необходимая механизация постепенно проникла бы и в лес: технические новшества, выгодные для нашего хозяйства, прививались у нас быстро. Примером может служить хотя бы волжский речной флот, еще в начале этого века бывший одним из лучших речных флотов в мире, а в лесном деле быстрый переход лесопильных заводов на шведское оборудование, начавшийся незадолго до революции.
Революция задержала введенное новых методов работы в лесу. При переходе к ускоренной индустриализации, главным образом из-за недостатка рабочей и гужевой силы, большевики резким рывком хотели наверстать упущенное. На это были затрачены громадные средства и силы. Однако, и до сего времени основными средствами лесозаготовок остаются пила и топор, лошадь и сани.
На рубке леса ручной повал частично заменен механизированным. Для этого было перепробовано множество конструкций своих и иностранных переносных пил, работающих с помощью бензинового, керосинового или электрического двигателя. Пилы эти были капризны, часто ломались и требовали хорошего обслуживания, тогда как ни мастерских в лесу, ни запасных частей, ни специалистов не было.
Тяжелое положение с гужевой силой заставило искать путей к рационализации и механизации лесовывозки. Гужевую вывозку рационализировали путем введения нового типа саней и улучшения лесовывозных дорог, с тем, чтобы увеличить нагрузку на лошадь. Но улучшенные дороги требуют постоянного наблюдения за ними, расчистки от снега, ремонта, — на это надо расходовать рабочую силу, которой и без того не хватает.
Много усилий было» затрачено на внедрение автотракторной вывозки. Но трактор и автомашина требуют еще лучших лесовывозных дорог, за которыми, в условиях нашей зимы, тоже необходимо постоянное наблюдение. Кроме того, такая вывозка применима только в больших лесных массивах, прокладка дорог в которые могла бы экономически оправдаться. Но после первой пятилетки лесозаготовки, как правило, стали вести в участках с малым запасом древесины, один леспромхоз заготовляет лес в десятках участков — прокладывать в каждый из них автодорогу леспромхоз не в состоянии.
Для обслуживания автотракторного парка тоже нужно большое количество технического персонала и хорошее техническое снабжение. Ни того, ни другого не было — за время попыток перехода на автотракторную вывозку в лесах образовались кладбища поломанных и брошенных машин, развалившихся мастерских, гаражей, баз топлива для газогенераторов, всяческих тягачей, автомобильных и тракторных прицепов-саней.
В результате более чем двадцатилетних усилий по внедрению в лесу механизации, что стоило вашему народу колоссальных средств, всё же были выработаны более или менее удачные конструкции механических пил, введены на вывозке тракторы и автомашины, кое-где проложены даже узкоколейные лесовывозные железные дороги и для всего этого созданы и техническая база и обслуживающий персонал. Однако, как правило, эта техника применяется лишь частью леспромхозов и с её помощью заготовляется вряд ли больше 25 — 30 % всего леса… Остальное заготовляется теми же дедовскими способами, что и до революции.
Попытки перехода на круглогодовую работу в лесу были не более успешными: в наших условиях, из-за невозможности вывозки леса из глухих, часто болотистых мест, летняя работа в лесу неприменима. Она тоже производится только отдельными леспромхозами, там, где для этого есть необходимые условия. В основном же лесозаготовки остаются сезонным, зимним делом: не менее 75 % леса и сейчас заготовляется только зимой.
В сплаве большая рационализаторская попытка была сделана один раз. В начале 1930-х годов, чтобы отказаться от затяжных и дорогих сплотки и плотового сплава, требующих большого количества рабочей силы, а заодно и чтобы доказать возможность «молевого»[3] сплава по большим рекам, было решено на Вычегде и Северной Двине провести молевой сплав. На этих реках временно прекратили судоходство, немного выше устья перегородили реки запанями и в верховьях сбросили в воду десятки миллионов бревен. Крепость водной стихии большевикам не удалось взять: бревна оказались в Белом море и Ледовитом океане, так как запани не выдержали колоссального напора такой массы бревен, их порвало и в море вынесло более двух миллионов кубометров древесины. В тот год архангельские заводы остались без сырья и экспортлес не выполнил свой план.
