– Проходите…

– Мама, мы к тебе с ночевкой, – объявила Аннушка.

– Хорошо, – на ходу обронила она. – Баранова не будет дома…

– Кто такой Баранов? – шепотом спросил Кирилл.

– Мамин муж, – так же ответила Аннушка и уже громко добавила: – У нас свадьба ровно через месяц.

– Как жаль, – без сожаления проронила теща. – Мы уже будем в Ялте. Очень жаль.

Она усадила гостей на просторной кухне и принялась готовить кофе. Кухня, вернее, стены ее пестрели от множества разнообразной металлической посуды, кухонных агрегатов, коробок и банок. Обстановка при этом выглядела аккуратной и очень современной. И сама хозяйка, наряженная модно и со вкусом, удачно вписывалась в эту атмосферу, словно в рекламном ролике.

– Жаль, жаль, – еще раз повторила теща, дожидаясь, когда вскипит кофе. – У нас билеты…

«А мне совсем не жаль, – вдруг подумал Кирилл. – Ну и езжайте в свою Ялту!»

– Мы познакомились с Кириллом на улице, – призналась Аннушка. – Но это судьба, мама. Это счастливая встреча!

– Я рада, – сказала теща и разлила кофе по маленьким чашечкам. – Очень рада.

Кирилл неожиданно для себя увидел, что эта женщина невероятно уставшая. И хотя она двигалась свободно, но, кажется, в самом деле валится с ног: утомленность и тяжесть проступали в глазах, в сказанных словах и движениях.

– Представляешь, мама, Кирилл – из рода Ерашовых, – сообщила Аннушка. – Помнишь, я тебе рассказывала?.. И вот, встретила Кирилла…

– Кто это – Ерашовы? – меланхолично спросила теща. – Не помню…

– Мама, ну я же говорила тебе о могиле Варвары Николаевны Ерашовой, помнишь?

– О могиле?!

– Да!

Теща делала вид, что вспоминает, а возможно, и в самом деле вспоминала, да из-за усталости казалась рассеянной и забывчивой. Аннушке стало неловко, и она перевела разговор на другое:

– Мама, а я квартиру купила. Вернее, комнату в двухкомнатной квартире.

– Очень хорошо, поздравляю, – чуть оживилась теща. – Жилье для вас сейчас необходимо. Вы сможете уединиться, чтобы принадлежать друг другу.

– Нет, мамочка, – возразила Аннушка. – Мы станем жить у Кирилла в доме. У него такой дом! В Дендрарии. И озеро под окном. Это родовой дом Ерашовых. Целое поместье! Средневековый замок!

– Замечательно! – Теща чуть приподняла веки и взглянула на Кирилла – зрачки ее были огромные, отчего глаза показались черными.

– Мы приехали, чтобы сделать одно дело, – пояснила Аннушка. – Нам на свадьбу нужны деньги…

– Очень жаль, но сейчас у меня нет денег, – сказала теща.

– Ну что ты, мама! У нас есть! – нарочито весело отозвалась Аннушка. – Бабушка Кирилла дала нам целое состояние – вот! – Она положила на стол платочек с монетами и развязала его.

Теща посмотрела и пожала плечами:

– Это золото?

– Золотые царские десятки. Их нужно продать за миллион.

– Не знаю, Баранова нет. – Оживление ее угасло. – А я в золоте совсем не разбираюсь… Хотя минуту…

Она переставила телефон с полочки на стол и набрала номер. И пока ждала ответа, сосредоточенно рассматривала свои изящные ногти на тонких пальчиках.

– Юля, позови, пожалуйста, маму, – сказала она в трубку и потом продолжила: – Маша, мне принесли монеты…

– Золотые десятки, – подсказала Аннушка. – Царской чеканки.

– Золотые десятки царской чеканки, – повторила она и стала что-то выслушивать. – Что? Стоят ли они на ребре? Не знаю…

– Стоят! – сказала Аннушка и поставила монету на ребро, охраняя ладонями, чтобы не укатилась.

