согласны.

— Согласны, — проворчал Непоседов. — Вы всегда так: со воем согласны, а как к делу, вы в кусты. Развели сонное царство и вместо, чтобы головой поработать, — «мы согласны!» Я из твоего согласия шубы не сошью, ты толком говори, пойдет дело или нет?

— А чего ему не пойти? — ошарашенный резким тоном директора смешно вытаращил глаза Комлев.

Непоседов засмеялся:

— Ладно, борода, я с тобой потом поговорю… Товарищ Уткин, ваше мнение?

Пожилой, с костлявым лицом и нескладной фигурой технорук Уткин, скромный человек и старательный работник, но из тех, что пороху не выдумывают, смущенно покашливая сказал, что технического порядка предложения Непоседова он приветствует, надо только тщательно обдумать вопрос о сокращении рабочих, принесет ли оно пользу?

Упоминание об этом разбудило предзавкома Долгова. Рабочий, член партии, он давно превратился в профессионального завкомщика: Долгов переизбирался на свою должность много лет. Представитель интересов рабочих, свою деятельность Долгов ограничивал клубной работой, кассой взаимопомощи, собиранием членских взносов в профсоюз и отметками на: больничных листах, но иногда позволял себе выступить «в защиту трудящихся». Он заявил, что в сокращении рабочих не видит надобности и что оно противоречило бы колдоговору, которого, как неловко добавил Долгов, «все же надо придерживаться».

Совещание шло вяло. Парторг, тоже в прошлом рабочий завода, нерешительно сказал, что надо бы организовать стахановскую смену, но как это сделать, не пояснил. И опять воцарилось молчание.

— Да, — протянул Непоседов, — энтузиазма у нас столько, сколько пара в нашем котле. Может, товарищ Колышев поделится своим мнением?

— Вы правы, у вас потому энтузиазма нет, что пара в котле не хватает, — улыбнулся Колышев. — Если позволите, окажу свое мнение, — и он обстоятельно разобрал директорский план, так, как будто сам составлял его и знал положение завода не хуже нас. Колышев в общем одобрил план Непоседова, но сказал то. чего другие не решались сказать: этот план сласти нас не может.

Доводы Колышева был и разумны, убедительны, основательны. Чувствовалось, что дело он знает хорошо. И сам Колышев, с широким спокойным лицом и плотной фигурой, производил впечатление солидности, внушительности и вдумчивости. Слушая его, я подумал: Непоседов — сама стремительность, но Бог знает, куда она может завести, а на этого человека можно полагаться.

Не одобрил Колышев только предложение о сокращении рабочих:

— Эффекта большого это не даст, а в дальнейшем может ухудшить ваше положение. Добьетесь вы высокой производительности, тогда рабочих вам не будет хватать, а восстановить прежнее количество рабочих вам уже вряд ли позволят. Да и вообще эффект, достигаемый таким путем, в конце концов теряется. Нет, я не сторонник того, чтобы обижать рабочий класс, — спокойно пошутил Колышев. — Я другое предложу: разработайте-ка прогрессивно-премиальную систему оплаты, это наверно поможет.

Колышев мне положительно нравился. А его шутка о «рабочем классе», в которой чувствовалась и ирония над привычной терминологией и сочувствие к «рабочему классу», доставила мне большое удовольствие. Все слушали внимательно.

— Самое главное я припас вам на конец, — продолжал Колышев. — Сейчас скажу, что это, но с условием: обязательно проведите всё вами намеченное, а потом пустите в ход главное. Я привез вам наряд на трубки, можете посылать за ними людей…

— Что? Не может быть? Трубки? — посыпались восклицания. Сонливость как рукой сняло: все повскакали с мест и возбужденными взглядами уставились на Колышева. Непоседов метнулся к нему, выскочив из-за стола. Можно было удивляться, какое магическое действие произвело одно слово: трубки!

Улыбаясь, Колышев достал из портфеля наряд. Непоседов подхватил его, быстро пробежал глазами и замахал им в воздухе:

— Трубки, друзья, трубки!

