беспомощной позе на снегоступах всего в нескольких футах от зверя.

Еще один фут — и лось растоптал бы Лилиан. И первопричиной всего был я. Это началось с того, что я охотился на черно хвостого оленя среди сосен и пихт, росших почти у стен нашей избушки. Ноябрьская луна шла на убыль. Кусты свидины[16] и голубики были покрыты трехдюймовым слоем снега. Дул слабый северный ветер. В бодрящем морозном воздухе чувствовалась близость сильного снегопада.

Пора было позаботиться о запасах мяса для предстоящих голодных месяцев. Я нашел своего оленя- самца с тремя отростками на рогах на краю расщелины. Он лежал и уныло смотрел на заходящее осеннее солнце, как это всегда свойст венно оленям в конце ноября. Я застрелил его в этой позе, оттащил от расщелины, выпотрошил и положил под елью брюхом вверх, чтобы туша остыла. Я собирался на следующее утро вернуться туда с вьючной лошадью и увезти свою добычу домой.

Я стоял у дымящейся туши ярдах в тридцати от края оврага. Я не видел и не слышал признаков жизни внизу, но внезапно интуитивно почувствовал, что в глубине оврага шевелится что-то живое. Почему мне это показалось, не знаю. Это было, как в тот, другой раз, когда мы с Лилиан ставили палатку для ночевки в лесу. Мы облюбовали две крепкие зеленые сосны и совсем было приготовились натянуть палатку, как вдруг какой-то тоненький внутренний голос зашептал: «Не смей!» Да, да, имен но так: мы собираемся установить палатку, а голос твердит: «Не смей! Только не здесь!» Ну, мы свернулись, ушли на четверть мили дальше, нашли подходящее место и там раскинули палатку. Около полуночи ветер зашумел в верхушках деревьев, а через несколько секунд в лесу разбушевался небольшой ураган. За ночь около нашей палатки упало несколько деревьев. Как только рассвело, я пошел посмотреть на первое место, выбранное нами накануне. Одно дерево, к которому мы собирались прикрепить верхушку палатки, повалилось. Если бы мы там ночевали, нас троих раздавило бы, как кузнечиков, колесом телеги. Так и теперь, я стоял, не двигаясь, рядом с тушей оленя, а тот же внутренний голос предупреждал: «Следи за оврагом, следи за оврагом!» Я заслал патрон в ствол винтовки, сел на корточки, глядя во все глаза и слушая во все уши.

Взрослый лось-самец весит больше полутонны, и у многих размах рогов достигает шестидесяти дюймов и даже больше. Кажется невероятным, что такое огромное животное может передвигаться между деревьями в лесу так же бесшумно, как рысь на охоте. Но это так. В густом лесу обычно сначала видишь, а потом слышишь. Так было и сейчас. Сперва из оврага появи лись рога. На глаз их размах был порядка сорока пяти дюймов. Затем появился карикатурный римский нос, потом — голова и шея. Через несколько секунд рога, голова и все четыре ноги выбрались из оврага. Мне часто приходилось видеть лосей с большими рогами, но быка с таким телосложением я видел впервые.

Задрав голову, широко раздув ноздри, бык на несгибаю щихся ногах двинулся в мою сторону. Это было странно, потому что он, безусловно, увидел меня, сидящего на корточках у туши оленя. По всем правилам он должен был резко повернуться и уйти в овраг быстрее, чем вылез из него. Но не тут-то было! Лось остановился всего в двадцати ярдах и уставился на меня. По всему видно, что он меня боялся. Больше того, в выражении его глаз можно было увидеть безумие. Я держал палец на курке, следя за лосем с опаской и любопытством. В одном я был уверен: я его раньше никогда не видел. Мне показалось, что он чужак, пробирающийся по незнакомой ему земле. Он наверняка ни разу не пробовал нашей люцер ны.

Когда у лося, быка или коровы, есть желание подраться, а это бывает довольно часто, у них появляется не совсем приятное выражение морды. Уши прижимаются к шее, шерсть на загривке встает дыбом, и показываются белки глаз. Обычно перед броском вперед лоси издают короткое мычание. Двигаются они чрезвычайно быстро.

Те, кто из года в год имеет дело с лосями, рано или поздно сталкиваются со строптивым хулиганом их породы. Я в свое время также встречался с подобными вояками, но мне никогда не приходилось пользоваться винтовкой для самозащиты. Дома, двигаясь среди них у кормушки с сеном, я частенько стукал заупрямившегося быка или корову вилами по носу, чтобы научить их хорошим манерам, но более суровых мер мне применять не приходилось и большего вреда я им не делал, как, впрочем, и они не делали мне.

