Звук был знакомый и отчетливый – ребенок сосал материнскую грудь.

Бурцев протянул руки, спросил настороженным голосом, пугая сам себя:

– Ксения?.. Это ты, Ксения?

Почудилось, шелковистый атлас качнулся в пестром пространстве и исчез. А вместе с ним – улетающий лепет ребенка…

Бурцев почувствовал, что нельзя здесь больше находиться, притворил дверь, поднял с пола пальто и, не оглядываясь, вышел из дома.

На улице было утро, и солнце играло в сосульках, выбивая светом тонкий, хрустальный звон. Беззаботный весенний мир ликовал над городом, словно слепой незримый дождь, смывал все пережитые за ночь получувства и полуощущения. И в проясненном, просветленном сознании осталась единственная, но зато радостная мысль, что он слышал ночью голос своего ребенка.

И потом, в течение всего дня, реальный мир окончательно вернулся и утвердился в виде бесконечных хлопот, разговоров, проблем и связанных с этим чувств и мыслей, но та, что возникла утром, продолжала независимо и незаметно существовать в нем, как существует родинка на теле.

Явившись в прокуратуру – а здесь встречали как старого знакомого, хотя никто тут не ждал высокого гостя из Москвы, – Бурцев запросил дело Сливкова, ознакомился с его основными документами и тут же отменил постановление о его прекращении. Городской прокурор, только что поивший его чаем за благодушным разговором, закряхтел от плохо скрываемого неудовольствия.

– По какой же возбуждать прикажете?

– Умышленное убийство, – сказал Бурцев, отлично представляя, сколько хлопот доставит этим распоряжением: дело было заведомо бесперспективным и дохлым. – Этот фельдшер не был наркоманом. А был он платным агентом КГБ. Улавливаете?

Городской прокурор нахохлился и стал жевать губу, а через минуту оживился:

– Может, он кого-нибудь сдал? А его в отместку…

– Не исключено и это. Хотя маловероятно. Есть другая версия. Агента убрали… в общем, свои. И связано это с убийством Николая Кузминых, а потом и с внезапным отъездом его семьи. Кстати, новое место жительства так и не установили?

– Как в воду канули…

– Хорошо, если не в прямом смысле. Дознание по этому поводу было?

Прокурор достал носовой платок, вытер лысеющую голову – пробило в пот.

– Заявления не поступало… Виноват, конечно, надо было самому…

– Исчезает целая семьи, причем после убийства одного ее члена, а вы ждете заявления? – с удовольствием выговорил Бурцев: внешне покойная, безмятежная жизнь в Студеницах действовала умиротворяюще и на законников.

– Есть недоработка, – покаялся прокурор. – Да тут поступала к нам информация… Свидетель нашелся, случайно… Ночью он ходит грибы собирать, чтоб раньше всех поспеть… Так вот он вертолет возле города в лесу видел, на грибной поляне. Машина подъехала, из нее люди вышли, очень похожие на семейство Кузминых. Точно сказать не мог, темно было, но похожи, говорит. Сели они в вертолет и улетели. Самое главное, как раз в ту же ночь, как Кузминых исчезли.

– А если их таким образом похитили? – озадачил его Бурцев.

– Да ну уж, похитили… У нас не похищают, не слышно еще пока… неуверенно проговорил местный законник. – И кто похитит директора школы? С какой целью?

– У нас вон даже монахов из монастырей воруют.

– То у вас…

– Но ведь убили же Николая Кузминых? Между прочим, умышленно.

– Как это – умышленно? Есть доказательства? – испугался прокурор.

– Кое-что есть, кое-что хотел уточнить, да вот фельдшер-то у вас умер якобы от передозировки наркотика. А он наверняка что-то видел или знал… В любом случае дело придется возбуждать снова. По вновь открывшимся обстоятельствам…

– А какие основания? А где эти обстоятельства?