После этого от рационализации в молевом сплаве отказались и он ведется также, как велся и сто лет назад. В плотовом сплаве введены улучшения при сплотке; при сплаве прибегают к очень дорогой буксировке плотов пароходами, с целью ускорения доставки леса на заводы и строительства.
В 1930-х годах начались большие лесозаготовки в Сибири и на Дальнем Востоке, но они должны были бы снабжать только сибирский рынок: перевозка одного вагона бревен, например, из Омска в Харьков, стоила в то время до двух с половиной тысяч рублей, почему кубометр сибирской древесины обходился в Харькове в 150 — 160 рублей, вместо полагавшихся по прейскуранту Наркомлеса 20–25 рублей. Но из-за недостатка строительных материалов часть леса, даже на Кавказ, везут и из Сибири.
Деревообрабатывающая промышленность тоже пережила большую лихорадку. Сильно изменилось расположение лесопильных заводов, сложившееся под влиянием требований рынка и этот рынок равномерно удовлетворявшее. Новое строительство потребовало увеличения выработки лесных материалов, — для этого, очевидно, надо было приспособить существовавшие заводы, а частью построить новые. Сделали по-другому: примерно 75 % старых заводов было брошено и беспорядочно, без учета потребности в лесе и возможности обеспечения сырьем, было построено много новых лесопильных заводов. В середине и во второй половине 30-х годов часть их была законсервирована, а часть работала на 40 — 50 % своей мощности, так как для них не было сырья.
Размах, между тем, был проявлен большой; кое-где построили не заводы, а гиганты. В Архангельске, например, построили, вероятно единственный в мире, двадцатирамный завод; в Кеми девятирамный; большие заводы были построены в Кандалакше, в Сороке, в Онеге — все — для работы на экспорт. Ни один из этих заводов никогда не был загружен на 100 % своей мощности, из-за недостатка сырья.
А на ряду с этим, так как Наркомлес не обеспечивал строительства лесоматериалами, чуть не каждое из них, в том числе и самые небольшие, вынуждены были строить свои временные лесопильные заводы, что приводило к невероятному распылению средств и удорожанию работ. Но таков неизменный закон: насильственное подчинение жизненного разнообразия единому мстит тем, что это разнообразие становится лишь безобразным и бессистемным.
Свободный и «бесплановый», а потому будто бы хаотичный характер производства лесных работ до революции имел, однако, определенный порядок. Сотни тысяч лесных рабочих к началу сезона сходились в небольшие артели лесозаготовителей, сплотчиков, сплаващиков, через своих «старших» нанимались к предпринимателям и выполняли все работы. Большевики, озабоченные «упорядочением» жизни и организацией её по своей единой схеме, разрушили этот порядок и ввели свой — и пришли к полному хаосу в» лесных работах.
Большие лесозаготовки ведет НКВД-МВД. Учреждение это работает по своим правилам и из какой- либо системы выпадает вообще. МВД заготовляет лес для экспорта, для своих строек и частью для внутреннего рынка, ведет оно работы самым примитивным способом, с помощью исключительно заключенных, часто на вывозке леса заменяющих даже лошадей.
Основным хозяином лесной промышленности является Наркомлес теперь — Министерство лесной промышленности. Ему подчинены производственные тресты, объединяющие лесные работы главным Образом по территориальному признаку Калининлес, Ярославлес и т. д… У каждого треста есть десятки «леспромхозов», непосредственно ведущих лесозаготовки.
Леспромхоз — постоянно существующее предприятие, с твердым штатом технического персонала, служащих и с некоторым количеством кадровых рабочих. Так как лесозаготовки остаются сезонным делом, существование постоянных леспромхозов оказывается порочным явлением: летом ни персоналу, ни рабочим нечего делать, а зарплату им надо платить. Леспромхозы занимают своих рабочих летом главным образом на подсобных, непроизводительных работах, но всячески стараются их сохранить: они для Леспромхоза — часто единственная надежда на выполнение плана. Когда начнется заготовительный сезон, эти рабочие составят бригады по рубке и вывозке леса, станут десятниками, бригадирами: они — последние специалисты лесных работ, оставшиеся от существовавшей ранее армии лесных рабочих, рассыпанных по лесным теперь колхозным и поредевшим деревням. Поэтому Леспромхозы принуждены дорожить своими кадровыми рабочими: колхозники — уже не специалисты-лесовики.
