всеми делами отсылал к техноруку, особенно смеялись над его страстью сигналить. Замечая это, Непоседов конфузился, но любви к машине превозмочь не мог и безраздельно отдавался ей. Когда первая его страсть прошла, он вернулся к директорским обязанностям, однако, на машине продолжал ездить сам и решительно отвергал предложения взять шофера.

Машина, верно, была удобна и хороша. Почти новая, прошедшая всего пять — шесть тысяч километров, призывно поблескивавшая свежим лаком, она радовала не только директорское сердце. Ho был у нее и изъян: в Москве кто-то заменил на ней шины и на завод ее доставили с разваливающимися шинами. Непоседов тотчас же дал заявку на новые шины, но так как резина у нас тоже невероятно дефицитна и отпускается с великим трудам, удовлетворения этой заявки можно прождать год. Легче купить резину у шоферов московских такси: они умели «комбинировать» и всегда имели резину для продажи «налево». Но комплект «левой» резины стоил 600 — 800 рублей, против 150–200 по наряду в Автотракторосбыте, — такую цену платить за резину завод не мог. Необходимость достать новые шины составляла предмет мучительной заботы Непоседова.

Однажды я собрался в Москву, по служебным делам. Непоседов, никуда не собиравшийся, вдруг заявил, что тоже едет. Он предложил поехать на машине, по маршруту: Рыбинск — Ярославль — Москва и обратно. Я удивился:

— Помилуйте, Григорий Петрович, это верных шестьсот километров! Что мы, автопробег совершать будем? 600 километров по вашим дорогам! Сколько бензину сожжем, ведь это в копеечку въедет. И резина ваша не выдержит.

— Так я потому и еду, что она больше не выдерживает, — подмигнул Непоседов. — Мы в Рыбинск заскочим, и там у волгостроевских шоферов резину по-дешевке купим. Ясно, в чем суть? Бензин ерунда, а дорога от Рыбинска не плохая, до Рыбинска: тоже как-нибудь доберемся. Едем? Одному неохота.

Проще, конечно, сесть в поезд и через три часа быть в Москве. Непоседовский маршрут займет минимум сутки. Но погода стояла чудесная, мысль о дальней поездке по новым местам была соблазнительной — я согласился.

Выехали не рано, часов в десять. Быстро проехали огород, в окраинных улицах распутав гревшихся в дорожной пыли кур, и покатили по мягкому проселку. В открытые окна веяло прохладой; лужок, по которому вилась дорога, с тронутыми желтизной березками, картинно застыл в тихой дреме бабьего лета.

Проехали километра два, въехали в лесок — вдруг мотор чихнул раз-другой и замер. Вопросительно смотрю на Непоседова — сконфузившись, он нажимает педаль стар-тора, тянет рычажок подсоса — ни с места.

— Что за ерундовина, первый раз такая штука, — бормочет Непоседов, выбираясь из машины. — Наверно карбюратор засорился.

Проверяем карбюратор — будто бы в исправности. Садимся, пробуем — никакого впечатления.

Начинаем поиски, где зарыта собака. Мы настроены бодро: какая-нибудь мелочь, сейчас найдем, в чем загвоздка. Я не сомневаюсь в технических способностях Непоседова; он найдет дефект, исправит и мы так же беззаботно двинемся дальше.

Отвинчиваем какие-то части, продуваем их, чистим, снова ставим на место, Непоседов заводит мотор — всё с тем же результатом. Что за дьявольщина! Проходит полчаса, час — я начинаю ощущать беспокойство. Кажется, нервничает и Непоседов?

Однако, дефект найден! Бензиновая помпа не работает.

— Вот она, негодница, — ласково говорит Непоседов, любовно разглядывая отвинченную помпу. — Сейчас мы ее, голубушку, приведем в божеский вид. Главное, причину обнаружить, а теперь мы мигом…

Он разбирает помпу, чистит, нежно дует в нее, потом бережно собирает и ставит на место. В десятый раз заливаем в карбюратор бензин, в пятнадцатый Непоседов садится за руль.

— Садитесь, — приглашает он, — теперь поедем. — Но мне уже не верится— и не напрасно: мотор почихал минуту и опять заглох.

