– Так что я могу сделать? – повторила свой вопрос Люба.
– В вас могут стрелять? – вопросом на вопрос отозвалась Карина, кивнув на Любину грудь. – У вас есть бронежилет? – уточнила она.
– Стрелять в меня вряд ли станут, поэтому бронежилета нет. – Люба слегка оттянула ткань костюма, и Карина убедилась, что броня и в самом деле отсутствует.
И еще она убедилась в наличии у следачки подмышечной кобуры, уж точно не пустой. Рана у Карины была не столь серьезна, как она изображала, силы еще оставались. Вместо просьбы, Карина ударила Дмитриеву ногой в живот, почти таким же ударом она совсем недавно вывела из строя рослого сержанта- тюремщика. Однако Дмитриева сумела поймать ногу Карины, еще мгновение, и она провела бы болевой прием, но Карине под руку попался какой-то узкий, тяжелый предмет, удобный для метания. Она запустила его в голову следачке. Люба инстинктивно закрыла лицо, в результате ее хватка ослабла и Карине удалось вырваться. Вскочив на ноги, она тут же ударила Любу в солнечное сплетение. Обе оказались на полу. Карина дралась отчаянно, пыталась вцепиться в горло, придушить, добраться ногтями до глаз, но Люба была обучена приемам самообороны. Она пыталась вывернуть Карине руки, взять ее на болевой прием. Сообразив, что ментовка, как и все бабы, в первую очередь бережет лицо, Карина улучила момент и вновь ударила Любу в болевую точку ниже груди. Следачка заметно ослабла, и этого вполне хватило Карине, чтобы добраться до кобуры. Отдать оружие рецидивистке Люба не могла. Извернувшись немыслимым образом, она зубами вцепилась в кисть руки, уже сжимающую рукоятку ее табельного «ПМ».
Опера и спецназовцы под командованием майора Воробьева всполошились и ворвались в комнату, только когда прозвучал выстрел. Когда они оказались в комнате, Люба уже поднялась с пола, рядом с ее пистолетом лицом вниз лежала Карина. Из-под черных волос проступала бурая лужица.
– Я виновата, – покаялась Дмитриева. – Дала ей завладеть оружием...
– Кто стрелял? – спросил командир спецназа.
– Она, – вздохнула Люба. – Сумела сунуть ствол под шею... Мне не удалось ей помешать.
– Могла ведь и вас, – покачал головой командир.
– Могла, – буднично кивнула Люба.
– Все замечательно, Любовь Николаевна, – подал голос майор. – Я готов указать в своем рапорте, что вы действовали в соответствии с инструкциями... Одним словом, на съедение вас не отдадим. – Он бодро подмигнул спецназовцам.
Люба ничего не ответила, майор, в свою очередь, откланялся и отбыл рапортовать об успешном завершении операции по поимке Крымшамхаловой. Его в самом прямом смысле ждали «великие дела», он нужен был генералу. Бешеная тварь Карина-Крымчанка больше никому не страшна. Двое оперативников, подчиненных Воробьева, остались ждать приезда экспертов и следственных чиновников.
– Любовь Николаевна, может, вам успокоительного? Или коньяка? – спросил командир, не первый год знающий старшего следователя.
– Или, – кивнула Люба, и спецназовец протянул ей фляжку.
Собственную Дмитриева оставила дома. Сделав пару спасительных бодрящих глотков, Люба в который раз убедилась и отметила, что оперативная работа не для нее. Анализировать, вести следствие – это у нее получалось замечательным образом. Но вот задержания, работа по-«горячему» – это не Любин «конек». Несмотря на успехи в практической стрельбе и чуть меньшие успехи в сбрасывании лишних килограммов... Тем не менее у нее остался адрес. Адрес, названный Кариной перед смертью.
– Едем вот по этому адресу. – Люба отозвала командира в коридор и быстро назвала ему возможное убежище Руслана. – Там Кизилов.
– Кизилов? Вы уверены в этом, Любовь Николаевна?
– Не задавай дурацких вопросов. Вот только подчиненным майора Воробьева сообщать об этом не стоит. Машина на ходу?
– Обижаете!
