, что совершаем, а не что-нибудь другое? Ведь существует такое слово – если. Если бы мы сказали то, а не это, если бы повернули туда, а не сюда, если бы послушались того, а не другого, а то и не слушались бы вообще – наша жизнь сложилась бы иначе! Однако мы бредем своим путем, словно рабочая лошадь в наглазниках… Почему?! Только не говори мне, что на все воля Божья!

Бомелий мысленно покачал головой. Ну и ну… Он боялся этого человека, порою ненавидел его, порою презирал – но частенько, даже против воли, изумлялся его странным, непредсказуемым умом. А ведь это его дело – изумлять, пугать и настораживать. Ибо только на этом зиждется спасительное доверие к нему государя, а значит, и его, Элизиуса Бомелиуса, жизнь.

– Хорошо, – покладисто кивнул он. – Я отвечу иначе. На все воля звезд небесных, под светом которых рождается человек и которые наделяют его натуру теми или иными чертами. Скажем, вы, ваше величество, согласно законам зодиакальной астрологии и моей системы, основанной на халдейской нумерологии, находитесь под влиянием Урана, Солнца и Меркурия в зодиакальном знаке Девы, втором доме тригона Земли, которым правит отрицательный Меркурий.

– Девы? – перекосился Иван Васильевич. – Ты, Бомелий, ври, да не завирайся. Как это я – Дева?!

– Так сложились неумолимые звезды, – развел руками Бомелий. – Зато согласно другому гороскопу, основанному на исчислениях желтолицых обитателей древней восточной страны Чин, ваше величество – Тигр.

– Ну, это еще куда ни шло, – довольно кивнул Иван Васильевич. – Про этих зверюг я наслышан. Вроде бы у Афоньки Никитина читал, а может, еще где-то. Когтисты они, зубасты, кровожадны. Именно таким изображают меня бояре, правда?

– Вряд ли бояре ваши знают хоть что-нибудь об этих редкостных зверях, – увернулся хитрый Бомелий, и царь, оценив ответ, хмыкнул:

– Ладно. Так что там рассказывают желтолицые о людях-тиграх?