бегство, а задача не менее сложная и почетная, чем лезть на приступ вражеских стен, размахивая флагом с лилиями. Но если принц, получив свободу, решит бороться за свои права, можем ли мы рассчитывать на помощь нашего отважного герцога? Тогда неизбежна гражданская война.
— Вы помните Фронду, Франсуа? — тихо спросила Шевретта.
— Еще бы, черт возьми! — сказал Бофор, — О, простите!
— Ничего.
'Итак, если принц решит воевать…
Бофор подскочил на месте.
— Слышите, а? Этот бард меня с ума сведет! И сведет на нет все наши усилия! Это же новый вызов!
— Дослушайте сначала, — повела бровями графиня, — Это скорее шутка.
— Полагаете, королю понравится такой юмор? На словах Людовик отрекается от пиратства, от всех каперов и приватиров. А на деле — тс! — я вам ничего не говорил, но мне ли, адмиралу, не знать,… а на деле Его Величество оказывает им покровительство.
— Я об этом ничего не знаю, адмирал, и вы мне ничего не говорили. Ничегошеньки, — Шевретта сделала детские глаза. Бофор улыбнулся.
— Мари, вы говорили, что вам далеко до спартанки. Но он-то у вас, похоже, спартанец, — вздохнул Бофор.
— Не сбивайте меня со своими спартанцами, герцог! У меня и без древних греков голова идет кругом! Чем вы недовольны — пиратами? Замените пиратов на солдат и спойте королю. Смысл изменится. Людовик обладает чувством юмора, не переживайте.
— Браво, мадам! Оставим как есть. Не зря Ришелье величал вас сверхинтриганкой.
— Это не интрига, герцог, это инстинкт.
— Что за инстинкт?
— Древний инстинкт, герцог, древний как сама жизнь. Желание защитить своего детеныша. Схватить по-кошачьи за шкирку и утащить от всех бед и опасностей.
— Раньше надо было 'хватать за шкирку' , дорогая Мари. Что же вы не хватали его при Ришелье?
Впервые герцог де Бофор в задушевном разговоре отважился напомнить Шевретте о прошлом.
— Никто, кроме Рауля, не вправе упрекать меня за времена Ришелье!
— Он-то вас не упрекнет. Он вас обожает.
— Я знаю, — сказала Шевретта, — Я его тоже.
Бофор опасался Шевретту в гневе, а один осторожный намек на времена Ришелье — и она вспыхнула как ракета.
'Король отрекается от пиратства. А сам-то ты кто, не пират? Пиратский адмирал, кружевной и бархатный Франсуа в парике алонж'.
— А насчет опрокинутого бокала не беспокойтесь, — шепнул Бофор, — Вассал моего вассала — немой вассал. Могу я сослаться на вас, убеждая Гримо?
— Немого вассала? Да, разумеется. Вы все сказали, Франсуа?
— Кажется, ничего не забыл… Ах да, насчет опрокинутого бокала… Я переговорю с капитаном де Вентадорном и постараюсь его убедить.
— …в том, чтобы пили первый тост за морского властелина — за Нептуна!
— О Шевретта! Вот кто был бы у меня главным советником! И как вас посещают такие хитрые идеи!
— Это жизненный опыт и немного фантазии, — улыбнулась Шевретта, — Когда-то давно, в гораздо более опасной ситуации мушкетеры подняли тост за пленного короля Карла Первого. И король все понял.
— Я знаю эту историю, — сказал Бофор, — И все-таки мне тревожно. Подчиняясь тому же древнему инстинкту, я думаю о своей дочери.
— Вы же не приняли мой вариант, герцог.
— Я не о том. Если даже крохотуля — барабанщик грозится прыгнуть с ростра и утопиться, моя сумасбродка тем более не повернет назад и не поедет с нами. Думаете, я не пытался внушить ей, что это безумие? А кстати, Рауль до сих пор не подписал контракт.
— Вот и повод, чтобы получить необходимую вам подпись на доверенности. Организуйте это, Франсуа.
— Я думал, вы ухватитесь за эту соломинку.
— Мы еще не утопающие… У меня мелькнула одна мысль…Не будь в этой истории замешана Лавальер, я сейчас не хуже ведущей актрисы мольеровской труппы или покойной миледи грохнулась бы в обморок и разыграла бы тут пред всем обществом нервную болезнь, сердечный приступ — что угодно. Ваш любезный доктор подтвердил бы нужный диагноз, и вы отпустили бы со мной Рауля 'по семейным обстоятельствам' .
— А вы могли бы?
— Безусловно.
— Предупредить врача?
— Не нужно. Бражелон-на-Луаре — райское место, но слишком близко от владений маркиза де Лавальера. ТРИ МУШКЕТНЫХ ВЫСТРЕЛА, не так ли, Франсуа? Там сейчас хуже, чем с вами, герцог.
— Но свет клином не сошелся на вашем Бражелоне-на-Луаре. А ваша мнимая болезнь — достаточно веское основание, чтобы…
— Я не смогу долго притворяться больной. А, разоблачив мой обман, Рауль может впутаться в более опасное дело, чем ваш поход.
— Полагаете, он продолжит неравную борьбу с королем за Лавальер?
— Еще опаснее.
— То, что вы с Атосом замышляете во Франции?
— Скорее да чем нет, — сказала Шевретта.
— Я понял, — кивнул герцог, — Да вы не тревожьтесь. Ваш сын будут постоянно при мне, при Штабе, я его от себя ни на шаг не отпущу.
— Об этом я вас и хотела просить, Франсуа. Вы сами сказали. А за дочь не тревожьтесь.
— Вы не можете понять.
— Я-то как раз и могу, — печально сказала Шевретта, — Вы забыли, что у меня была дочь от первого брака. Дочь де Шевреза.
— Простите! Совсем забыл… Вы меня… простили?
— Я… заговорила об этом… в связи с мадемуазель де Бофор… Рауль не повеса и не волокита. Или вы судите по себе, мой герцог?
— О, я! — пробормотал герцог смущенно, — Жестокая вы все-таки женщина, понял я с полуслова ваш намек. Да, я вел далеко не безупречный образ жизни, но у меня по иронии судьбы — невинная добродетельная девочка.
— Да и я не была образцом нравственности. У меня были увлечения. До Атоса. Вы полагаете,