– Станем искать – откроются. По Сливкову – раз, по Николаю Кузминых два, по его семье – три. – Бурцев демонстративно загибал пальцы. – И четвертое – по Валентину Иннокентьевичу Прозорову. Слышали о таком?

– Как же, знаю. Инженер с подстанции. С ума сошел.

– Возможно и так… Но ведь тоже уехал – и с концом.

– Но он-то каким боком ко всему этому?

– У него были тесные связи с семьей Кузминых. Очень тесные. И о них Сливков хорошо знал.

– Ну, вы сейчас нам навешаете темняков, – скрывая свое расстройство, хихикнул прокурор. – Да еще каких!.. Если тут замешан КГБ – эту веревочку нам не потянуть. Из Москвы подмога нужна. Больно уж контора серьезная, и концы умеет прятать. Отсюда мы их никак не достанем.

Бурцев хорошо себе это представлял и в какой-то мере жалел местных законников – таинственную спецслужбу, на которую работал головорез Елизаров, и из Москвы-то было не достать, однако ему сейчас требовалось, чтобы в тех местах, где неведомые генерал Клепиков и полковник Скворчевский «обрубали концы» и затирали свои следы, возникло хоть какое-нибудь шевеление. Был необходим постоянный и сильный раздражитель, что-то вроде гвоздя в сапоге, чтобы вынудить их проявиться, заставить выйти на контакт с прокуратурой.

Сесть им на хвост, пока они твой не выщипали…

А там разобраться, кто же у головорезов небесный покровитель.

И если после этого Генеральный скажет «ша», если закон для них не писан, а все их сатанинские действия творятся в интересах государства, то под человеческим разумом можно подводить черту.

– Вы – отсюда, мы – оттуда, – пообещал Бурцев. – Глядишь, кого-нибудь и достанем.

– У нас по городу такие хорошие показатели были за прошлый год, вздохнул прокурор. – Все тяжкие раскрыты… А теперь…

– Егеря Вохмина помните? Свидетелем проходил?

– Как же, помню. Из «Русской ловли».

– Он-то хоть жив?

Кажется, прокурор уже сомневался во всем и, ожидая еще какой-нибудь неприятности, ладонью вытер голову и потянулся к телефону.

– Сейчас… Все выясню! Был жив!.. Позавчера на глухарей звал. Скоро охота открывается…

– Не звоните. – Бурцев отнял у него трубку и положил на аппарат. Найдите только адрес. И еще. В доме, где жили Лидия Васильевна и этот инженер Прозоров, квартировала учительница, – он намеренно говорил сухо и независимо. – Где она сейчас, знаете? И что с ней?

Прокурор уже опасался всего, окончательно расстроенный и сбитый с толку. Видно было, что он знает, но взлелеянная студеницкой жизнью беззаботность сейчас не выдерживала обвала забот, и всякая информация воспринималась с испугом.

– А что с ней? – спросил он, вероятно вспомнив, что у гостя из Москвы с Ксенией были отношения, и предчувствуя, что сейчас на его голову свалится еще не испытанный гнев.

– Это я спрашиваю, что с ней, – поправил Бурцев.

– У вас есть какая-то… информация?

– Нет у меня никакой информации! Законник облегченно вздохнул, но в голосе еще слышался испуг:

– Она год как уволилась и уехала. Еще до конца декретного отпуска.

За окном вдруг сорвалась и со звоном разбилась об асфальт огромная блестящая сосулька. Бурцев засмеялся.

– Что? – насторожился прокурор и выглянул в окно, перехватив его взгляд.

– Да нет, ничего!.. Все хорошо, а кого она родила, знаете?

– Нет, – расстроился тот. – Но могу уточнить, сейчас же!

– Уточните, пожалуйста. И еще – в какой город уехала.

Прокурор стал накручивать телефон, а Сергей подошел к окну, и в тот же миг сорвалась еще одна сосулька. Должно быть, роды у Ксении принимал акушер Сливков, должен был успеть принять… И как жаль,