Байков снова показал на Сашу.

— Вот он и командовал.

— Я не командовал, я привел сюда роту, потому что знаю дорогу.

— Помпотех он, — вмешался Николай.

— Кто вас назначил помпотехом?

— Помпотех убит под Брянском. Командир роты поручил мне исполнять его обязанности, пока не пришлют замену.

— Где приказ?

— Устно приказал.

— Интересные вы мне сказки рассказываете!

— У нас, товарищ майор, порядок такой, — своим солидным баском проговорил Байков, — кто палку взял, тот и капрал.

— Заткнись, куркуль говенный! — крикнул Чураков.

Майор ударил кулаком по столу.

— Что за выражения! Чего вмешиваетесь? Кто вас спрашивает?!

— А вы чего на меня кулаки поднимаете? — ощерился Чураков. — Как смеете?

— Я тебе покажу, что я смею, чего не смею! Я…

— Нет! — оборвал его Саша. — Размахивать кулаками не имеете права! И кто вы такой, собственно говоря, откуда?!

— Я начальник особого отдела армии.

Давно Саша их не видел, что-то не попадались они ему на фронте, ни одного пока еще не встречал! До чего же этот майор похож на того, в Уфе, который арестовал Глеба, все на одно лицо, сволочи!

— Понятно, кто я? А вот что вы за народ, в этом мы разберемся.

— Чего разбираться?! — сказал Николай. — Мы бойцы Красной Армии.

— Бойцы Красной Армии сражаются на фронте, — назидательно произнес майор и быстро спросил у Саши: — Давно вы здесь?

— Прибыли в поселок этой ночью.

— Двое суток глаз не смыкали, — добавил Николай.

— Почему одет не по форме? — накинулся на него майор. — Откуда гражданская шапка? Где взял?

— Люди дали.

— «Люди»! Ко всему еще и мародеры! — Он снова перевел глаза на Сашу. — Значит, прибыли в деревню этой ночью, теперь куда собираетесь?

— В Пронск, в военкомат.

— Вижу, как вы собираетесь в военкомат. Водку хлещете с утра, мародеры и пьяницы! — Кивнул лейтенанту. Тот сел за стол, отодвинул стаканы и тарелки, вынул из полевой сумки бумагу, чернильницу- непроливайку, ручку, приготовился писать.

Знакомые вопросы: фамилия, имя, отчество, год и место рождения, судимость…

— Нет, — ответил Саша.

— Запишите: «Со слов несудимый», — приказал майор.

Опять рядом с домом послышался и затих шум мотора. Дверь открылась, вошел полковник.

— Товарищ майор! Командующий требует немедленно доставить к нему командира автороты.

— Видите, веду допрос.

— Приказано немедленно доставить! — нетерпеливо повторил полковник — Не теряйте времени, майор! Где командир автороты?

Майор указал на Сашу.

— Этого рядового они называют командиром.

— Одевайтесь, быстро! — приказал полковник.

Саша надел ремень, на нем висел пистолет Березовского.

— Чье личное оружие? — насторожился майор.

— Командира роты.

— Сдайте!

Саша снял с ремня кобуру с пистолетом, положил на стол.

— Отметьте, — приказал майор лейтенанту, — личное оружие без права ношения.

— Поехали, поехали! — торопил полковник.

Саша надел шинель.

— Что вы его одного, всех берите, — сказал Николай.

— Возьмем, когда надо будет, — ответил майор и вслед за полковником и Сашей вышел из дома.

После двухнедельной передышки, в середине ноября, немцы возобновили наступление. И хотя достигли поселка Красная Поляна в двадцати семи километрах от Москвы, Жуков ясно видел, что это наступление обречено: немцы уже не выдерживают ответных атак Красной Армии. Тем более не выдержат общего массированного удара. 29 ноября Жуков позвонил Сталину и попросил дать приказ о контрнаступлении.

Сталин ответил не сразу. Жуков знал эти паузы — сомневается.

— Вы уверены, что у противника нет в запасе крупных группировок?

— Не знаю. Но его клинья становятся опасными, их обязательно надо ликвидировать.

Вечером Ставка дала согласие на контрнаступление. Штаб Западного фронта наметил его на утро 3 декабря. Свою готовность подтвердили все командующие армиями, кроме командующего Десятой.

Еще в октябре Сталин спросил у Жукова:

— Мы удержим Москву? Говорите честно, как коммунист!

— Безусловно, удержим. Но нужны еще две армии и двести танков.

Танков не дали, а две армии Жуков получил: Первую Ударную и Десятую. Первой Ударной командовал Василий Иванович Кузнецов, опытный генерал. Его армию Жуков поставил на ответственный боевой участок севернее Москвы, в районе Яхромы. А Десятой армией Сталин назначил командовать Голикова.

Перед войной Голиков был начальником Главного разведывательного управления, боевого опыта не имеет, умный и хитрый сталинский угодник. Армия формировалась в Поволжье, и по прибытии Жуков приказал ей дислоцироваться южнее Рязани, будет резерв. Теперь этот резерв предстояло вводить в дело. Танки Гудериана с юга движутся на север, чтобы закончить окружение Москвы. Армия Гудериана растянулась, ее правый фланг не защищен, по нему надо нанести мощный удар. Это и должен сделать Голиков. И вот, пожалуйста… Голиков прислал доклад: сосредоточить армию он может не ранее 5 декабря, доклад послал и Сталину — поступил по своему обыкновению, еще будучи начальником Разведывательного управления, все докладывал лично Сталину, минуя Жукова, которому непосредственно тогда подчинялся. Срывает сроки наступления да еще думает, что и здесь будет на особом положении. Не будет! Здесь не кремлевские кабинеты!

Жуков приказал вызвать Голикова в штаб фронта.

Голиков явился в Перхушково 2 декабря. Вошел — плотный, лысый, моложавый, со своей обычной улыбочкой на круглом лице. Эту улыбку Жуков не переносил еще со времен Генштаба, с ней Голиков обычно являлся от Сталина. На доклад к Сталину Голиков ходил с двумя папками. Если Сталин был мрачен, докладывал утешительную информацию, если благодушен, говорил правду. Однако если Сталин чему- нибудь не верил, мгновенно с ним соглашался — да, вы правы, товарищ Сталин, это и есть дезинформация…

Все боятся Сталина, и он, Жуков, боится, подчиняется его распоряжениям, часто нелепым и вредным. Но всегда докладывает и свою позицию. И ни разу в угоду Сталину не говорил неправды. Не всем