Изабелла взяла гостью под руку, а ее супруга, такого же тщедушного, второй рукой и почти насильно повела к столу.

– Прошу прощения, дорогие наши гости! – сбиваясь с тона, затараторила она. – Извините, если что не так. Знаете, мой муж мне поздно сообщил, что придут к нам такие дорогие высокочтимые гости, и я не успела как следует подготовиться. Но я тешу себя надеждой, что искуплю перед вами свою вину, вы еще раз к нам приедете… Садитесь, пожалуйста, чувствуйте себя, как дома. Мы люди добрые и щедрые. Вы все то, что на столе, должны съесть, иначе я вас не выпущу.

– Мы не голодны, – сказал старичок, – к тому же зачем торопиться? Подождем остальных ваших гостей.

– Только вас двоих, мои дорогие, принимаем, – дрожащим голосом рассеянно промычал хозяин дома, – только вас…

– Что ты сказал, родной мой, только двух? – скривилась Изабелла и чуть не упала в обморок, но все же усадила гостей за стол, накладывая на тарелки все, что стояло перед нею.

Гости испуганно переглянулись, посмотрев на свои переполненные тарелки и фужеры, которые хозяйка наполнила коньяком, как «штраф за опоздание».

– Давайте выпьем и закусим, – сказала Изабелла и взяла в одну руку бокал с крепким напитком, а во вторую – фужер с газировкой, – ну, давайте выпьем – только до дна – за наше знакомство.

У гостя полезли глаза на лоб. Руки у него затряслись. Заикаясь, он произнес:

– Мадам профессорша, это приготовили для нас?

– Ну, а для кого же? – надулась профессорша. – Конечно, для вас.

Рассеянная улыбка скользнула по лицу гостя.

– Понимаете, пани профессорша, – сказал он с сильным акцентом, тщательно подбирая русские слова, – если б мы что-либо съели из того, что стоит здесь на столе, или выпили хотя бы сотую долю того, что вы нам налили, то вы с вашим мужем завтра же пошли бы за нашими гробами. Нам все это есть нельзя…

– Не понимаю, как это?…

– У меня, мадам, пани профессорша, и у моей жены желудки никуда…

– По-вашему, по-русски, – поспешила выручить своего мужа старушка, – это называется… Как это называется? О, вспомнила, это у вас называется язва желудка. И вообще, вечером, на ужин, мы ничего не едим. Манная каша. Вот… Это утром. Вечером же мы едим, как это по-вашему называется? Это называется… Ой, забыл…

– Простокваша… – унылым голосом, впервые за все это время, почти в обморочном состоянии, вставил и свое слово профессор Чиркин-Збарский или Збарский-Чиркин…

– Так, так, пан товарищ! – обрадовалась старушка и посмотрела умоляющими глазами на музыкантов, вся съежившись, всем своим видом давая им понять, чтобы они прекратили этвт шум.

Изабелла побледнела как мел. Она стояла не шелохнувшись и даже не заметила, как из ее двух бокалов, которые держала в дрожащих руках, плескалась на стол жидкость. Если б у нее была привычка падать в обморок, она тут же упала бы.

Подумать только, так готовилась к этой встрече, все делала, чтобы угодить гостям, так израсходовалась, а эти дистрофики ничего из всего этого не едят и не пьют! Боже, что ж она теперь будет делать с поросенком под хреном, с этими паштетами, салатами, с этими котлетами «по-киевски?»

Хоть беги немедленно в ресторан «Красная чайка» к директору и проси, чтобы за полцены забрали это обратно и вернули ей деньги. Но разве такое возможно? На нее посмотрят, как на сумасшедшую.

Она места себе не могла найти, была зла, как стая волчиц вместе взятых. Подумать только: у них язвы… Всего этого, что на столе, не едят, не употребляют. Поди знай, что два таких старца к ней заявятся и это все гости. Не молодые какие-нибудь иностранцы. Манной каши и простокваши им подавай!

Не меньше профессорши, был убит сам профессор, ее несчастный супруг.

Посмотрев на Изабеллу, которая стояла в полуобморочном состоянии, он тихонько подошел к ней, взял с опаской под руку и тихонько зашептал:

– Мусенька, пташечка моя, успокойся, не волнуйся. Попроси только этих людей, – кивнул он в сторону, где стояли, ухмыляясь, повар, официант и музыканты, – скажи им, роднуля, пусть идут по домам. Нам от них больше ничего не нужно. Мы сыты. Обойдемся без них…

– Никуда не пойдем! – не на шутку рассердился повар. – Что, мы мальчики на побегушках? У нас наряд… Согласно наряду мы должны обслуживать вас до двенадцати часов. Поняли? Ровно в двенадцать за нами пришлют машину, и мы тогда погрузим кастрюли, судки, посуду. Что вы думаете, мы свое хозяйство потащим на собственном горбу?

И тут же вмешался рыжеволосый музыкант:

– Вы что же, маленькие? У нас своя программа, и будем играть, как указано в наряде… А вы себе как знаете.

И кивнул скрипачу, чтоб приготовился.

Профессор посмотрел на повара и музыканта и пожал плечами: «Да, ничего не скажешь, хорошую кашу заварила моя милаша!»

Он снова взял Изабеллу под руку и тихонько прошептал:

– Ну, что ж, пташечка, Мусенька моя, придется потерпеть до полуночи. Ничего не поделаешь… Только принеси для моих гостей стаканчик кефиру или простокваши… Они ведь проголодались. Неудобно.

Изабелла, бледная и разъяренная, взглянула на него с ненавистью:

– Что ты ко мне пристал? Осел!.. – Она забыла о поварах, музыкантах, обо всем на свете. – Ты что же