– Стоят, – повторила теща в трубку. – А получить хотят миллион…

– За десять монет…

– За десять монет. – Теща послушала еще и положила трубку. – В Столешниковом есть магазин, коммерческий, «Вита». Утром спросите Машу, черненькая такая евреечка, на артистку Ахеджакову похожа… Она купит.

– Как все просто, – почему-то грустно проронила Аннушка.

– Да, все просто, – подтвердила теща. – Еще кофе?

И она еще раз подняла взгляд на Кирилла. А ему захотелось скорчить ей рожу убийцы, чтобы хоть как- нибудь вывести ее из этого меланхолично-утомленного состояния. Однако он отвел глаза и ощутил, как жар непонятного стыда ползет от горла к ушам и щекам: он будто нечаянно заглянул в комнату, где совершалось то, что скрывается от всякого постороннего, от всякого третьего. Он вдруг осознал природу усталости этой женщины, увидел в ее глазах не утомление, а женскую истому, тоску по мужчине, причем не скрываемую и раньше не понятую. И он устыдился, что увидел ее.

– Я постелю вам в зале, – сказала она и медленно удалилась.

– Мам, постой! – Аннушка убежала за ней, и Кирилл, оставшись один, выпил залпом чашку остывшего кофе и закурил. Бабушка Полина в прошлую ночь оставила Аннушку у себя в комнате, и это означало, что она останется там до свадьбы, под зорким оком целомудрия.

И теперь ее мать – эта странная и малопонятная женщина, способная коротким взглядом обратить в стыд, вогнать в смущение, вызвав неуместные и неестественные чувства, – готовит им постель! Он хотел этого и одновременно отвергал; он стремился к близости и всячески оттягивал ее, откладывал, как самый прекрасный миг жизни, тем самым продляя чувство предощущения. Одна мысль уже волновала его, горячила дыхание и кружила голову, и этого пока хватало с лихвой, чтобы испытывать счастье. Тем более он не желал, чтобы все свершилось здесь, в этом доме и именно сейчас. Но неведомая и таинственная сила, подобная томящемуся взгляду ее матери, гипнотически овладевала сознанием, и искусительный голос кружился, обволакивал слух.

– Я… постелю… вам… в зале…

В первый день, когда Кирилл ночевал в комнате Аннушки, а она всю ночь заучивала молитвы, ничего подобного не было. Напротив, он ощущал спокойствие и облегчение, что тот ее порок, замеченный у старика художника в мастерской, оказался выдумкой, наваждением, а ее желание позировать обнаженной находило оправдание в редкой красоте тела, его пластике и гармонии. Кирилл прикурил одну сигарету от другой – пальцы подрагивали и потели ладони. На кухню заглянула Аннушка:

– Пойдем, я тебе покажу ванную.

Он измял, изломал сигарету в пепельнице и, качнувшись, встал. В ванной умылся холодной водой, посмотрелся в зеркало, изобразил рожу садиста-убийцы, но сам себе показался не смешным, а страшным. Аннушка отвела его в залу, уложила на диван и сказала:

– Спи, милый, и ни о чем не думай. А мы с мамой посекретничаем.

И он как-то облегченно и сразу уснул.

Проснувшись же утром, он мгновенно все вспомнил и увидел возле своего плеча спящую Аннушку. И не испытал ни бешеных приливов страсти, ни жгучей жажды близости; стало просто хорошо от сознания собственной силы воли и самообладания, что она может вот так доверчиво и спокойно спать рядом, прикасаясь к нему обнаженным телом. За окном светило солнце, и непорочное утро будто святой водой освящало, окропляло каждый уголок этого порочного дома.

Беготня по Москве началась еще в тещиной квартире – они проспали и теперь опаздывали повсюду. Скупщица золота нервничала, и монеты в ее руках, настоящие, сверхточной царской чеканки, единственные в мире способные стоять на ребре при его мизерной толщине, не стояли и валились. Кириллу самому пришлось их выставлять – так проверялась подлинность монет. После шумного, визгливого ее неудовольствия она взялась пересчитывать деньги, но и деревянные рубли не слушались ее рук, смешивались, спутывались, рассыпались. Тут же, в магазине, она наконец обменяла мелкие купюры на