Вое сгрудились около директора, каждому хотелось затянуть в наряд.

— Давно бы так, — прогудел рядом со мной Комлев. — А то говорим, говорим, а проку от этого…

Совещание можно было закрывать: трубки разрешали все затруднения.

Предложение Колышева о прогрессивно-премиальной оплате труда пришлось мне по душе и я взялся за дело. Съездил в Наркомлес, взял в нем типовое положение об этой оплате для лесопильной промышленности — оно мне не понравилось. Типовое положение было составлено с таким расчетом, чтобы понудить рабочего работать больше, а заплатить ему поменьше: если рабочий выполнял норму на 105 %, то зарплата ему повышалась всего на 6 — 7 что, конечно, недостаточно компенсировало перенапряжение рабочего, благодаря чему он перевыполнил норму. Кроме того, типовое положение предусматривало введение прогрессивно-премиальной оплаты только для рабочих ведущих участков, тогда как другие рабочие должны были получать «обычную сдельную оплату. Это было явно несправедливо: при перевыполнении нормы ведущим участком и остальным рабочим приходилось работать больше, они тоже участвуют в общем выполнении нормы цехом.

Пользуясь тем, что типовые положения для нас необязательны, так как мы не подчиняемся Наркомлесу, зная тороватость Непоседова и обнадеженный сочувствием Колышева к «рабочему классу», для нашего завода я решил выработать другую, более справедливую систему оплаты труда. По моему проекту все рабочие цехов, включая слесарей, машинистов и даже уборщиц-опилочниц охватывались этой системой. А повышение зарплаты производилось так, что при перевыполнении нормы на 25 % рабочий получал примерно двойную зарплату, а выше — даже тройную. Прогрессивка, так прогрессивка! Получалось многовато, но тщательно составленные расчеты доказывали, что завод, из-за сокращения цеховых и административных расходов на выпускаемую продукцию, при перевыполнении плана и с этой оплатой получит еще большую прибыль.

Непоседов подписал проект, не вдаваясь в детали: он знал, что нами управляют одинаковые чувства. Я повез проект в Москву. Колышев просмотрел его, внимательно проверил расчеты, усмехнулся:

— Высоковато хватили, но ничего, рабочий класс обижать не нужно. Положение у вас скверное и не беда, если побольше заплатите, авось выправитесь. Постараюсь провести в Наркомате ваш проект, как он есть.

Колышев мне нравился всё больше. Другой на его месте, боясь, «как бы него не вышло», придрался бы, почему не сделано по типовому положению; с ним надо было бы нудно препираться за каждый процент повышения зарплаты, потом идти на компромисс и видеть, что от твоего проекта остались рожки да ножки. Колышев же не только не препирался, но и не боялся взять на себя ответственность за наш проект, хотя он и строго проверил его. Но строгая проверка в таком случае даже лучше: после нее чувствуешь себя увереннее, зная, что ошибки не допустил. Нет, с таким, человеком работать можно.

Непоседов тем временем мучил бригаду слесарей, машинистов, механика, не выпуская их с завода иногда по две смены подряд. Ему не терпелось поскорее устранить мелочные недостатки. Привезли трубки — часть чумазых принялась за ремонт котла. На заводе чувствовалось возбуждение: мы как будто готовились к наступлению.

Недели через две наш проект прогрессивной-премиальной оплаты труда вернулся из Москвы в виде утвержденного положения. Мы решили познакомить рабочих с новой системой оплаты.

В перерыве между сменами в обшарпанном заводском клубе собралось около четырехсот человек. Непоседов, председательствующий, сообщил, что с первого числа, до которого оставалось дня четыре, завод переходит на новую систему оплаты труда. Я подробно рассказал о ней, потом Непоседов предложил задавать вопросы.

Зал молчал. Но молчание не было тем тяжелым, не пробиваемым, которое обычно бывало на заводских собраниях.

------------------------------------------------------------------------

В скане отсутствовала 62 страница

------------------------------------------------------------------------

Часть рабочих, толпясь в дверях, начала выходить, а рабочие первой смены, собравшись труппами в