Пьер помолчал немного.

— Даже огорчился. Да и я тоже.

Она глядела на него округлившимися глазами.

— Огорчился из-за того, что я не сбежала из монастыря? Это что, укрепило бы наши отношения? Конечно, раньше всякие развратники не брезговали монашками…

— Дело не в том, — сухо ответил он. — Ты и сама прекрасно знаешь.

Ей наконец удалось взять себя в руки. Надо было бороться, а Ольга, казалось, уже на грани истерики.

— В чем же дело?

— Просто это могло бы объяснить некоторые вещи. Твою таинственность, прошлое, о котором ты никогда не рассказываешь. Пять лет назад приехала в Сан-Рафаэль, но так никто и не знает, откуда ты, кем была раньше. Я не хотел приставать с расспросами… Не хотел надоедать… Я уважал твое инкогнито, если можно так выразиться… А когда этот болван Людон сказал, что пятнадцать лет назад некая Эдит Рюнель ушла в монастырь, я думал, что все понял, и решил честно с тобой поговорить.

Снова задребезжал ее смех.

— А теперь жалеешь, — выдохнула Эдит.

— Конечно! Все бы объяснилось, и тебе бы стало легче. Я даже радовался, когда ехал сюда. Думал, все прояснится, и мы спокойно сможем думать о будущем.

— Странно, — сказала она. — Ты бы взял меня такой, как есть? Без серьезных причин монастырь не покидают, к тому же потом я вела довольно фривольную жизнь, очень далекую от того, чему меня могли долгие годы учить в монастыре.

— Может быть, ты хотела забыться, отринуть от себя все это, окончательно порвать с монастырскими правилами.

Она подошла к нему, надеясь, что он наконец ее обнимет и все кончится.

— Милый мой бедняжка. Я просто в отчаянии.

— Эдит… Кто ты? Иногда мне кажется, что ты долгое время жила отшельницей, и теперь никак не можешь адаптироваться. Я даже думал, что ты сидела в тюрьме…

Ольга вздрогнула.

— В тюрьме?

— Что ты так испугалась?

— А может быть, я иногда завидую заключенным, — медленно протянула она. — Нет, в тюрьме я не была.

— Или тебя держали взаперти? В плену? Тогда кто? Кто отнял у тебя свободу?

«Я сама!» — хотелось ей ответить. Или, точнее, Ольга Прадье, обкорнавшая ее жизнь, сделавшая ее гнусной, отвратительной. Ольга Прадье никогда не осмеливалась соприкоснуться с обществом, в котором вращался ее муж и тем самым обрекла себя на добровольное заточение. Ольга Прадье совсем не развивалась, она так и осталась обиженной мещаночкой, жестоко за себя отомстившей.

— Давай больше не будем об этом, — попросила Эдит.

На том все и кончилось, но у Пьера Морга весь вечер был какой-то задумчивый вид, и она не на шутку испугалась за свое новое счастье. Может, лучше было бы как-то все объяснить, удовлетворить любопытство любимого, чем оставлять его наедине со своими сомнениями.

Всю неделю они к этому не возвращались, жизнь снова вошла в свою колею, но Пьер Морга дважды оставался ночевать в городе.

— Ужин с клиентами, — объяснил он.

И вдруг пригласил ее с собой.

— Но как же ты меня представишь?

— Неважно. Никому и в голову не придет спрашивать, друзья ли мы, любовники или супруги.

— Нет… Лучше в другой раз.

Это Ольга Прадье так ответила. Раньше она тоже отказывалась сходить куда-нибудь с мужем, из-за того, что там обязательно будут другие женщины, гораздо красивее ее, как ей казалось, она боялась их. От смущения она становилась как каменная, производила даже впечатление этакой злючки. Но у Эдит Рюнель была приятная внешность, и не было никакого смысла отказываться. Она даже придумала себе оправдание, якобы опасалась встретить на вечеринке Людона, хотя сама прекрасно знала, что причина не в этом.

