Они оба работали на него – можно сказать, посвятили себя ему, заведомо стали по отношению к нему в положение подчиненное. При этом оба видели в нем как бы большого ребенка и чувствовали себя в положении таких вот умных нянек при непутевом инфанте вполне комфортно. По крайней мере так смотрела на вещи Нина и была благодарна за это начальнику службы безопасности. Отсюда в общении между ними и возникала товарищеская доверительность и простота. Нина и Кирилл, Кирилл и Нина. Теперь же она почувствовала, что не сможет называть этого хорошего человека, сидящего рядом, не по отчеству. Она проштрафилась, и от этого он приобрел некоторую власть над нею.

Ну, хватит, решил Капустин. Он прекрасно был осведомлен о запутанной истории с видеозаписью лапузинского опыта на окраине Калинова. Ему, конечно, хотелось бы услышать версию дочери кандидата, но он знал, что заговаривать об этом нельзя. Этот прокол Нинули выгоднее положить в банк дочерней вины, пусть нарастают проценты тревожного ожидания. Аргументы со счета надо будет снять в самый подходящий момент.

– Когда людям не о чем говорить, они начинают петь, – сказал Капустин, глядя в свое окно.

– Что?

– Давай хоть споем, а?

Девушка закашлялась. Капустин понял, что немного перегнул палку, и заговорил обычным товарищеским голосом:

– Послушай, Нин, у меня к тебе разговор.

«Как будто я не знала», – досадливо подумала она, не отворачиваясь от зрелища несущегося за окном снегопада.

Капустин опустил нажатием кнопки стеклянную перегородку между задним сиденьем и водителем.

– У нас ведь тут образовались кое-какие новости.

В груди у Нины радостно екнуло. «У нас» – значит, дело пойдет о здешних делах, а не о ее калиновских.

– Какие новости? – спросила она все же с осторожностью: вдруг Кирилл скажет, что им известно о похищении?

– Даже не знаю, как квалифицировать. То ли хорошие, то ли плохие. В общем, важные.

– Ладно уж, излагай.

– Андрей Андреевич решил баллотироваться.

Нине вот это именно очень нравилось: что Кирилл даже за глаза называет отца по имени-отчеству, не уставая каждый раз подчеркивать дистанцию, разделяющую их. Но благодарность была смыта волной удивления. Нина отвлеклась от снегопада и, повернувшись к Кириллу, переспросила:

– Баллотироваться?

– Да. Андрей Андреевич Голодин будет претендовать на то, чтобы стать президентом России.

Нина и раньше слышала разговоры о такой возможности – телетреп, газетная болтовня. Все это кончалось издевательским комментарием, что «мистер процент» гарантированно не выйдет за пределы этого самого процента, так что пусть пробует. Ей было неприятно, но она сумела выработать в себе душевный антипод по отношению к этим клеветам. Она даже предвкушала, с какого высока будет смотреть на толпу наемных злопыхателей, когда предвыборная кампания начнется, а фамилии Голодина в списке претендентов не окажется.

А тут – вот!

Она не знала, как отнестись к сообщению.

Надо было менять всю конфигурацию сложившихся представлений. Папа был в свое время вице- премьером. Очень либеральным – хотел для страны экономического процветания. Был сожран бандой примитивных безыдейных рвачей, толкущихся вокруг трона, гордо удалился от дел, не отвечая на злобные плевки в свой адрес. Выбрался из политической канализации. Начал отмываться. А теперь обратно?

Но если он так решил, может быть, так надо?

– Я не знаю, что сказать.

– Понимаю. Но, согласись, по крайней мере одно мы обязательно должны сказать хотя бы друг другу.

– Что ты имеешь в виду?

Капустин пожевал тонкими губами и посмотрел на снегопад в своем окне.

– Что мы – именно мы двое – не оставим Андрея Андреевича без поддержки. Что бы вокруг ни творилось.

Нина поглядела в его сторону, он все еще сидел отвернувшись. Выражение лица только угадывалось по отражению в стекле, и выражение это было неопределенным.

– Ты предлагаешь мне работу в предвыборном штабе? Капустин резко обернулся.

– Нет, нет, я думаю, тебе не следует влезать в эту грязную политкухню.

– Да что вы, право, все бубните – «грязная, грязная»! Грязь приносят с собой конкретные грязные люди. Если готовить еду чистыми руками не из гнилых продуктов, то…

– Нет, Нина, слова твои прекрасны, но с практикой не согласуются. Лично я против того, чтобы ты окуналась с головой в работу предвыборной команды.

– Тогда, извини, как понять твои слова насчет «не оставим Андрея Андреевича»?

– Я от них не отказываюсь. Ты можешь помочь отцу. Очень конкретно, но формально не переходя к нему на работу.

Нина ослабила узел шарфа на шее. Ей стало немного жарко. Депрессивное состояние улетучилось, в глазах зажглись огоньки живого интереса.

– Говори, что ты для меня приготовил.

– Дело не очень приятное, насколько я могу представить.

– Кто-то должен делать и неприятную работу. Я не сказала – «грязную».

Капустин усмехнулся, взял тоненькую лапку Нины и пожал своей широкой, сухой, умной рукой.

– Тебе придется встретиться с Аллой Михайловной.

– С мамой? А с ней-то зачем?

Супруги Голодины давно жили врозь, их интересы разошлись еще до того, как расстались их кровати. Алла Михайловна профессорствовала в одном из частных московских университетов, плела ученые статьи с такой же сноровкой, как другие женщины вяжут носки, и не так давно получила даже степень кандидата богословия. Стиль поведения по жизни – мирское монашество. Нина понимала, что это как бы в укор гедонистическому обжорству жизнью, исповедуемому отцом. Чем дальше Алла Михайловна продвигалась по лестнице воздержания и самосовершенствования, тем с более высокого уровня она посылала стрелы немых укоризн в адрес Андрея Андреевича. Конечно, это была какая-то извращенная форма привязанности. Лучше б нашла себе мужа или хотя бы меняла мужиков – так считала даже сама Нина.

– Поняла, поняла, можешь не продолжать. У кандидата в президенты должна быть образцовая семья.

– Тебе даже ничего не надо объяснять.

– Ты хочешь, чтобы я с нею поговорила?

– Так надо для дела.

– Много, наверное, еще будет неприятных дел, объясняемых необходимостью для ДЕЛА.

Капустин кивнул.

– Вот поэтому я и не хочу, чтобы ты напрямую впрягалась в работу.

– Ну, насчет мамы ты можешь быть спокоен. Она не такой человек. Не станет она гадить отцу. И не потому, что проникнется осознанием важности политического момента, а потому, что в принципе не способна гадить людям.

– Я с тобой согласен, Нинуль. Ты знаешь мое отношение к Алле, я бы сам мог за нее поручиться и положиться на ее порядочность в любом деле, но только в том, которое касалось бы лично меня. А тут слишком высокие ставки, говоря суконным языком игры. Я обязан обеспечить безопасность Андрея Андреевича на всех направлениях и от всех опасностей и буду это делать.

– Понимаю, понимаю, но что конкретно ты вкладываешь в эти слова?

– Тебе надо поговорить с Аллой Михайловной.

– Это я уже слышала.