взаимозаменяемость деталей, то есть, фактически — органов.
— Что?
— Да-да. Посмотри, что валяется вокруг. Половина здесь — «объедки», остальное — запчасти. Представляешь, ты убил на охоте какую-то дичь, а потом взял и пересадил себе ее печень, например, потому что твоя собственная начала побаливать… Я просто уверен, что сейчас на планете такое — вовсе не редкость, а правило. Принцип «черного ящика» в наши дни был отлично известен. И я не вижу причин, по которым они не могли его унаследовать.
— А где они берут металл?
— От агрегатов с более низким уровнем развития. Цепочка начинается от неподвижных роботов, которые извлекают из среды металлы и запасают энергии больше, чем им нужно. То же самое касается и «растительности». Обмен веществ тут тоже должен быть своеобразным. Без серной и азотной кислот явно не обошлось, хотя для них нужна специальная изоляция, это во-первых, а во-вторых, я думаю, это не самые мощные реагенты из всех, что здесь участвуют. Сомневаюсь, что мы найдем что-либо, напоминающее наши вирусы, экосистема планеты, кажется, превосходно обходится без них. Напрашивается вывод, что форма существования разума на Земле, наблюдаемая нами сейчас, ничем не хуже той, к которой принадлежим мы сами. С той лишь разницей, что… Впрочем, так мы далеко зайдем.
— У них даже любовь есть, — усмехнулась Фредерика.
Даркингтон крепко сжал перчатку ее скафандра.
— Да, — сказал он, — вполне вероятно, что у наиболее сложных роботов воспроизводство стало прерогативой одной из форм, в то время как другие отличаются большей силой и ловкостью. Отсюда вытекает, что у них должны быть и психологические различия.
— Психологические?! — Куроки даже подскочил. — Погоди-ка! Я же помню все эти разговоры, что компьютер — всего-навсего электронная рухлядь… Причем здесь психология?
— Называй это как хочешь, — Даркингтон пожал плечами. — Но этот робот пользуется орудиями, которые он сделал сам. Перед нами же стоит вопрос — как убедить его, что мы — тоже мыслящие существа.
— Он, что, слепой! — воскликнула Фредерика. — Мы ведь тоже пользуемся орудиями, а Сэм даже рисовал ему графики. Чего ему нужно еще?
— Я об этом мире знаю столько же, сколько и вы. Что толку гадать… — устало сказал Даркингтон. — Но… ну, например, помните, в цирке дрессированные шимпанзе откалывали всякие номера, но при этом они ведь не понимали, что они всего лишь шимпанзе…
— А может, ему просто наплевать? — предположил Куроки. — Ведь были же такие люди, которым на все наплевать.
— Если Хью прав относительно «черного ящика», — медленно, словно додумывая на ходу, сказала Фредерика, — то эти роботы с самого начала развивались как охотники. То есть, агрессивность свою они получили не в ходе эволюции, она была заложена в них изначально. Все равно, как если бы люди произошли от тигра, а не от обезьяны. Представляешь, насколько бы тогда наша психология отличалась от теперешней?
Ответа не последовало.
Порывистым движением Фредерика прижалась к Даркингтону, и Куроки отвернулся — не столько из такта, сколько от сознания собственного одиночества. Его подруга была сейчас далеко, за несколько тысяч миль, а он не мог даже проститься с ней перед смертью.
Отправляя экспедицию, капитан Торшоу предупредил настойчивых добровольцев, чтобы они не рассчитывали на то, что в случае чего их обязательно вызволят. Никаких спасателей не будет, сказал он им. И сейчас капитан испытывал острое чувство вины за то, что позволил этим троим рисковать собой. Ведь они, эти трое, составляли три процента человечества. Конечно, «Странник» обязательно повисит еще на орбите, в надежде, что произойдет чудо, и катер вернется. Но рано или поздно корабль должен будет взять курс на звезды. И тогда подруге Сэма придется искать другого отца своему будущему сыну, которого она, быть может, назовет Сэмом…
«Как бы я хотел, чтобы Фредди была сейчас на корабле, с девушкой Сэма… Или не хотел бы? Или я должен этого хотеть? Ладно, к черту! Нужно думать, как выбраться отсюда».