Вообще с тех пор, как появился Людон, все у них переменилось, теперь Пьер постоянно что-то искал, как только оказывался у нее. Делал он это, конечно, очень ловко, не показывая вида, но, как казалось, довольно регулярно. Она притворялась, будто ничего не замечает, но жизнь уже стала ей не в удовольствие.

Как-то раз, поймав на себе его особенно пристальный взгляд, она не удержалась и спросила, в чем дело.

— Зачем ты перекрасилась в блондинку? С черными волосами тебе было бы гораздо лучше.

— Нет, что ты, я была такая уродина! — возразила она.

— Значит, ты так мне никогда и не покажешься брюнеткой?

— И не рассчитывай, — мягко, как могла, ответила она. — Тебе наверняка бы не понравилось.

К чему эти вопросы? Видимо, Пьер начал догадываться о существовании Ольги Прадье. А она, как назло, выпирала все больше и больше, и Эдит порой с ужасом обнаруживала воскресшие привычки и слова времен жизни в Монморанси. Она думала, что убьет ее, переделав себе нос и подбородок, но та все цеплялась, словно какой-то страшный жук. Что же за характер был у самой Эдит Рюнель? И не скажешь. Раньше, еще до Пьера она могла сойти за приятную, обаятельную и легкомысленную женщину. Полную противоположность этой ненавистной Ольги Прадье.

«Не надо было заходить так далеко, — думала она. — Я захотела получить все сразу, а ведь мое моральное превращение было совсем не так однозначно и легко осуществимо. Я думала, что дело лишь в новом лице, косметике и любовных связях без разбора».

А потом Ольга Прадье выбрала Пьера Морга, он был воплощением ее детской мечты. И сейчас Ольга горько об этом сожалела, ревновала к Эдит Рюнель, которая привлекла этого мужчину своей волнующей натурой. В глубине души Ольга стремилась стать одной из тех женщин, которых она ненавидела и которым так завидовала. Одной из тех, за которыми так гонялся Луи Пьер.

Эта последняя мысль привела ее в замешательство. Так вот значит что? Это бегство под маской убийства, обвинение, доведенное ею до конца… Все впустую? Надо было полностью переродиться, чтобы Луи, словно по волшебству, опять вернулся к ней?

— Нет, — простонала она. — Там были ненависть, отвращение, желание скрыться.

Да, теперь она понимала, что этот кризис нелегко будет преодолеть. Или она победит, или случится что-то страшное, что заставит ее окончательно отступиться.

— Я ведь могу сойти с ума, — поразмыслив, решила она. — Любовь к Пьеру мешает должному развитию образа Эдит Рюнель. Если бы я сразу согласилась переспать с ним в деревенском доме Роже, все бы давно уже закончилось. А вместо этого мне понадобились слова любви, новое состояние, чувство. Бедняжка Ольга, — сказала бы моя старая подружка Жанина Андро, которая так хорошо меня знает.

Она вздрогнула. Жанина несомненно узнает ее под новой внешностью. Другие-то нет, даже Луи, особенно он… Наверное, уже вычеркнул ее из своей памяти… Но Жанина — другое дело. Она чуть не заплакала от бешенства. В жизни всегда найдется что-то или кто-то, способный вызвать катастрофу. Но в ее случае, когда она жила двойной жизнью, такая постоянная угроза становилась чем-то сверхъестественным.

Ей уже казалось настоящим проклятием, что Луи признался в убийстве. Он один должен был догадываться об истине, и вот он приговорил ее навечно к жизни призрака.

А потом, как-то вечером, наступила развязка. Вернувшись, Пьер Морга выглядел еще более странно, чем обычно. Взял протянутый ему стакан виски.

— Я опять виделся с Людоном, — сказал он.

Она и глазом не моргнула. Вообще в последнее время наступило какое-то облегчение.

— С Людоном?

Приходилось все же играть свою партию, заставить его сомневаться в неоспоримом.