и текущие дела, которые можно было бы уладить, явно не клеились. Владелец предприятия Волянский, тоже архитектор, знакомый Малецкого с довоенных лет, с утра еще не появлялся.

Зато в одной из двух комнат, в так называемой «общей» (другая называлась «дирекцией», и там работали Малецкий с Волянским), уже довольно давно шел оживленный разговор. Когда Малецкий, услыхав возбужденные голоса, зашел туда, он попал в самый разгар горячей дискуссии.

В «общей» находились четверо: секретарь директора панна Стефа, дородная крашеная блондинка, которой выщипанные брови и загнутые ресницы придавали детски удивленное выражение, машинистка, панна Марта, Бартковяк — мальчик-посыльный и молодой человек, у них не работающий. Это был высокий блондин с характерно очерченной, удлиненной головой и глубоко посаженными глазами на птичьем, немного хищном лице.

Малецкий знал этого молодого человека, поскольку Залевский, или Зыгмунт, как звала его панна Стефа, заходил в последнее время на улицу 6-го августа весьма часто. Перед войной он изучал право, теперь же, кроме всего прочего, торговал золотом и валютой.

Когда Малецкий вошел в «общую», Залевский сидел на столе и, оживленно жестикулируя, вещал:

— А я утверждаю, что в одном этом случае мы можем быть благодарны Гитлеру. Он выполнил за нас тяжелую и, прямо скажем, даже неприятную, черную работу. Теперь с еврейским вопросом покончено! Не сделай этого Гитлер, мы сами были бы вынуждены после войны заняться ликвидацией евреев. Одной заботой меньше, это же ясно! А все так называемые гуманные взгляды, — обратился он к сидящей у «ундервуда» панне Марте, — тут абсолютно неуместны! Польша должна жить без евреев, этого требуют наши государственные интересы. Это одно! А второе — у нас нет оснований жалеть евреев!… Они нас не жалеют! Любой из них, кабы мог, тотчас пустил бы пулю в лоб первому встречному поляку. Достигни евреи власти, уж они бы показали нам почем фунт лиха!

Он говорил быстро, страстно и с непоколебимой уверенностью в себе, как человек, привыкший к частым выступлениям и дискуссиям. Панна Стефа, моргая длинными ресницами, смотрела на Залевского с нескрываемым восхищением; взгляд Бартковяка тоже был благожелательным. Одна панна Марта повернулась боком к говорящему. Темные, гладко зачесанные волосы придавали ей очень моложавый вид. Она сидела, склонившись над машинкой.

Заметив Малецкого, Залевский обратился к нему:

— Что, разве я не прав, пан инженер?

Малецкий оказался в щекотливой ситуации. Он не имел ни малейшего желания вступать в полемику. А между тем, после вопроса Залевского, взгляды всех обратились к нему. Даже панна Марта подняла голову. Она была очень бледна, губы у нее дрожали.

Надо было что-то ответить.

— Я, правда, не слышал всего разговора, — начал он медленно, — но то, что вы говорите, не кажется мне новым…

— Разумеется, — удовлетворенно согласился Залевский. — Польский народ уже давно постиг суть евреев.

— Перед войной подобные мысли были весьма популярны среди наших фашистов, — заметил Малецкий.

Тот нахмурился.

— Вы хотели сказать националистов?

— А разве это не одно и то же?

— Нет! — резко ответил Залевский. И, сощурив глаза, вызывающе взглянул на Малецкого.

— Мы хорошо знаем, в каких кругах нас пытаются дискредитировать этикеткой «фашисты». Но после войны мы разъясним этим господам, в чем тут разница!

— В концлагерях? — спросила вдруг панна Марта.

Залевский на миг смешался. Но быстро овладел собой.

— Если понадобится, то в лагерях, — ответил он резко. — Именно там, а не где-нибудь еще, мы разъясним евреям и коммунистам, кто мы такие…

В комнате воцарилось молчание. Стефа, нервничая — не наговорил ли Зыгмунт чего лишнего? — вынула пудреницу и, моргая ресницами, начала водить пушком по своему смазливому личику. А Марта побледнела еще сильнее. Что касается Малецкого, он всего охотней устранился бы от этого неприятного спора.

Вдруг Марта поднялась.

— Война еще неизвестно когда кончится, — сказала она немного дрожащим голосом, — так что я сейчас вам скажу, кто вы такие!

Залевский иронично усмехнулся.

— Прошу вас, слушаю…

— Бандиты! — бросила она ему прямо в лицо.

Он сделал движение, словно хотел прервать ее, но она смерила его таким презрительным взглядом, что он смолчал.

— Вы бандиты! — повторила она еще громче. — Можно было бы только презирать вас, если б не приходилось стыдиться того, что вы поляки… Вы позорите нас, скоты! — вдруг крикнула она со страстью, какую трудно было ожидать от нее, всегда такой спокойной и сдержанной.

Когда она вышла, Малецкий выбежал за ней в прихожую.

— Панна Марта! — закричал он.

Она торопливо надевала плащ.

— Слушаю. — Она холодно взглянула на него.

— Я хотел…

— Догадываюсь! — прервала она. — Бы, наверно, хотели сообщить мне, что я права?

— Разумеется!

Девушка усмехнулась.

— Жаль, что вы не сказали этого там! — Она показала на комнату.

Малецкий смутился.

— Мне кажется… — начал он оправдываться.

— Что вы выразили свою точку зрения? — снова прервала она. — Да, вы выразили свою позицию куда как ясно. Настолько ясно, что я позволю себе не называть ее. Впрочем, сейчас это не важно! Но я буду вам обязана, если вы возьмете на себя труд сообщить инженеру Волянскому, что с сегодняшнего дня я отказываюсь работать в конторе…

Этого он ожидал менее всего. Панна Марта работала здесь всего несколько недель. Он знал, что она живет в трудных условиях и наверняка очень заинтересована в неплохо оплачиваемой должности.

— Подумайте хорошенько! — стал он уговаривать ее.

— Я уже подумала, — твердо ответила она.

Когда часом позже в контору явился Волянский, Малецкий рассказал ему обо всем.

— Переубедить ее было совершенно невозможно, — закончил он. — Нет и нет!

Элегантно одетый, уже в светлом весеннем костюме, широкоплечий и краснолицый Волянский махнул рукой.

— Пусть катится к чертям! Невелика потеря, на ее место сотня найдется.

Малецкий почувствовал себя обязанным выступить в защиту Марты.

— Однако признай, что она девушка порядочная.

— Признаю! — поморщился тот. — Но истеричка!

— Этот Залевский…

— Прохвост! — констатировал Волянский. — Но, говоря между нами, парень в чем-то прав! Я, знаешь ли, не сторонник подобных методов… и отнюдь не считаю себя сторонником фашизма, но что правда, то правда! Гитлер решает для нас проблему евреев по-своему, варварски, но радикально! Да, кстати о евреях! Ты знал Лильенов?

Малецкий склонился над столом и стал просматривать план продающихся участков.

— Знал, — буркнул он.