– Вы хорошо осведомлены, – оборвала его Люба, – давайте оставим эту тему. Только предупреждаю: если к моей дочери какая-нибудь малокультурная мразь приблизится ближе чем на пять метров, ты, Квантадзе, случайно окажешься в одной камере с бывшими участниками чеченской войны или с бывшими омоновцами. Ясно?
Главарь ничего не ответил, лишь еле слышно скрипнул зубами.
– Ясно или нет? – не повышая голоса, повторила следователь Дмитриева.
– Будем считать, что мы не поняли друг друга, – произнес наконец главарь, изобразив на небритой физиономии подобие улыбки.
– В таком случае допрос на сегодня закончен, – подвела итог Люба, – надеюсь, при следующей нашей встрече вы будете понятливей.
Подполковник Дмитриева вновь перешла на «вы». Конвоировать Квантадзе в камеру отправились Гриша и два его дюжих подчиненных. Через пару секунд, как только за всеми ними захлопнулась дверь, в коридоре послышалась возня и приглушенный стон. «Господин Квантадзе поскользнулся», – усмехнулась про себя Люба, закрывая папку с делом. Через полторы минуты в кабинет вошел Гриша.
– До камеры добрался? – вопросительно взглянула на него Дмитриева.
– Более-менее, – кивнул майор Мартынов, – жив, здоров и невредим. Откуда знаешь арабский? – поинтересовался Гриша.
– Когда развелась с Олиным отцом, таким образом пыталась избавиться от депрессии... Между прочим, очень помогает. Да и вообще знать иностранные языки невредно.
– Слушай, а что такое «ашаурок талиб»? – спросил Гриша, быстро достав свой блокнот и найдя в нем нужную фразу.
– Наверное... – неуверенно начала Люба, напрягая память, – может быть, «ашкурак талиб»?
– Возможно.
– Благодарю тебя, студент, – тут же ответила Дмитриева, – талиб в переводе с арабского – студент.
Гриша быстро сделал пометку в блокноте.
– На концерт сегодня пойти не хочешь? – спросил Гриша, спрятав блокнот. – При депрессиях тоже очень полезное дело.
– Депрессии у меня больше нет. Как и свободного времени, – ответила Люба.
Перед концертом у Григория было время заехать домой, принять душ, побриться и пару часов посвятить сну, так как прошедшая ночь была посвящена засаде. Отоспавшись, Гриша примерил перед зеркалом гражданский костюм, приколол на него орден Мужества и колодки, обозначающие количество медалей. Несколько лет назад Григорий Мартынов принимал участие в задержании бандформирования, находящегося на территории тогда еще отчаянно воевавшей Чечни. В то время Гриша был заместителем командира СОМа – сводного отряда милиции, побывавшего как-то раз в серьезной переделке – со всех сторон его блокировали боевики. Поскольку командира в первые минуты боя ранили, майор Мартынов возглавил отряд и сумел организовать оборону. Через час на подмогу пришел спецназ внутренних войск и вертушки. Среди Гришиных подчиненных имелись раненые, но погибших – ни одного. Сегодня Гриша как участник боевых действий был приглашен на торжественный концерт, посвященный ветеранам локальных войн и конфликтов.
11
Николай Водорезов также был одет в гражданский костюм. В центральный концертный зал он пришел за полчаса до начала зрелища. Немногочисленные знакомые приветствовали Николая сдержанно, без объятий. В Чечне и в других горячих точках Водорезов был командиром специальной разведгруппы. Такие себя не афишируют, в лицо их знает ограниченный круг людей, и те лишний раз этого не показывают. Да-да – Николай поймал себя на мысли, что здесь, сейчас, в этом концертном зале, война вдруг напомнила о себе. «Я не участвую в войне. Война участвует во мне...» Автора этих стихотворных строк подполковник, к сожалению, забыл. Вообще же насчет войны у Водорезова была формулировка из одного слова, но повторяемого не менее трех раз. Грязь, грязь... И еще раз ГРЯЗЬ! В прямом и переносном смысле. Потому как земля, дороги все изрыты, испаханы гусеницами боевой техники. Ботинки-берцы в той грязи вязнут, иной раз и вовсе идти невозможно. Если в селе каком, то приходится ломать забор, чтобы хоть какую-то тропу выложить. Женщины местные причитают, что-то на своем языке выкрикивают... И борта БРДемов, и штабные «уазики»-таблетки – все в этой грязи.