Однако в поведении быка, стоявшего передо мной, было нечто необычайное, и это заставляло думать, что удар вилами по носу его не успокоит, если он вздумает атаковать.

Вспоминая все, что произошло тогда, я прихожу к выводу, что я испугался, едва только он появился, испугался, как никогда раньше. Видимо, поэтому я медленно поднял винтовку к плечу и нацелился в его широкую массивную голову. Может быть, мне следовало бы спустить курок и покончить с ним сразу. Если бы я сделал это тогда, Лилиан не пришлось бы пережить все то, что случилось потом.

Оглядываясь назад, я понимаю, что был бы вынужден стрелять, если бы в это дело не впутался годовалый ло сенок. Бык всем своим видом говорил: либо я тебя, либо ты меня! Но лосенок временно оттянул развязку, хотя ему пришлось здорово поплатиться за свое непроизвольное вме шательство.

Я узнал о том, что на сцене появился третий участник, потому что бык вдруг перестал смотреть на меня и удивленно и сердито уставился в лес. Я опустил винтовку и стал смотреть туда же. Вначале, кроме деревьев, я ничего не замечал, но затем увидел годовалого бычка, медленно пробиравшегося к оврагу. Он шел вполне мирно, то нагибаясь, чтобы сорвать побег вербы, то обтирая свои крохотные рожки о молодую елку. Занятый едой, он не спеша шел в нашу сторону и, видимо, не замечал быка, пока не приблизился к нему на тридцать ярдов. Почему-то мне хотелось крикнуть ему: «Убирайся отсюда скорее, дурачок, пока цел!» Однако такое предупреждение было бы бесполезным, и я промолчал, стоя в напряженном ожидании с винтовкой наготове.

Лосенок олицетворял добродушие. Было ясно, что ему хотелось подойти к быку и пожелать ему доброго дня. Он сделал еще несколько шагов. Лось замычал. В этом звуке для понимающего лосиный язык были ноты предупреждения. Опять интуиция мне подсказала, что надо стрелять, но я медлил. Прежде чем я решился, старый самец ринулся вперед, но не на меня, а на несчастного лосенка. Вопреки распространенному мнению лоси-быки больше всего дерутся не рогами, а передними копытами. Правда, в разгар гона они широко пользуются и рогами, иногда даже наносят ими смертельные раны, но в другое время чаще всего убийственные удары наносятся передними ногами. Несчастный лосенок был в значительно худшем положении, чем затерявшийся в лесу ребенок. Когда он понял угрожающую ему опасность, бык почти настиг его… и тут этот лосенок сделал то, чего я никогда раньше не видел, — он круто повернулся и стал удирать галопом. Обычно лоси, когда им нужно убегать, передвигаются быстрой рысью, при этом их движения грациозны и легки. Но лось, бегущий галопом, так же грациозен, как человек со связанными ногами, бегущий в мешке. Первый удар быка был настолько молниеносным, что я даже не заметил его — только услышал. Удар был такой сильный, что его можно было услышать на противоположном конце оврага. Затем еще раз! Теперь я и увидел, и услышал удар. Я закричал от накипевшей во мне злости. Правая нога лося была занесена для третьего удара, но, услышав мой громкий крик, он неуклюже опустил ее. Лосенок воспользовался предоставленной ему возможностью, поднялся со снега и поковылял прочь: я полагаю, что у него было вывихнуто бедро. Прочь в овраг, где он был в безопасности. Старый самец несколько мгновений продолжал сердито меня разглядывать, потом продул ноздри, почесал правое ухо копытом задней ноги, встряхнулся и медленно ушел.

«Эх, ты, старый бандит!» — крикнул я ему вслед. Очень уж мне хотелось высказать ему свое мнение. А имя, которое я дал ему — Старый Бандит — подходило как нельзя лучше, и спра ведливость этой клички он впоследствии успешно доказал.

Прошло почти шесть недель, прежде чем я снова увидел лося. За это время выпало много снега, и все большее число лосей было вынуждено спускаться с вершин вниз, чтобы питаться зарослями ивняка у берегов горного потока.

Вскоре после Нового года я ставил капканы на норок у за мерзшего водостока запруды, построенной бобрами. Я замер на месте, стоя на одном колене и пристально глядя в кусты. Сначала показались смутные очертания лося, постепенно они становились все четче, и наконец животное вышло из кустов и остановилось у кромки льда, ярдах в сорока от меня. Я хотел было снова заняться ловушкой, но лось