Мысли вращались в голове Даркингтона, словно автомобильные колеса на скользкой дороге. Что делать? Что делать? Что делать? Его пистолет пропал, гранаты Сэма тоже, у них осталось только несколько приборов и инструментов. Хотя наверняка на этой свалке у входа в пещеру найдется какое-нибудь оружие, которым человек может сразиться с чудовищем. Бой будет мгновенным, против стали и пламени долго не выстоишь, но такая смерть все же лучше, чем трястись от ужаса в ожидании, когда этот урод выкинет очередной фортель или когда окончательно выйдут из строя регенерационные воздушные фильтры. Но это — теоретически, а на практике — проволочная петля крепко держала его за пояс, не позволяя сделать лишнего шага от многотонной железной глыбы. Нужно войти с ним в контакт. Любым способом. Умолять, угрожать, обещать, льстить… Правда, теорема Пифагора впечатления не произвела. Что дальше? Как сообщить «Я живой!» тому, кто сам мертв, как камень?
Хотя, с другой стороны, что значит «живой»? Должен ли любой «живой» организм строиться на основе белка? Если древние морские роботы-платформы были всего лишь сверхсложными машинами, то на каком этапе развития их «потомки» стали… существами одушевленными?
Ладно, хватит об этом. Ты же биолог, ты же отлично знаешь, что вопрос этот не имеет смысла, и то, что твой собственный организм построен на белке, вовсе не является доказательством универсальности твоей биохимии; считать иначе было бы неразумно и нелогично.
— Наверное, между собой они общаются по радио, — послышался в наушниках тихий голос Куроки. — А о том, что звук может нести информацию, и понятия не имеют. Вдруг они вообще тут все глухие? От ушей в этих дребезжащих джунглях проку мало. Черт его дернул переломать наши передатчики! — Куроки подвинул к себе валявшийся на полу ранец Фредерики. — Знаешь, Фредди, я попробую собрать один передатчик из остатков наших трех. Если хватит деталей, конечно. Устроим на его несущей частоте небольшой концерт, может, тогда он соизволит обратить на нас внимание.
Он принялся за работу. Страдая от того, что не может помочь, и от того, что ничего путного не идет в голову, Даркингтон мрачно уставился на роботов. Полностью игнорируя людей, машины стояли рядом, плотно прижавшись друг к другу.
Фредерика чуть слышно застонала. До чего же медленно тянется ночь! Земля состарилась… вращаться ей тяжело, она устала… как и он сам. Незаметно Даркингтон заснул.
Проснулся он внезапно.
Монстр возвышался над ним, огромный, страшный, ростом до самого неба. Широко расставив ноги, робот нависал над распростертыми телами людей, с озадаченным видом разглядывая работу Куроки. В одной руке он держал плазменный резак; поврежденная рука была полностью восстановлена. Робот был грозен, великолепен в своем величии и напоминал некое языческое божество.
Резак полыхнул плазмой, проволока испарилась, и Куроки — один из всех — обрел свободу.
Но ненадолго.
— Сэм! — закричала Фредерика.
— Эй-эй, ты… потише… не жми так… Зажатый в кулаке робота, пилот корчился от боли. — Я рад, приятель, я рад, что так тебе понравился… Потише, ты, тебе говорят, скотина…
Свободной рукой робот вдруг сломал левую ногу Куроки и попытался ее оторвать. Сэм дико вскрикнул, но скафандр выдержал. Но обоим — и Фредерике, и Даркингтону — показалось, что они слышали отвратительный хруст костей.
— Прекрати! Чертова машина! — Хью бросился вперед, но проволока сразу напомнила ему о себе. Закрыв ладонями стекло гермошлема, Фредерика пожелала Куроки быстрой смерти.
Но он был еще жив и даже не потерял сознания. Крича, он продолжал отбиваться и затих только после того, как робот распорол скафандр кончиком своего копья. Металлическая ткань лопнула, но изолирующая жидкость, вскипев между слоями материи, предотвратила утечку воздуха.
И тут Даркингтон увидел, как робот, отбросив уже безжизненное тело Куроки, бешено замахал руками и отскочил назад. Кислород, запоздало сообразил Даркингтон, борясь с черно-красной мглой, застилавшей
