— Когда в этом убедились, встал вопрос, что же с ним делать.

— Вы же сказали — он изолирован.

Зизу заворчал, и попытался привстать, но тяжелая рука хозяина не пустила.

— Все понимали, что это громадный, небывалый ум, нельзя было такого лишиться совсем.

— В чем проблема, смертной казни на планете нет уже лет пятьдесят. Посадили бы в стальную клетку без дверей, но с компьютером, да и все.

— Так поступали дважды, но он убегал. И сразу же брался за старое. Сам сэр Зепитер едва не попал к нему на обед.

— Ну, это уж, какая-то баснословица, черный юмор.

— Никаких басен, Теодор, никакого юмора. Закованный в четыре пары кандалов, в бронзовом наморднике, притороченный шестью цепями к креслу, он умудрялся найти лазейку… вообще говоря, природа сэра Кротурна, как бы это проще сформулировать, текуча.

— Текуча? — Поинтересовался комиссар, прищуриваясь сквозь грохот механизма.

— Ну, да. Это со слов госпожи Изифины, а она не всегда считает нужным расшифровывать свои формулировки. Ничего с этим поделать нельзя. Но умные сообразили, надо лишить сэра Кротурна не свободы, которая ему мила, но того чем он опасен — тела! Теперь он живет в лишь качестве одного органа — мозга. Он и жив, и пленен. Он не опасен, но полезен. Он во всех смыслах мозг нашей научной деревни. Зепитер… нет, сэр Зепитер тоже крупный ученый, и это признано всеми, но без тех идей, что непрерывно генерируются его плененным отцом… не даром сэр Зепитер так часто ходит к нему на свидание.

— Так что, сэр Кротурн находится здесь, в деревне?

— Конечно. Где же еще его держать, ведь он должен быть под рукой, а в общие каналы связи его впускать нельзя, уже приходилось за это платиться. Конечно о безопасности, и его, и окружающих хорошо подумано…

— Сэр Кротурн в тюрьме?

— Нет, нет, в Деревне нет ни одной тюрьмы, ни одной камеры. Да и вообще, у нас тут только один вооруженный человек — Альф.

Комиссар почему-то озабоченно оглянулся на меня, и я попытался с помощью улыбки убедить его, что вооружен я только предупредительностью, и желанием услужить.

— Тогда это, верно, какой-нибудь особый великолепный храм, так сказать, в ознаменование заслуг этого гиганта мысли перед наукой.

Мне вдруг стало немного неуютно, как будто происходящее вокруг меня начало как-то не полностью соответствовать регламенту.

Зельда положила свою очаровательную ладошку на грубую, некрасивую кисть мессира сенатора.

— Нет, Теодор, это не храм.

И мне то ли от этого жеста, то ли от этих слов, захотелось почему-то завыть, закричать. Но, глядь, Зельдина ладошка уже и не на руке инспектора, а чего-то там неуловимое приводит в порядок в рыжих прядках над ухом.

Зизу проскулил что-то длинное.

— Да, ладно тебе, едем ведь. — Сказал ему совсем как человеку мессир сенатор.

— Да, мозг сэра Кротурна жив и трудоспособен. Он пребывается в надежном контейнере, с поверхности которого снимаются биопотенциалы, или что там еще, таким образом, происходит общение. Кстати, работы по устройству жилища для личности великого ученого, дали великолепный побочный результат. Прежде, мозг был тем органом человеческого тела, который погибал быстрей и безвозвратнее всех прочих, теперь же, эта, наиболее хрупкая и важная часть человеческого организма, значительно более защищена и обеспечена шансами на выживание.

Зизу просто таки завопил, требуя чего-то своего, собачьего.

— Мозг теперь может жить еще несколько часов после того, как тело истреблено.

— Остановите его. — Попросил мессир сенатор, показывая кивков в сторону кабины. Зельда живо вспрыгнула на сиденье и стукнула ладошкой по железной крыше. Получилось не слишком громко, я пришел на помощь, после моего сигнала, вездеход хрюкнул и вильнул к обочине под обширный каштан. Ничего не понимающий господин Гефкан показался над бортом, гоняя во рту сигарету. Ничего не объясняя, мессир Теодор выбрался из кузова, и спустил Зизу на землю. Тот, игнорируя удобный ствол каштана и не менее удобный фонарный столб, затрусил к дверям ближайшего магазина. Сенатор гигантскими шагами вслед, Зельда вприпрыжку за сенатором, ну и я в конце. Кляня про себя этот безумный денек. Валялся бы сейчас в кроватке с Зельдой и с пивом, так нет, обеспечивай мелкую собачью безопасность. Господин Гефкан сочувственно выдыхал дым нам вслед и я его понимал. Да, я за то, чтобы обеспечивались права животных в полном объеме. Но права, а не капризы.

