не только над заповедником.
Ярослав поискал солнечное пятно за тучами, однако облачность была плотной. Следовало бы признаться себе, что заблудился, но инстинктивная жажда бежать еще сушила гортань и горячила голову. Он спустился с гряды, взял правее и пошел скорым шагом. Показалось, замелькал впереди частокол молодого соснового бора – это значит, он когда-то перескочил вспаханную противопожарную полосу и теперь попал на территорию заповедника. Сразу отлегло: еще пара километров – и будет протока в Зимнее озеро…
Он прибавил шагу и неожиданно увидел впереди руины церквушки возле фамильного склепа князей Захарьиных. Обрадовался и не поверил, осмотрелся и, прячась за редкими кустами боярышника, подобрался ближе: нет, это все-таки Дворянское Гнездо, вон и стальная решетка ограды чернеет сквозь заросли шиповника…
А над летним озером – лебединый клин…
Снова пошел дождь, горизонт приблизился, подступил к самой усадьбе, резко сократив пространство, из которого теперь никуда не хотелось убегать. Ярослав забрался в заросшие ярко-зеленой крапивой и кустами рябины церковные развалины, отыскал нишу в стене, куда не захлестывал дождь, и примостился на кирпичах. Наверное, оставаться в непосредственной близости от Дворянского Гнезда было нельзя, потому что радиотелефон по-прежнему молчал, однако здесь, среди руин, пришло чувство полной безопасности. Ярослав нарвал твердой, еще не убитой морозом рябины и стал есть. Горечь показалась приятной, хотя ягода была жесткой и сухой. Бережно подтянув к себе ветку, стараясь не стряхивать воду, он стал рвать гроздья губами. Ел, пока не затошнило, а потом сжался в комок, согрелся и задремал.
И в полусне, когда реальность чуть отступила, понял, отчего так хорошо и безопасно: наконец-то он ощутил волю. Ничего не держало, не сковывало, и в любой момент можно было встать и уйти куда хочешь.
Но никуда уходить не хотелось. Его будто приручили, как волка, подержав в клетке…
Он не слышал, когда в развалинах появился тренер, увидел его сидящим у стены под рябиновым кустом. Женя тоже ел ягоды, захватывая гроздья ртом.
– Пошли домой, – сказал он. – Отбой тревоги…
– Как ты меня нашел? – спросил Ярослав, разминая затекшие ноги.
– У тебя же трубка в кармане, – буркнул тот, набирая рябины с собой. Куда ты денешься… И тут была «охота на лис»…
– А если бы выбросил?
– Выбросил… Отнимать бы стали – не отдал. Ярослав решил, что теперь-то уж, после такой проверки, его не посадят за решетку, пусть под надзор, только не в подвал. Но после ужина доверенный Закомарного достал ключи, выразительно позвенел, дескать, пора, и отвел в камеру.
– Так и тебе спокойнее будет, среди картин… Наутро Ярослав услышал гул вертолета над Дворянским Гнездом. Это значило, что нагрянул в резиденцию сам хозяин. Прошло часа три, прежде чем в подвале появился доверенный, молча открыл дверь, поздоровался за руку и сообщил, что Овидий Сергеевич ждет.
Закомарный встретил его сдержанно, без обычного свойского, панибратского тона – не хлопал по плечу, не говорил «брат», и за этим крылось что-то серьезное или торжественное.
– Насколько я понимаю, тебя больше не тянет к скитнической жизни? спросил он с явным намеком на то, что Ярослав не сбежал, оказавшись на воле.
– Привык к тюремной, – не удержался он. – Комплекс узника – вернулся туда, где кормят.
– А языки еще не забыл? Правила хорошего тона, дипломатические протоколы… В общем, чему тебя в институте учили?
– К сожалению, за решеткой ничего этого не требуется.
– Обижаешься? – усмехнулся Овидий Сергеевич. – А на кого? На обстоятельства? На судьбу? Так тебе крупно повезло, сейчас бы уже черви съели… Или на кого-то конкретно?