Сейчас грязи нет. И кругом все свои ребята. Кто в парадной форме, кто в камуфляже, кто в гражданском. Но все с медалями и орденами. Чисто все, люстры под потолком, точно в каком-то королевском дворце, зеркала опять же. Кругом «свои», одни «свои», а Николая мыслишка мерзкая одолевает, и прогнать ее никакой возможности нет. Все ли «свои» свои? Для того и пришел сюда Водорезов. Ведь если верить мотоциклисту, Казаков просто-таки землю роет, ищет таинственную банду «карателей». И явно подозревает, что Николай имеет к ней отношение. Но ведь не одного Николая подозревает полковник. Наверняка и других ребят, имеющих боевой опыт, уже прощупал. Вот это-то и хотел выяснить Водорезов. В антракте, перед вторым отделением. Он уже наметил, к кому из сослуживцев подойдет и в разговоре как бы невзначай задаст пару вопросов. Но более всего Николая интересовало, почему Казаков так привязался к женщине? Сначала бесцеремонно вломился в кабинет, потом подослал каких-то мордоворотов, квартиру на прослушку поставил... Додумать Николай не успел, чья-то тяжелая ладонь легла ему на плечо.
– Гвардии майор Ручьев прибыл в ваше распоряжение!
Перед Водорезовым стоял Петр Ручьев, тоже офицер спецразведки ВДВ, с которым они вместе участвовали в двух боевых операциях. Друзьями они не стали, но друг друга уважали. Петр, как и Водорезов, был одет в гражданский костюм со скромным рядом орденских планок. Он был повыше Водорезова, моложе годами, худощавый, но с тяжелыми, увесистыми кулаками. И еще Николай отметил, что Петр вставил себе фарфоровые зубы вместо металлических, лишившись таким образом одной из своих главных примет... Что ж, на ловца, как говорится, и зверь бежит.
– Проблемы в жизни есть? – неожиданно после приветствия и пары дежурных фраз спросил Водорезов.
– Почему спрашиваешь? – ничуть не удивившись, отозвался Петр.
В этот момент раздался звонок, оповещающий о том, что пора занимать места в зрительном зале.
– Потом поговорим, – произнес Водорезов с улыбкой.
– Хорошо, – улыбнулся в ответ Петр.
С противоположной стороны фойе в сторону балкона направлялся Григорий Мартынов. «Интересно, Люба сегодня в самом деле занята, или она тактично дает понять, что я мужчина не ее романа?» – размышлял Гриша, стараясь отвлечься от «зондеркоманды», «гастролеров» и прочего, уже многие годы составлявшего основную часть его без малого сорокалетней жизни.
Концерт начался с обычных приветствий, торжественной части и уже традиционных выступлений заслуженных и народных артистов. Уже ближе к концу первого отделения на сцену вышли те, ради кого и пришли сюда многие ветераны. Это были армейские барды и вокально-инструментальные коллективы, в состав которых вошли бойцы, прошедшие Чечню и Афганистан. Они же являлись авторами музыки и слов. Песни их порой были далеки от совершенства, но в них ощущалась энергия, искренность, они исполняли вживую, без фонограммы. Поэтому так хотелось их слушать, этим объяснялась их большая популярность, причем не только среди военных. После выступления сержанта-контрактника, спевшего под гитару песню памяти своего погибшего друга, конферансье объявил:
– Ансамбль воздушно-десантных войск «Затяжной прыжок»!
В зале раздались бурные аплодисменты.
– Солист и руководитель ансамбля гвардии полковник Валерий Гнедич! – продолжил ведущий под неумолкающие восторженные хлопки.
На сцену вышли пятеро ребят в десантной полевой форме, без головных уборов, но с боевыми орденами и медалями. Гитарист, бас-гитарист, клавишник, барабанщик и лидер «Затяжного прыжка» – моложавый, крепкий полковник с загорелым, обветренным лицом и заметной проседью в темных волосах. Водорезов знал и ребят из ансамбля, и его руководителя. Гнедич действительно успел повоевать и в Афганистане, и в Югославии, и в Приднестровье, и в Чечне. В Чечне они почти не встречались. Гнедич служил в оперативном управлении штаба ВДВ, занимался планированием десантных операций. В песне, которую они начали петь,
