Я протянула руку, схватила «Боржоми» и выпила залпом. Тем временем Турок нашел две стопки, мужчины разлили водку, охнули, передернулись, потрясли головой и приняли на грудь. Наступила тишина, я громко икнула и извинилась.
– Слава богу, – вздохнул Турок, думаю, относилось это не к моей икоте. Он опять-таки на четвереньках достиг журнального стола со стеклянной крышкой, на котором вперемешку была свалена закуска, подцепил кусок семги и закинул себе в рот. – Хорошо, – сказал он с удовлетворением. Я еще раз взглянула на мордастого Васю и обрадовалась:
– Я тебя знаю.
– Ну вот, – кивнул Турок. – Говорил я тебе, опохмелишься, мозги на место встанут, и вспомнишь, где ты его подцепила.
– Ничего такого ты не говорил, – обиделась я, – и никого я не подцепила. Он живет под нами, то есть подо мной.
– Живу, – кивнул Вася, дрожащей рукой шаря по столу в поисках хлеба.
– А как ты здесь очутился? – проявил интерес Турок.
– Вы меня позвали.
– Я не звала.
– Вас много было. В подъезде пели «Трус не играет в хоккей», я вышел узнать, в чем дело, а там вы… Выпили за российский спорт, потом сюда поднялись. До четырех утра помню, дальше – нет.
– У меня так тоже бывает, – оживился Турок, разливая по второй. – Вот как отрежет: где был, чего делал? Лучше всего память пивом возвращать. Вот сейчас махнем по сто пятьдесят и пивка… вспомнишь то, чего не было.
Я прижимала к груди минералку и силилась придать туловищу вертикальное положение, оно упорно заваливалось то вправо, то влево, я перестала сопротивляться, уронила голову на подушку и закрыла глаза. Вторично я очнулась в кромешной мгле и поначалу даже испугалась, снилась мне какая-то чертовщина, и пробуждение показалось продолжением сна. Я несколько раз моргнула, начала всматриваться в темноту и наконец сообразила, что лежу на кушетке в гостиной Турка, поднялась, наткнулась на что-то и обрадовалась: «что-то» оказалось торшером, я нашла выключатель, зажмурилась, а потом смогла осмотреться. Квартира выглядела так, точно здесь резвилось стадо слонов, и было так тихо, что я почти не сомневалась: я осталась одна.
Я отправилась проверить свою догадку и потратила полчаса на осмотр достопримечательностей, кстати, посмотреть в квартире было на что. Осмотр я закончила в холле, прошла в кухню, по пути взглянув на часы: 23.15 (жалюзи опущены с прошлого вечера, оттого везде такая темнота). На кухне я приготовила себе скромный ужин: взболтала три яйца и выпила залпом, а потом безо всякой радости сжевала бутерброд. Долгий сон пошел мне на пользу, чувствовала я себя паршиво, и угрызения совести все еще мучили, но все пять чувств ко мне уже вернулись, и это было хорошо. Заварив кофе и придя в себя, я начала соображать, что делать дальше. Для начала вышла на лестничную клетку и проверила, заперта ли дверь Иркиной квартиры – чужая собственность для меня свята. Слава богу, я помнила об этом, даже находясь в нетрезвом состоянии. Обшарив карманы джинсов, я нашла ключи и вздохнула с облегчением. Теперь осталось решить, где ждать Турка, в его квартире или в моей. Замков у него было три, один можно просто захлопнуть, вопрос: взял ли он ключи? Если дверь я захлопну, а ключей у него все-таки не окажется, Турок вряд ли будет мне особенно признателен. Пожалуй, лучше дождаться Николая в его квартире. На мое решение очень сильно оказал влияние тот факт, что я имела возможность хорошенько здесь все осмотреть, а если Турок застанет меня в малоподходящем для ожидания месте, скажу, что ищу свои ключи. Спрятав для пущей убедительности ключи под пуфик в ванной, я приступила к обыску. Через час я твердо знала: Коля любит белые носки. У него их было не меньше сотни, причем встречались они во многих местах, иногда совершенно неожиданных, например, в верхнем ящике огромного письменного стола в комнате, похожей на кабинет, если бы я могла предположить, что ему зачем-то мог этот самый кабинет понадобиться. Второе открытие, которое я сделала, меня сильно опечалило. Турок имел стойкое отвращение к слову, письменному или печатному. Ни одной книги, газеты, письма, листка бумаги или хотя бы авторучки я не нашла. Такого мне встречать еще не приходилось, и на некоторое время я впала в прострацию, но тут взгляд мой зацепился за прикроватную тумбочку (я находилась в спальне наверху), и я издала радостный вопль: из ящика торчал белый уголок, и провалиться мне на этом месте, если это не бумага. В тумбочке были фотографии, сотни две, не меньше. Глянцевые цветные снимки стандартного формата наглядно свидетельствовали о том, как Коля любил проводить свой досуг. Двадцать три блондинки с выдающимися бюстами, бюстами средней величины и вообще без намека на оный сидели, стояли, лежали, загорали и резвились на морском песочке рядом с Колей. Двадцать четвертая оказалась брюнеткой, и это ее Турок выдворял вчера из своей квартиры. О жизнелюбии Коли свидетельствовали снимки, сделанные на рыбалке, охоте, в сауне, ресторане, компании друзей, таких же, как он, мордастых и жизнерадостных. На друзей я обратила особое внимание и смогла обнаружить несколько знакомых лиц, но это ровным счетом ничего не значило.
Я собрала фотографии, рассовала их по ящикам, особо не заботясь вернуть все на прежние места, и тут услышала звонок. Звонили в дверь, и весьма настойчиво. Я почему-то перепугалась и, кубарем скатившись по лестнице, на цыпочках подкралась к двери. В голову пришла вполне здравая мысль, что это вернулся Турок и надеется попасть в родную квартиру. Я посмотрела в «глазок», но ни Турка, ни кого-либо другого не увидела. Что ж, Коля мог привалиться к стене от избытка жизненных сил и оказался вне поля моего зрения, что тоже вполне нормально, и все же, памятуя, что я в чужой квартире и оставлена охранять хозяйское добро (правда, был другой вариант – меня оставили по забывчивости), я сначала накинула дверную цепочку, а уж потом открыла дверь. Человек, стоявший где-то справа, сделал шаг, а я посоветовала себе во что бы то ни стало удержаться на ногах: передо мной был Синий пиджак, не сойти мне с этого места. Правда, сейчас на нем была бежевая ветровка, неброская, хотя и стоила приличных денег. Я-то была уверена, что ни в жизнь не смогу дать описание парня, и действительно не смогла бы, но такой взгляд, как у него, не забудешь… Парню с такими глазами надо носить очки. Наверное, он подумал то же самое, увидев меня. То ли я себя чем-то выдала, то ли он попросту узнал меня, на его лице мелькнула досада, но он тут же расцвел потрясающей улыбкой, с которой не могли соревноваться ни Родионов, ни Колесников, ни Том Круз. Уголки моих губ начали непроизвольно растягиваться, а вот сердечко заныло, и ответная улыбка вышла так себе, потому что, как бы шикарно паренек ни улыбался, со своим дрянным взглядом он ничего поделать не мог. «Очки, только очки», – мысленно посоветовала я, слегка качнулась, уцепилась за ручку двери и спросила как ни в чем не бывало:
– Вам кого?
– Турок дома?
– Коля? Нет.
– А где он?