– Жалко потерянного времени.
– Допустим, ты потерял его с пользой для души и собственного здоровья. Но знаешь, по чьей воле… отбывал свой срок?
Ярослав вскинул голову. Закомарный удовлетворенно засмеялся.
– Да, правильно, по воле наследницы престола. Она велела спрятать так, чтобы мир забыл о тебе. К тому же случай был подходящий, Ястреб устроил катастрофу…
– Почему не сказать сразу? Я бы сидел и не дергался.
– Дергался бы! И еще как дергался! Бог весть что тебе бы в голову полезло. А так ты же на меня грешил? На меня, и потому сидел спокойно… Ладно, я не затем поднял тебя на свет Божий. Должен сообщить радостную вещь – отсидка в подвалах Дворянского Гнезда благополучно завершилась. А теперь настала пора поменять, скажем так, место заключения.
– То есть переведешь в другую тюрьму? – насторожился Ярослав, готовый к сопротивлению.
– Не спеши, – упредил его Овидий Сергеевич. – В тебе действительно крепко засел комплекс узника. Полное отсутствие дипломатического этикета и простейшей выдержки. Сначала выслушай предложения, а потом делай выводы.
– Не мудрено…
– Обстановка сложилась так, что тебе придется уехать из России. На некоторое время. Например, во Францию или Италию. Сам понимаешь, за рубежом тебе тоже пока нельзя жить в открытую, пусть и под другим именем. Не исключено, что Ястреб может выйти на след. Поэтому есть единственное место, где гарантирована полная безопасность. Это Афонский русский монастырь. Слышал о таком?
– Монастырь? – искренне изумился Ярослав. – А известно тебе, что на Афон приезжают лишь после пострига здесь, в России? И еще по согласованию с братией и особому благословению Патриарха?
– Вот, а говоришь, все забыл, чему учили! – одобрил Закомарный. Кое-что, оказывается, помнишь…
– Помню… Еще помню, из Афонского монастыря ни одному иноку назад пути нет.
– Ну, мы тоже кое-что изучали. Это общеизвестный факт.
– Тем более! Прежде бы спросить, хочу ли я принять постриг. Так вот, не хочу. И не буду. А насильно – увы, постригают только неугодных отпрысков царского рода.
– Ладно, угомонись, – замахал руками Овидий Сергеевич. – Никуда ты не денешься… Кстати, знаешь, сколько твоих предков принимали иноческий сан? Кроме матери, теперь схимницы Илиодоры. Не знаешь… А их было еще шестеро! Ничего, да? Это у вас наследственное, чувствуешь?
– Это невозможно…
– Возможно, все возможно. Монастырь – не наши подвалы, но жить придется в таких же условиях, если не в худших. Да ты же не особенно привередливый?
– Отказаться, естественно, я не могу?
– Можешь. Ты совершенно свободен. Не царский же ты отпрыск, чтобы постригать насильно. Вставай и уходи, никто не задержит.
Ярослав сидел не шевелясь: согласие означало, что он станет восьмым из рода Пелевиных, принявшим монашество…
На всю жизнь, безвозвратно, бескомпромиссно… Перед глазами стоял царственный призрак с каштановыми волосами.
– Мне нужно встретиться и поговорить с ее дядей, Алексеем Владимировичем…
– Он был ей не дядя, а дядька. Так называют воспитателей, – печально вымолвил Овидий Сергеевич. – Помнишь, он часто болел… Неделю назад попросил, чтобы освободили от бремени престолоблюстителя и вернули в монастырь.
– Почему – вернули?
– Потому что он с тридцати лет схимонах, но вынужден был жить в миру. И хлебать его мерзости!.. Каково ему было изображать эти бесконечные женитьбы, семейную жизнь. Хорошо, все «жены» его были Христовыми невестами и понимали, во имя чего страдают… Но умирать им завещано дома, в своей обители. Вот он и умер, Царство Небесное… Перед смертью назвал тебя.
– Меня?! Почему же меня?.. Почему я должен повиноваться его воле?!
– Это не его воля…