— Ах, сукина дочь, — все еще ласково бранится Непоседов. — Чего ей не хватает? Посмотрим, посмотрим, — повторяет он, вновь отвинчивая упрямую помпу. Похоже, что ему даже нравится возиться с ней: больше узнает.

Опять разбираем и собираем, ставим на место, заливаем бензин — машина стоит, как вкопанная.

— Будь ты неладна! — начинает ругаться Непоседов.

— Это что ж такое? Всё в порядке, а ни туды и ни сюды. Смотрите, — в десятый раз объясняет он устройство помпы. Я слушаю: рычажок, мембрана, клапаны — становится скучно.

— Вот только на кой чёрт этот шарик, — показывает Непоседов маленький шарик из пробки, — не пойму хорошенько. Он играет роль клапана, но за каким чёртом, если и другой клапан есть? Хотя, раз поставили, значит нужен. В механизмах лишнего не бывает, — философствует Непоседов. — А ну, проверим на воде, работает она, чертяка, или нет, — предлагает он и идет к ручью у дороги.

Может быть помпе понравилась хрустальная вода лесного ручейка, только воду она качала исправно.

— Вот так фунт! — удивился Непоседов. — Работает, смотрите! А ну, еще раз поставим.

Поставили — ни с места.

— Что б тебя разорвало! — с сердцем ругается Непоседов, опять хватая французский ключ. Он яростно разбирает помпу и мрачно вертит её в руках.

Уже ноет в желудке. Смотрю на часы — три. За пять часов мы отъехали от города два километра. В меня закрадывается мистический страх: мы, наверно, не стронемся с этого проклятого места. Непоседов тоже заметно поостыл: он нахмуренно разглядывает помпу и не знает, что еще сделать с ней.

Достаю из машины портфель, сажусь на травку, вынимаю предусмотрительно захваченные бутерброды: собираешься на день — еды бери на три.

— Закусите, Григорий Петрович, — предлагаю Непоседову. Он вытирает руки о штаны, спохватывается, рвет траву, тщательно вытирает ею руки, потом платком чистит брюки.

— Приедешь в Москву, на трубочиста будешь похож, — насупив брови, говорит директор. Жуя бутерброд, он саркастически улыбается: — Мне Аня совала в портфель бутерброды — я выбросил. Еще ругался: куда, говорю, суешь, мы же через два часа в Рыбинске будем. Что мы, на лошадях, что ли? Это ж не старое время!.. Тьфу ты, какое идиотство! Аж противно! — плюется Непоседов.

Покончив с бутербродами, закуриваем и не спешим подниматься: Всё равно бесполезно.

— Подумать только, — раздражению говорит Непоседов, — машина на все сто, а такой пустяк, как помпу, не могли продумать. Куда это годится! Идиоты, а не конструктора!

— Может, пока светло, в город за помощью сходить? — предлагаю я. — А то застрянем на ночь.

Непоседов, бросает на меня негодующий взгляд, вскакивает на ноги:

— Это ж курам на смех! Что мы, маленькие? Позор на весь город! — и снова бросается в бой с помпой.

Мы ее разбирали и собирали еще пять-шесть раз — помпа не работала. От деревьев протянулись длинные тени, потянуло вечерней свежестью.

Не глядя на меня, нахмуренный, злой, Непоседов боролся с помпой. Я уже потерял интерес к ней и не смотрел, что делает Непоседов.

Он еще раз поставил помпу на место, налил бензин, молча сел за руль, грозно смотря перед собой. И вдруг — мотор заработал! Машина дрогнула, тронулась с места, — Непоседов прогнал ее немного и остановил. Поспешно собрав инструменты, мы уселись, — машина, словно отдохнув, будто с радостью зарысила по уже темнеющему лесу.

— Идет, подлюка! — кричал Непоседов. С его лица исчезла хмурость, он опять смотрел весело и уверенно.

— Что вы с ней сделали? — спросил я, еще не веря, что мы все-таки едем.

— А я из нее шарик выкинул! — воскликнул Непоседов. — Выкинул, она и идет! Видали, как бывает? Значит, не все в технике к месту. Теперь пойдет, голубка, я ее чувствую!.. А вернемся на завод — я тут, впереди, бензиновый бачок поставлю, литра на три, на четыре. Я уже обмозговал: изолирую его асбестом, из него трубку, прямо в карбюратор, как на грузовиках, чтобы бензин самотеком шёл. На всякий случай,