– Тогда вперед, пока прокурорские с экспертами нас не тормознули. До этой точки час езды, если в пробке не застрянем.
Спустя час после беседы с синеглазым Алексеем Алексеевичем Максим и Николай вошли в придорожное кафе. Их встретила официантка с дежурной улыбкой, пригласила сесть за столик и подождать.
– Генриха он нам отдаст, – повторил Водорезов.
– Наверное, – с некоторым сомнением согласился Максим. – Только... Его судить надо. Просто убить – самосуд.
– Все правильно. Но если бы я не выдвинул эти условия, Генрих был бы для нас недосягаем... Жаль, оружие генерал отобрал.
В самом деле, таковы были условия. Максим должен был «выяснить отношения» с Генрихом без огнестрельного и холодного оружия.
– Смотри-ка, готовятся! – заметил Максим.
В самом деле, четверо служащих кафе вынесли из зала два столика. Переставшая улыбаться официантка заперла дверь, повесила табличку «Временно закрыто». А еще через минуту в помещении кафе не осталось ни официанток, ни бармена, ни прочих служащих. Посетителей же не было еще до того, как Максим и Водорезов зашли в кафе. Со стороны барной стойки появились угрюмые ребята впечатляющих габаритов.
– Потом все спишут на разборку между подмосковными группировками, – сказал Николай, поднявшись.
Максим последовал его примеру, в свою очередь отбросив в сторону и стул, и столик. Ничто не должно мешаться у бойцов под ногами. Однако сам Генрих ни вступать в бой, ни показываться не торопился. Против двух десантников вышли шестеро. Не шпана, не гопники великовозрастные, а хорошо подготовленные (все тем же Генрихом-мясником) бойцы.
– Ну что, ребята, в полный контакт? – спросил Николай, видя, что боевики не торопятся на сближение.
– В полный, золотопогонники, – отозвался один из противников, высокий, со злым, крайне несимпатичным лицом.
Впрочем, враги еще ни разу не казались Водорезову симпатичными.
– Золотопогонный я один, – ответил Николай, машинально отмечая, что бойцы либо из бывших ментов- беспредельщиков, либо из уголовников, бывших казарменных «дедов», люто ненавидящих армейских офицеров.
– Смотрю, ребята, долго вы смерть искали. Ты, стало быть, первый? – продолжил разговор Николай, не меняя непринужденной расслабленной позы.
Вместо ответа несимпатичный противник взмыл в воздух и, точно торпеда, врезался в Николая. Одновременно с ним другой боевик (такой же малоприятный) бросился Водорезову в ноги. Максима же атаковали оставшиеся четверо. Блокировать столь сильный удар Водорезов не смог. Он перекатом ушел влево столь быстро и стремительно, что одновременно бросившиеся на него боевики не сумели даже коснуться «золотопогонного». Максим же сумел блокировать два удара в голову и даже ухитрился опрокинуть одного из нападавших прямым в корпус, но четвертый, видимо специалист по борьбе, сбил Богданова подсечкой. Николай успел принять боевую стойку на долю секунды раньше, чем его противники. Того, что был к нему ближе, Водорезов достал коротким ударом под коленную чашечку. Тот с воем свалился, и Николай потерял к нему всякий интерес. Ребятишки сами хотели «полный контакт», поэтому он не дозировал удары. Второй, не меняя злого выражения на кирпичной харе, нанес Николаю прямой боксерский удар в лицо. Водорезов остановил удар подбивающим верхним блоком и тут же контратаковал противника ребром ладони по переносице. С булькающим звуком тот рухнул Водорезову под ноги, чуть замедлив подполковнику движение вперед. «Полный контакт» закончился для «злого» сотрясением мозга и носом, перерубленным на две части. Упавший Максим не давал боевикам запинать себя, одного даже сумел опрокинуть, поймав за пятку, но остальные наносили удары, достойные лучших бразильских нападающих; Богданову все труднее и труднее было блокировать их и уклоняться. Теперь настал черед Водорезову превратиться в торпеду. В прыжке он ударил сразу двоих – одного в кадык, другого под ухо. Третий обернулся, замешкался и Максим, не поднимаясь на ноги, сбил его ударом в солнечное сплетение.