Навстречу нашей комической кавалькаде выскочил из дверей своего заведения сам господин Диахус. Вот, оказывается, где мы затормозили. Потная рубаха, жеваные брюки, сандалеты на босу подошву. Лоснящиеся вечной приязнью к жизни глаза. Красная физиономия, поросшая рыжей бородой, но, несмотря на это, Зельде не родственник. Я не любил его, несмотря на то, что он большую часть дня любил весь мир, а значит в нем и меня. Несмотря на то, что его основная работа 'Вина винограда', замызгана моим чтением. 'Злачный гений', бросила как-то Зельда. Права.

Хотя этот поворот сюжета, был внезапнее всех прочих, она нашлась не хуже, чем всегда. Она почтительно представила мессира сенатора верховному хранителю опьянения, тот, рассыпаясь в расшаркиваниях, 'слышал, слышал, как же, очень, очень рад', отступал спиной вперед в прохладный проем своего бара. Мессир Теодор подхватил бурно работающую носом собачку на руки и двинулся всей инспектирующей глыбой на него, принимая приглашение. Вдруг показал на дверь соседнего магазина, как это не удивительно, запертую. Право, такое не часто увидишь. В магазине может не быть продавца, но чтобы запирать двери… Воровство вещь у нас в Деревне известная лишь из книг.

— А это? — В своем стиле поинтересовался гость.

— Магазин спортивных товаров господина Мареса. Вы видели его портрет в зале прибытия. Господин Марес у нас что-то вроде инструктора по всем видам спорта и спортивного туризма. Магазин, это просто название, господин Марес не столько торгует, сколько учит, как пользоваться снарядами. Странно, что у него заперто. Когда он в отлучке, его заменяют сыновья.

— А когда я в отключке. меня вообще некому заменить. — Бодро возгласил господин Диахус и мы вошли.

Рыжебородый хозяин обладает весьма непостоянным нравом, что в силу его профессии весьма объяснимо, отсюда и изменчивость обстановки в которой он трудится. В прошлый раз это была довольно грязная, средневековая, портовая таверна с закопченным потолком, огненной пастью камина в углу, и грохотом кружек о мокрые от пива деревянные столы. В этот раз нам повезло. Под плоским потолком вертел бесшумной лаковой лопастью гигантский вентилятор, уютно пощеливала климатическая установка, на высоких кожаных пуфиках у стойки сидели длинноногие, длинноволосые по моде столетней давности девицы. Одна посасывала соломинку в пустом стакане, другая сигарету. Про них можно было подумать самое нехорошее, а это были не куртизанки, а лаборантки. Лабонимфы, как она их называет сама. Причем очень ответственные, безотказные работницы, они трудились у госпожи Афронеры в низшей экспертной группе, и состояли на хорошем счету. Трудясь по совместительству в шумных костюмированных предприятиях господина Диахуса.

— Ничего здесь не пейте. — Шепнула Зельда мессиру сенатору. Непонятный совет.

Мы подошли к стойке. Хозяин бара сделал привычный жест в сторону целой стены этикеток и посмотрел не на гостя, а на Зельду. По привычке. У них был негласный сговор. За время экскурсии она успевала уже немного изучить пасомого, и ее намек насчет дальнейших действий мог быть полезен. Только в этот раз, Зельда без предупреждения вышла из конвенции. Она смотрела в другую сторону — комиссар выпустил на пол своего пса, и побрел вслед за ним петляя меж столами. Не отставая ни на шаг. Может он и здесь опасается змеи?!

Лицо господина Диахуса естественно сделалось озабоченным. Зельда тоже озаботилась, что же оставалось делать мне. Короче говоря, вслед паршивой, но любопытной собачонке выстроилась целая колонна. Минут десять, не меньше, продолжалось это бесцельное, комическое блуждание. Хорошо, хоть заведение было почти пусто. Невольно в такой ситуации задумаешься, как горька все же роль обслуги,